Я, наконец, посмотрела "Белую ленту" Ханеке – удовольствие было, прямо скажем, не из легких: фильм шел на немецком с английскими субтитрами (белыми буквами на черно-белом фоне, что раздражало). В итоге, конец фильма оставил чувство – нет, не выполненного долга (это не к искусству), а завершенной трудной работы.
Проще всего углядеть в фильме Ханеке попытку показать и объяснить, а, вернее, вскрыть причины и истоки зарождающегося в Германии нацизма, о котором режиссер решил поведать в форме притчи: в сущности, именно об этом с разной степенью талантливости говорят практически все посмотревшие фильм, лишь варьируя формулировки. Вот самая типичная из них: "Мы так никогда и не узнаем, кто совершил эти злодеяния в деревне, но всем нам [они – это почему-то всегда "все мы"] ясно, что это сделали дети в отместку за лицемерие, лживость и жестокость взрослых, и при этом дети сами незаметно превратились в палачей и будущих фашистов". Что и говорить, выглядит убедительно, но с одной оговоркой: Ханеке не был бы великим режиссером – ну, может, просто хорошим, но не великим – если бы действительно напрямую увязал всё происходящее в его фильме с исторической реальностью произошедшей цивилизационной катастрофы 30-40х годов ХХ века.
Хотя фильм и привязан к определенному времени и месту (маленькая лютеранская деревушка на севере Германии, канун Первой Мировой войны), его хронотоп абсолютно вневременной и внепространственный: именно поэтому у деревни нет названия, и деревня, вернее, Деревня – это просто очень удобная метафора, с помощью которой легче всего показать, как устроено общество со всей своей очевидной (и одновременной) институциональной простотой и сложностью. Ни один из взрослых героев драмы не называется по имени: для зрителя они так и останутся Пастором, Доктором, Повитухой, Учителем, Бароном и Баронессой. И только у детей в фильме есть имена – да ещё у невесты Учителя, совсем юной девушки (её зовут Евой), пожалуй, самой нежной и чистой героини в фильме.
Первая же напрашивающаяся к "Белой ленте" параллель – конечно же, "Фанни и Александр" Бергмана. Возможно, и сам Ханеке что-нибудь говорил по этому поводу – я специально не стала ничего искать. Сходство у обоих фильмов явное – по крайней мере, для меня, причем Ханеке, используя похожие приемы, как будто бы разворачивает бергмановский сюжет на 90°.
Как мы помним, в фильме Бергмана рано овдовевшая мать Фанни и Александра, Эмили Экдаль, снова выходит замуж – на этот раз за епископа Эдварда Вигеруса. Епископ оказывается жестоким холодным лицемером и деспотом, который мучает жену и детей и однажды хладнокровно избивает Александра розгами.
Пастор из фильма Ханеке – такой же безжалостный злодей и тиран, как и его шведский предшественник, и его дети также наказываются розгами за малейшую, а часто и вовсе не существующую, провинность.
Но если в фильме Бергмана Александр и его сестра в конце концов покидают пасторский дом и возвращаются к родным и любящим их людям, и Александр не утрачивает своей задумчивой чуткости, то в фильме Ханеке дети – а именно пасторские дети здесь являются средоточием и движущей силой сюжета – этого лишены. Они так и не обретают любовь и понимание, избаливая свои муки в замкнутой и стигматизированной группе проклятых и превращаясь в теплохладных существ, лишенных сострадания. И в этом смысле уже не имеет большого значения, произошло это в 1914 г., раньше или позже. Перед нами картина абсолютного зла, лишь одним своим краем разворачивающаяся в немецкой деревушке. Место и время, как всегда, не имеют значения, если поле битвы – сердца людей, сердца детей.
В этом и кроется основное различие Бергмана и Ханеке: Бергман дарит зрителю надежду на искупление, Ханеке показывает, что сопротивляться бесполезно и надежды нет. Именно поэтому финал "Белой ленты", в котором ни на один поставленный вопрос не нашлось ответа, кажется таким логичным: его нет и не будет. Ответ просто не нужен, как не нужны дети, выросшие раньше срока, которых, как и босховых существ, окружает абсурд и тайна.
No comments :
Post a Comment