О добродетели, Джейн Эйр и котлетах

Мой замечательный друг ЖИЛ прислала мне ссылку на прекрасный журнал (смотреть тут). 
Особенно понравилась мне оттуда картинка с Джейн Эйр (взято тут), которая в точности характеризует её невротизированную и сухую как палка добродетель:

Вот сколько уж говорено-переговорено: не пересматривайте любимые фильмы детства, оставьте яркие впечатления в покое – всего-то дела, а свежесть восприятия останется при вас, да и хорошими воспоминаниями разбрасываться не стоит. Не фунт изюму же.

Ан нет.

В один из вечеров решила пересмотреть классическую экранизацию «Джен Эйр», сделанную ВВС в 83 г. Я отлично помню, как его впервые показали по советскому тв: мне было лет 10, и я с огромным нетерпением ждала каждую серию, а потом расстраивалась, что всё закончилось, и мне захотелось прочесть книгу – в домашней библиотеке её не было, и я нашла в школьной, на украинском, и навсегда запомнила «червону кімнату» и «порцелянове обличчя бундючної та гордовитої Бланш Інґрем». Я и до этого много читала, в том числе и английской классики, но именно с романом Бронте викторианская Англия с её неспешным драматизмом вошла в мою жизнь, и с тех пор английскую классическую литературу я люблю ничуть не меньше родной русской – и, положа руку на сердце, гораздо больше французской и немецкой.

Ну да ладно, это было лирическое отступление, теперь, собственно, к фильму.

Первые несколько серий, повествующих о годах, проведенных сиротой Джейн в ловудском приюте, меня не разочаровали: актриса, играющая её в детстве, была отменно-хороша – как, впрочем, и декорации, и малейшие детали английского быта середины 30-х годов 19 века. Но вот начиная примерно с пятой серии – времени, когда повествование уже переключилось на жизнь взрослой восемнадцатилетней Джейн – я стала замечать, что происходящее на экране мне всё меньше и меньше нравится. Во-первых, актриса, игравшая юную девушку, выглядела безнадежно-зрелой: нет, мы все, конечно, помним, что в старину люди быстрее взрослели, да и автор описывает героиню как девушку несуетливую, рассудительную и серьезную для своих лет, но всё же, всё же… Зила  Кларк в роли юной Джейн выглядела очень симпатично – милое, очень английское лицо, приятный голос (я этого совсем не замечала раньше из-за дубляжа), благородная осанка – но я видела на экране едва ли не свою ровесницу, а ведь мне, на секунду, тридцать семь, и я, выходит, вдвое старше Джейн. Второе: я только сейчас заметила, как актриса стремится, пусть и очень деликатно, подчеркнуть – нет, не независимость Джейн, которой было в избытке, а её нарочитую обособленность от всех остальных окружающих её людей, даже от миссис Фейрфакс (в книге я этого не заметила). Я бы, может, назвала это даже и горделивостью, но сюжет к такому толкованию характера героини уж никак не располагает. Ну и я не буду.

Третье: я вдруг неожиданно увидела, какими вымученными слегка неестественными выглядят пикировки героини с Рочестером. Как мы помним, Джейн, благодаря своему уму и взвешенности суждений, чаще всего выходила из этих споров победительницей, чем еще больше раздражала влюбленного в неё владельца Торнфилда. Сейчас же, глядя на их дискуссии, я словила себя на мысли, что не верю в происходящее на экране ни на йоту. То есть, по сюжету, я помнила: вот здесь и здесь Джейн должна сказать что-то блистательное, изящно поставив собеседника на место, а в итоге наблюдала вялую пикировку, в ходе которой очень красивый Далтон старательно, как по нотам, разыгрывал раздражение. (Кстати, еще одна интересная деталь, которую я заметила тоже только сейчас: как выяснилось, его мистер Рочестер говорит с сильным шотландским акцентом, из-за чего мне приходилось прилагать те еще усилия, чтобы его понять).

Ну и венцом всему стала сцена знаменитого признания Рочестера в любви – помните? Когда он вначале говорит Джейн, что собирается отослать её гувернанткой в Ирландию с замечательными рекомендациями, а сам введет в поместье молодую жену (ею должна будто бы стать Бланш Ингрем). И вот смотрю я на эту сцену моими теперешними взрослыми и, наверное, совсем уже не романтическими глазами в полном недоумении: Рочестер, что называется, играет на нервах у девушки, у которой через мгновение попросит руки – ну, мы все помним, что в литературе затягивание кульминации называется ретардацией и щекочет нервы читателям, – но не до такой же степени!..:) Итак, герой наслаждается слезами несчастной Джейн, упивается её горем, затем открывает свои чувства, сбитая с толку Джейн упрямится (имеет, знаете ли, полное право – после эдаких экивоков!..) и тоже начинает очаровательно отыгрываться – теперь уже на его нервах, но в конце концов соглашается выйти за него замуж… Глядя на эту сцену, разыгрываемую в викторианских декорациях, я осознала вдруг, что всё это выглядит уж слишком неправдоподобно, и дело тут вовсе не в незыблемости классического сюжетного канона (герои страдают, а затем счастливо воссоединяются – или гибнут, тут уж как повезёт), а в том, что как-то это всё же неправильно, даже с поправкой на донельзя романтизированный сюжет, когда вместо долгожданного любовного признания мужчина тянет резину придумывает Бог весть какие небылицы – пусть даже он хоть трижды хозяин Торнфилда.

Фильм я досмотрела, герои поженились, ложечки нашлись, но осадок, как водится, всё ж остался. Видимо, всё-таки всему своё время и пересматривать фильм, рассчитанный на юных девиц, всё же не стоило.