Lovecraftian Proceedings No. 4: on the main HPL platform! (En)

A new update on the main HPL platform, featuring yours truly in connection with Lovecraftian Proceedings (No 4). Hooray!

Призрачное-телевизионное: в Кембридже (En)

Look what’s here! An alphabetical listing of stories of ghosts and hauntings on British radio and tv at Christmastime! And the cover from the Omnibus adaptation of “Whistle, and I’ll come to you”: simply precious.

- Сохраняют ли для вас значение такие понятия, как модерн, постмодерн, марксизм, постмарксизм — или это просто ярлыки, смысл которых уже утрачен?

- Утрачен, если они используются в жестком, чисто догматическом смысле. Допустим, если ты марксист, то не только не должен использовать любую немарксистскую литературу, но желательно ее вообще не знать — никакого Фрейда или Кьеркегора. Была хорошая шутка у Джона Гэлбрейта: к марксизму относятся как к какой-то заразной болезни, от которой нужно держаться подальше и не прикасаться к ней, а если уж прикоснулся и заразился, то дело совсем безнадежное. ©

TL;DR: «Это, однако ж, не всё: на стене сбоку, как войдёшь в церковь, намалевал Вакула чёрта в аду, такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а бабы, как только расплакивалось у них на руках дитя, подносили его к картине и говорили: «Он бачь, яка кака намалевана!» — и дитя, удерживая слезёнки, косилось на картину и жалось к груди своей матери».

И ведь у них что ни Кьеркегор, всегда марксизм на выходе получается. Уметь надо (нет).

Бывают странные сближенья ©: в новом номере НЛО (ссылку запостила коллега в фейсбуке) увидела статьи по готике и хонтологии (теории призраков/призрачного), и в первой из них (краткий конспект сравнительно недавно опубликованных монографий и статей по теории готического, а также список недавно прошедших конференций/воркшопов по теме) увидела знакомое имя — Фэй Рингель, профессора из Новой Англии, мою замечательную старшую коллегу и специалиста по ГФЛ, а также завсегдатая НекрономиКонов. С нетерпением жду с ней встречи в августе на Армитадж симпозиуме.

Я сейчас напоминаю себе пса из мема “This Is Fine”: ковыряюсь в библиографии своего доклада на БАСИС и стараюсь поменьше заглядывать в новости (тщетно: лезу туда каждые пять минут, чтобы убедиться, что становится все хуже)

***

Пропускаю всю т.н. высокоинтеллектуальную соцсетевую прозу, все провиденциальные культурологические размышления, все самоуничижительные рефлексии, всю элитную деморализацию и проч. Глаз останавливается только на хронике (не на всей, конечно, а только той, которая касается непосредственно юга и плацдарма боевых действий там). Нетрудно заметить, что всем тем, чьи родные и близкие находятся в зоне боевых действий, не до литературных изысков и высокопарных банальностей.

***

Обстреляли Запорожье: никаких подробностей здесь постить не буду (самоцензура сейчас в открытых постах только на пользу), но чувствую себя... понятно как. Может быть, позже напишу об этом (хотя, вряд ли).

Текущее (немного de profundis)

Потихоньку пытаюсь вернуться к нормальному (ну, насколько это вообще сейчас возможно) рабочему графику — 1) к статье о неоготике (план и структура; список литературы есть) и 2) к апдейтам на Академии (лавкрафтовского сборника и недавнего выступления на BASEES). Медленно, но верно буду делать. На смешные tutti quanti, (мало)художественные обзоры кино и книг и лытдыбры меня пока не хватает.

Нечаянная Радость (Грейт Шелфорд)

Внезапно оказались в старой деревенской церквушке Пречистой Девы Марии в Грейт Шелфорде, многажды перестроенной с 1396 года — тихой и пустой, англиканской, конечно, и очень евангелической по духу.

И все же я рада, что ноги привели сюда: экуменизма во мне с гулькин нос, но в Светлое Христово Воскресенье Дух дышит, где хочет.

…Да Воскреснет Бог, и расточатся врази Его.

Пасха-2022

Христос Воскресе! Christ is Risen!

Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!

Christ is Risen from the dead, trampling down death by death, and upon those in the tombs bestowing life!

Χριστὸς ἀνέστη ἐκ νεκρῶν, θανάτῳ θάνατον πατήσας, καὶ τοῖς ἐν τοῖς μνήμασι, ζωὴν χαρισάμενος!

Великая Суббота (фотографии)

 Зло и смерть перестанут быть.

Великая Суббота

К Тебе, Господи, воззову, Боже мой, да не премолчиши от мене, да не когда премолчиши от мене: и уподоблюся низходящым в ров.

Услыши, Господи, глас моления моего, внегда молити ми ся к Тебе, внегда воздети ми руце мои к храму святому Твоему.

Не привлецы мене со грешники и с делающими неправду не погуби мене, глаголющими мир с ближними своими, злая же в сердцах своих.

Даждь им, Господи, по делом их, и по лукавству начинаний их: по делом руку их даждь им: воздаждь воздаяние их им.

Яко не разумеша в дела Господня и в дела руку Его: разориши я, и не созиждеши я.

Благословен Господь, яко услыша глас моления моего. Господь Помощник мой, и Защититель мой: на Него упова сердце мое, и поможе ми, и процвете плоть моя, и волею моею исповемся Ему.

Господь утверждение людей Своих, и Защититель спасений Христа Своего есть. Спаси люди Твоя и благослови достояние Твое, и упаси я, и возми я до века.

Глядя, как обмазывается ненавистью интернет в Страстную пятницу, поневоле захочешь отползти на безопасное расстояние, шепча про себя «Господи, помилуй». И это пишу я — человек немолодой, не самый наивный и всякого на своем веку повидавший. Noli me tangere, особенно сегодня.

Чистый четверг

Between the brown hands of a server-lad

The silver cross was offered to be kissed.

The men came up, lugubrious, but not sad,

And knelt reluctantly, half-prejudiced.

(And kissing, kissed the emblem of a creed.)

Then mourning women knelt; meek mouths they had,

(And kissed the Body of the Christ indeed.)

Young children came, with eager lips and glad.

(These kissed a silver doll, immensely bright.)

Then I, too, knelt before that acolyte.

Above the crucifix I bent my head:

The Christ was thin, and cold, and very dead:

And yet I bowed, yea, kissed - my lips did cling.

(I kissed the warm live hand that held the thing.) ©

Тюльпанное время

А между тем, наш сад в эти дни просто божественно-красив, и удержаться от фотографий никак невозможно (да и зачем?):

Nothings and triviality

(Комментарий к одному телеграм-посту)

Когда-то очень давно попалась на глаза сетевая диатриба (убей Бог не помню, где именно), и «элои» там поминались в качестве пейоратива, как еще одно саркастичное именование оторванной от «реальной жизни» (что бы это ни значило) и самозамкнутой на себе интеллигенции. Впрочем, случай частный, конечно, и погоды наверняка не делает.

An amusing article (a review on a new book, “Dinner with Joseph Johnson: Books and Friendship in a Revolutionary Age” by Daisy Hay, Associate Professor in English Literature and Life Writing at the University of Exeter) by Rosemary Hill about “that other side” of Regency London—post-Hogarthian, Gothic and brutal, which isn’t mentioned often enough: layers of Sentimentalism and Romanticism are thick and have to be unveiled. It also describes an exponential rise of the female writers’ literary market and the publishing upheaval in the light of upcoming French Revolution.

If Johnson was anything but idle, he was vulnerable in other ways to the turbulence and brutality of late Georgian London. A Radical in politics and a nonconformist in religion, he and his dinner guests rode the tide of events. The capital was the only place where they could properly function and where they might hope to encounter sympathetic company on a sufficient scale to generate the sociability of Johnson’s dining room. This was especially true for the women of his circle. But debt, scandal, civil disorder and disease were daily hazards and after war with France was declared in 1793 an increasingly repressive regime of censorship saw many of them pushed to the limits of the law and occasionally beyond it. In 1799 the weekly dinners had to move to King’s Bench Prison, where Johnson was serving six months for selling a pamphlet by Gilbert Wakefield attacking Pitt’s government for its suspension of habeas corpus at home and its conduct of the war abroad. ©

Поговорила со своими: после долгого перерыва (так-то каждый день переписываемся в ТГ и вацапе, конечно) наконец-то услышала их голос, и это было короткое счастье. Вспомнили, что сегодня восемь лет, как не стало дедушки: «не дожил наш Петрович до всего этого ужаса, и хорошо». А потом они стали извиняться, что не могут пока съездить на кладбище к нему, бабушке и маме — «есть некоторые сложности». И еще: «Бачила по телевізору, що тут в якесь село прилетіли лелеки до свого гнізда, а оселі нема. Тож вони літали і гукали: не могли зрозуміти, що сталося».

…Мне очень сложно писать об этом, потому что любое проявление сильного чувства в сети от человека, прямо не вовлеченного в ад происходящего, часто рискует выглядеть дешевой спекуляцией на горе и скорби, и сама мысль об этом делает немым. «С этим к психологу». Но мне кажется, что молчать о любви — к близким, живущим в нечеловеческом напряжении войны, которые со всем их набором обыденных черт и мелких привычек при этом превращаются в героев (безо всякого преувеличения),— тоже неверно. Нужно писать об этом — с внутренней мерой такта и осторожности, но необходимо. Помогать — безусловно и писать — тоже.

Вербное

Господь въехал в Иерусалим, зная, что ждет Его впереди. Нам всем нужны силы на эту Страстную.

***

А у этих Господь — ого-го какой!

Он-то и впрямь владыка земной!

Сей мир, сей век, сей мозг головной

Давно под его пятой.

Вкруг трона его веселой гурьбой

- Эван эвоэ! — пляшет род людской.

Быть может, и мы с тобой.

Но наш-то, наш-то — не плачь, сынок –

Но наш-то на ослике цок да цок

Навстречу смерти своей.

На встречу со страшною смертью своей,

На встречу со смертью твоей и моей!

Не плачь, она от Него не уйдет,

Никуда не спрятаться ей!

Лазарева суббота

But was I the first martyr, who
Gave up no more than life, while you,
Already free among the dead,
Your rags stripped off, your fetters shed,
Surrendered what all other men
Irrevocably keep, and when
Your battered ship at anchor lay
Seemingly safe in the dark bay
No ripple stirs, obediently
Put out a second time to sea
Well knowing that your death (in vain
Died once) must all be died again? ©

Лытдыбровое-простудное

А все-таки есть в этих незначительных записях — фиксациях обыденного, — своя приглушенная прелесть: день, яркий и теплый, был смазан дурацкой болезнью, и внезапная усталость после недолгой прогулки не дает даже толком сосредоточиться. Помню, что нужно отрихтовать библиографию выступления на Басисе, что нужно залить на Академию пдф вступления и статьи из «Лавкрафтианского сборника», но сил ни на что нет, и хочется только спать. Поскорее бы оклематься. 

Кажется, немного приболела: ничего особенного, легкая простуда, однако ж достаточно раздражающая для проявления сколь-нибудь адекватной мыслительной активности. Планирую оклематься за день-два. А пока накопившееся раздражение изливаю про себя, тихо матерясь и пролистывая терабайты чудовищно-пафосной зауми в соцсетях: чуть ли не каждый считает своим долгом поскорее продемонстрировать глубину своей скорби и размышления на манжетах о происходящем. Всем хочется сказать одно: ребята, вы не Бунины и не Георгии Ивановы, и ваша претенциозная писанина — это никакие не «окаянные дни» (при общей горькой иронии, поскольку дни и правда наступили окаянные, деваться некуда) и не «распад атома», а просто потерянное нытье. Я, впрочем, никакое из этого всего не исключение, будем честны.

Lovecraftian Proceedings (No. 4): finally in Cambridge! (En)

And so it happened! Several copies of a volume of Lovecraftian Proceedings (No. 4) released by the best ever publisher Hippocampus Press are in Cambridge! For the first time in many weeks I’m feeling happy: thanks to my dear colleagues and friends, Derrick Hussey and Prof. Dennis Quinn, we did a good job, completing the book and selecting the most interesting and challenging papers presented at the Armitage Symposium! Yours truly’s contribution is also there, and it makes me incredibly humbled and overwhelmed with joy.

Armitage Symposium-2022, I see you! And let’s continue our work for the sake of academic Lovecraftiana!

UPD. I’ll upload my piece from LP to Academia dot edu a bit later.

Написалось год* назад и чуть не потерялось в недрах фейсбука:

у нас сегодня будут гости
гагарин юрий сто минут
ты гавриил почисть орбиту
и млечный путь слегка протри

________________________

*А, нет: было тут. Ну, пусть останется повтор: будет склерозной закладкой.

Сегодня исполнилось 80 лет старшей и любимой сестре Л., Джин — абсолютной легенде семьи (я писала о ней много раз и здесь, в блоге). Получив full scholarship (стипендию на весь курс обучения) в Чикагском университете, она закончила его с отличием; всю свою научную жизнь она посвятила женщинам — особенно самым обездоленным и живущим на грани прекарности, брошенным с детьми без возможности продолжить учебу или найти хорошую работу, — и борьбе за их права на достойное существование.

Долгие годы Джин проработала в The University of Illinois Chicago (UIC) — университете, где в конце шестидесятых-семидесятых годах учились и получали образование преимущественно черные студенты; неподалеку от университетского кампуса выступали с концертами Нина Симон и Диззи Гиллеспи (the Windy City is the jazz capital of the world). В стенах университета Джин встретила и своего будущего мужа Билла, и они оба стали профессорами: типичная академическая семья.

Каждую весну Джин с Биллом ненадолго приезжали к нам в гости, но пандемия внесла во все свои коррективы: я очень скучаю по ним обоим и по разговорам с Джин. Надеюсь, что мы скоро увидимся. С днем рождения ее.

These three days of the BASEES symposium were like nothing else: attending panels with my dear colleagues and friends who spoke about polyphony, comparative studies, classical literature “in progress” (meaning its impact will never end), I felt as if the delightful (and already obscure) past was back for a minute. I want to believe that one day normality will be restored.

BASEES-2022: краткие итоги

Конференция получилась замечательной, очень рада была повидаться, наконец, со многими коллегами в реале, а не в зуме, но общий фон был сильно омрачен по понятным причинам. За три дня симпозиума я как будто вернулась ненадолго в старый прекрасный мир, где есть наши доклады, и вопросы, и сессии, и встречи с коллегами, и обсуждения текущей работы. Это все было незабываемо.

Наша с коллегами секция “The Silver Age and its Legacies” прошла отлично, хотя третий докладчик где-то потерялся. У нас были законные 20 минут на выступления, которыми мы с удовольствием и воспользовались и людей пришло неожиданно много, что меня отдельно порадовало: были и вопросы, и оживленная дискуссия (и это в воскресенье, в последний день БАСИСа!). 

Мой собственный доклад “Poetics of horror in Symbolist literature: Alexander Blok, Andrei Bely, Leonid Andreyev (a brief summary)” был посвящен fin de siècle и точкам соприкосновения с неоготическими топосами на примере малой прозы Андреева, «Символизма как миропонимания» Белого и эссеистики Блока (в частности, мифопоэтической ритуальности Weird в «Поэзии заговоров и заклинаний»). Теперь надо бы сделать полноценную статью по итогам, а пока размышляю над тем, чтоб вывесить черновик на Академию.эду (зареклась этого не делать, но по здравом размышлении проблем не вижу: нужно будет только поправить библиографию).

Снова флэшбек

После смерти мамы учительница украинского Людмила Николаевна из моей школы предложила бабушке взять меня с ее группой (ученики 6-9 классов) в Киев — провести там неделю на летних каникулах. Бабушка согласилась, и так я впервые в 12 лет оказалась в Киеве — не с семьей, а с такими же балбесами, как и я сама (в основном, девочками).

***

Жили мы в общаге музучилища (?) где-то недалеко от центра: здание было старой довоенной постройки с холодными просторными дортуарами (может быть, там была гимназия до революции, но точно уже не вспомню). Наше девчачье крыло выходило окнами в дикий заросший сад, а с другой стороны (туда вели отдельные какие-то лестницы) располагались мальчишки — не только из нашей школы, но еще и приехавшие на экскурсию ребята-подростки откуда-то из-под Тернополя.

Текущее-рабочее

Я каким-то чудом (иначе это и назвать нельзя) все же закончила вчера поздно ночью статью, которая получилась, конечно же, гораздо длиннее (и, может быть, хаотичнее), чем планировалось. Тот факт, что удалось прервать немотствование, меня (совсем немного) воодушевил, несмотря на колоссальную усталость. Надолго ли хватит этого деликатного душевного подъема, Бон весть. Ну а сейчас пойду на регистрацию BASEES.

Благовещение

...И совершилось то, что совершилось:

как бы свидетель правомочный, Вестник
внимал, внимали небеса небес,
внимала преисподняя, когда
слова сумела выговорить Дева
единственные, что звучат, вовеки
не умолкая, через тьму времен
глухонемую:
«Се, Раба Господня;
да будет Мне по слову Твоему».

И Ангел от Марии отошел. ©

И репродукция с «Благовещения» Беатрис Эммы Парсонс, художницы-современницы Уотерхауса, которая писала английские пейзажи: она и известна здесь садовой живописью, в основном. Я ее особенно люблю за то, что она часто приезжала на пленэр в Оверстранд около Кромера и работала там, поэтому все цветы и садовые дорожки вокруг Марии и Гавриила на картине кажутся такими хорошо знакомыми.

Работаю и добиваю статью, и в этот раз я чувствую какую-то чуть ли не свинцовую усталость, хотя полностью еще ее не дописала. Причины понятны и объяснимы, но от этого не легче: мой распорядок сейчас полностью зависит от контактов с моими, а все, что между, такого уж принципиального значения пока что не имеет.

While working on my paper, I’ve been reminded that today is Swinburne’s birthday, whom HPL regarded as “the only real poet in either England or America after the death of Mr. Edgar Allan Poe”: The Public Domain Review reposted their classical piece about Swinburne and Guy de Maupassant, “An Unlikely Launch.” Swinburne was also a minstrel of Poppyland, which is Cromer, my second—North Norfolk—Manna Dew.

And the other—brisk and provocative—motto has been spotted by myself in Harman’s “Weird realism: Lovecraft and philosophy”:

“The dogmatist is a pulp philosopher.”

...True that.

Тарковскому 90

У меня сегодня день флэшбеков.

Вспомнила, как в середине двухтысячных в РГАЛИ писал свою книгу о Тарковском ныне покойный уже Роберт Берд (по-моему, она была опубликована году в 2009 или даже позже: гугл помнит, а я нет). В коридорах Берд часто беседовал с немного сумасшедшим гением В.В. Забродиным — говорили об Эйзенштейне и о том, как он изобрёл кинематографический язык, объединивший Серебряный и ХХ век. Говорили и о Тарковском, но эту часть я помню смутно, и от этого горько.

Тарковскому сегодня исполнилось 90, и у меня вдруг появилось странное ощущение, что и мои воспоминания о его фильмах, с детства любимых, и разговоры о нем с друзьями юности, а позже, беседы с Забродиным и Бердом в кулуарах архива — это часть той самой дипломной работы Криса, которую он нашел в доме отца перед отправкой на Солярис. Разрозненные пыльные листки, которые, как ни старайся, не уничтожишь, потому что океан Соляриса помнит все

Одно из ранних запорожских воспоминаний: бабушка навещает какую-то пожилую знакомую, которая живет в пятиэтажке напротив, и берет меня с собой. Мне лет пять или, может, шесть, на дворе ленивое июньское утро, мы переступаем порог квартиры, и я замираю от восторга: она почти совсем пустая, устланная рушниками, на которых сушатся вкусно пахнущие пучки травы — ни гарнитура Хельги с хрусталем, ни телека, ни стенок с подписными изданиями. Хозяйка жилища, сотворенного по образу и подобию мальовничої хати, встречает нас в дверях, ведет в світлицю, где они с бабушкой о чем-то тихо беседуют, а я стесняюсь и переминаюсь с ноги на ногу, когда слышу «заходь, не бійся, дорогенька», смело ступаю в очерченный зеленым яркий солнечный круг, мой взгляд устремляется на балкон, и я снова чуть не пищу от восхищения, потому что никакого балкона и нет, а на его месте — полностью заросшее диким виноградом пространство, сотканное из прохладного воздуха и узорчатых листьев: они чуть колеблются и отбрасывают на чистые половицы калейдоскопические узоры — кружев, пропахших чабрецом и мятой

Ничего я не могу писать. Немота.

Только и могу, что быть на связи со своими и быть им хоть в чем-то нужной. Больше ничего не могу.

В кои-то веки — созерцательный лытдыбр

Сегодня был неожиданно спокойный день: поговорила со своими (у них тоже было относительно-тихо — только бы не сглазить!), отложила писанину до воскресенья или понедельника (тут уж как пойдет, но решила честно отключить от всего голову), скачала Слотердайка (ту самую «Критику цинического разума», которую прочли уже, кажется, все записные интеллектуалы, кроме вашей покорной) и «Банальность зла» Арендт (вот только не уверена, в каком именно переводе — том, который критиковал покойный Дашевский, или более позднем; надо бы, по-хорошему говоря, найти ее в оригинале, но пока попался под руку только перевод, и лучше не сбивать ритм и не откладывать на бесконечное потом). И все это не потому, что мне нечего читать: Господи, да у меня за Эверестом непрочитанного можно спрятать все скелеты, вывалившиеся из шкафа; просто, видимо, так диктует само время. Погода еще, плюс ко всему, какая-то совершенно безумная: ослепительное солнце внезапно резко и безо всяких прелюдий меняется на зиму и град, а через пять минут снова превращается в весну и апрель. Фото постить, впрочем, нет никакого настроения. Может быть, позже.

Александра Яковлева (Аасмяэ) (1957 — 2022)

Она всё-таки была удивительно красивой — такой броской, яркой, энергичной и быстро отцветающей красотой. И фильмы с ней — популярные, разобранные на цитаты, с полудетским волшебством, вечными завлабами советских учреждений и нарядами из «Бурды моден», оформлявшие собой беззаботность родительских отпусков и новогодних каникул.

И песенка в конце «Человека с Бульвара Капуцинов», где она скачет на лошади рядом с Мироновым и Боярским — ослепительная и счастливая.

Что будет, то будет —

Была - не была,

Что будет, то будет —

Такие дела.

Светлая ей память и Царствие Небесное.

This April 1st is like nothing else, and the only thing that comes to mind is a bitter quotation from HPL:

“The world is indeed comic, but the joke is on mankind.”

...Nuff said.