...

Увы, у сегодняшней истории совсем не сказочный конец: олень погиб. Веты не смогли его спасти.

Как жаль, черт.

Олени в Кембридже

Главная сегодняшняя новость в Кембридже: крошечный олень мунтжака (размером с некрупную собаку) застрял в стальных воротах колледжа Корпус Кристи часа полтора назад. Всем миром его пытаются оттуда вытащить — студенты, профессора, зоозащитники, зеваки. И даже фотограф, который, собственно, сделал единственный снимок мунтжаки, помогает тоже.

Скорее всего, пока писала пост, живтоне уже освободили.

UPD. “Но черт возьми, как, Холмс?” Мунтжаки водятся во Вьетнаме, Лаосе и на острове Борнео. Не иначе, оттуда и прискакал. В свою страну Олению.

Увидела у замечательного Дмитрия Данилова ссылку на статью, как правильно писать путевые заметки (оказывается, и здесь есть какой-то канон, хотя, казалось бы), но мельком брошенный на заглавие взгляд “травелоги” мгновенно вызвал к жизни совсем другой образ: подумалось сразу, что речь идет о специальных макаронических травниках — сакральных путеводителях по тайным и разным священным растениям (папоротникам и проч).

Как же здорово, что в начале марта я снова окажусь в высоком городе морских животных и оленей Эдинбурге. 

Эдинбург как сфера, в которой St Giles, странный саркофаг со статуей Вальтера Скотта, мосты, чайки, Музей писателей с его триадой “Бернс-Скотт-Стивенсон”, и всё непрерывно и медленно движется, поворачиваясь вдоль северной оси.

Я просто оставлю это тут.

Новая программа-монстрЪ.

Завтра — американское посольство и встреча с прекрасным и яростным Мальцевым в Лондоне.

Стимпанкерские tutti quanti

На церемонии закрытия Олимпиады летал воздушный шар Монгольфье с фонографами — стимпанкерство шагает по планете.

***

Написала прекрасному другу ЖИЛ о планах по Довженко — что хорошо было бы выступить на конференции, ему посвященной, к темой: “Стимпанкерские мотивы в “Аэрограде””. Ну там, по-хорошему говоря, дизельпанк, конечно, и Родченко с Лисицким, но все равно — отлично стыкуется, по-моему.

Конфы и немного нервно

Черт, тенденция погружения в оффлайн без возможности постить в уютненький меня решительно не радует, но, честно говоря, последние дни я что-то сильно устаю, и на блог не остается времени.

Пока не забыла, сделаю зарубки на носу памятки по двум конференциям, чтобы инфа о них никуда не потерялась. 

Итак,

• первая должна пройти в Даугавпилсе (Господи, я не была в Латвии четверть века, подумать только!.. Вот, она, старость, хы) 22-24 мая, заявку нужно прислать до 15 марта (там, кстати, будет отдельная панель по прекрасному Леониду Добычину, к которому до сих пор, увы, даже и многие коллеги относятся снисходительно, в духе “хороший писатель, но...” и о котором вышла отличная статья в “Коммерсе”);
• вторая в Киеве, в Київському національному лінгвістичному університеті — мое внимание привлек раздел “Metaphor in language, literature, and the arts: Intersemiotic links” (на глаза первой попалась английская объява, а потом уже украинская — “5. Лінгвістика і семіотика креативності: мовна та дискурсивна особистість”). Вот с интер-семиотикой я бы поработала тоже. В общем, срок по их заявкам тоже 15 марта, а сама конференция пройдет 25-27 сентября.

Вряд ли я поеду туда, но... Благодарная тема “на подумать”. Во всяком случае, заявки и статьи хочется закинуть и туда, и туда.

Nothings and triviality

На светофоре рядом со мной остановился мужчина, переодетый в женское платье. Ничего кричащего — строгая темная юбка, серый джемпер, аккуратный парик (каре), немного косметики (подведены брови и светлая помада), в руках вместительная сумка из плотной ткани. Миссис Даутфаер, но без комплементарности актерским перевоплощениям Робина Уильямса. Все еще горит красный, и к нам присоединяется женщина средних лет с велосипедом. Рассеянно скользит по нам взглядом, узнает мужчину.

Может, и было секундное замешательство — а может, и не было.

— Стив? Рада видеть.

Стив улыбается одними бледно-розовыми губами:

— И я вас. С прогулки?

Они беседуют еще мгновение (да, все хорошо, старший уже в школе, собираемся переезжать поближе к центру), потом, наконец, загорается зеленый, мы переходим улицу и разбредаемся в разные стороны.

Стив бережно несет в руках сумку; на коротких ногтях заметен сизый лак.

Из старого о Блоке

Совершенно случайно наткнулась на выходные данные своей старой статьи, которую написала девять лет назад. Очень забавно теперь она смотрится, надо сказать — такая тяжеловесная и старательная. Но для истории закину-ка я её и сюда: будет в компании блоковского ницшеанства и “De Profundis”. Ну и заодно освежу в памяти моменты, связанные с разработкой темы “Блок и Шпенглер” для предстоящей конференции.

***

Метакультурный феномен «человека-артиста» в поздней критической прозе А. Блока: исторические рецепции 

При знакомстве с критической прозой Блока позднего периода перед читателем невольно возникает вопрос: каким образом происходит формирование в блоковском мировосприятии образа «человека–артиста»? В «Крушении гуманизма» поэт вновь, как и в 1908 г., обращается к понятиям «культура» и «цивилизация», связывающим его уже не только с предшественниками Ницше и Вагнером, но и с современником – культурологом Освальдом Шпенглером. Напомним, что категория «культуры» у Блока определяется «духом музыки», то есть движущим началом самой жизни, в противовес «цивилизации», которая, по словам М. Козьмина есть «застывшие, потерявшие цельность, музыкальность формы жизни. Утрачивая дух музыки, культура перерождается в цивилизацию»[3, 14].

Нашу соседку справа зовут Аннабель, и в аккуратном саду её между роз и левкоев громоздится маленькое странное каменное сооружение, видом схожее с крошечным саркофагом.

Кембридж — приморская земля лишь условно, но не сама ли собой сложилась цитата-отпечаток действительности лирической?..

...Рядом с ней распростерт я вдали,

   В саркофаге приморской земли.
...Соседка Аннабель хочет уехать в халцедоновый Бери-Сент-Эдмундс.

Вдохновляюще-содержательное

А вот и замечательный художник Том Голд нашелся — тот самый, что сделал лучший некролог памяти Рея Бредбери. Мне все его картинки по душе, но одна приглянулась особенно. Называется: “Спугнул музу — так тебе и надо”, или “Цензор клише не товарищ”.

Их винтовочки стальные

На незримого врага...

В переулочки глухие,

Где одна пылит пурга...

Да в сугробы пуховые -

Не утянешь сапога...

...Смотрю новости из Киева по ВВС2. Несколько лет назад (кажется, четыре года прошло, а может, уже и больше) я приезжала в командировку, связанную как раз с подготовкой издания “Записных книжек и дневников” Довженко. Жила совсем недалеко от улицы Грушевского. Киев —прекраснейший город, он показался мне тогда удивительно спокойным и таким по-хорошему размеренным и монотонным — особенно в сравнении с невротической Москвой. После встреч с коллегами из Держархива удавалось погулять по центру, и до сих пор вспоминаю это время с благодарностью. 

Сейчас пристально слежу, как и все, за украинскими новостями, и уже который день вижу почерневший город, опустевшие улицы днем — и людское яростное море вечером. 

Опустошает.

Но быть вне этого невозможно.

Презентация книги в Клэр: как это было

Несколько слов по поводу вчерашнего мероприятия, которое состоялось в Латимер рум в Клэр колледже. Я подготовила небольшую презентацию — перевела несколько ключевых, с моей точки зрения, моментов из довженковских “Записных книжек и дневников”, включив туда кадры из самых известных фильмов Довженко (“Земля” и “Щорс”) и его фото с Солнцевой. Первая часть выступления касалась личной трагедии Довженко-художника, так и не успевшего воплотить свои самые главные идеи и замыслы, вторая — текстологическая — была посвящена собственно техническим вопросам — истории передачи рукописей Довженко в архив, работе над переводом записных книжек и дневниковых записей и, в частности, тому, какие предпринимались усилия для аутентичного перевода текстов с украинского на русский.

Я выступила первой, затем Таня и Груйя рассказали о кинопроекте македонского режиссера и писателя Мильчо Манчевского. Было захватывающе интересно, и мне сразу захотелось посмотреть фильм (надеюсь сделать это в самом ближайшем будущем). После наших выступлений случилась небольшая дискуссия, которая, как мне кажется, была полезной для всех участников.

Я очень признательна д-ру Рори Финнину за организацию мероприятия, Тане и Груйе — за сотрудничество, слушателям, среди которых была Марина — за отличные вопросы.

Надо продолжать в том же духе, я считаю.

Принято считать©, что поколение т.н. “новых старых контркультурщиков” вроде С. Шнурова выдает на гора гэги в низком жанре исключительно на потребу охочей до грубых развлечений публики, а уж дома-то они обязательно слушают под подушкой Элгара, Кинкс или Колтрейна и читают де Квинси в подлиннике. 

Нифига.

Думаю, и дома дальше “Какая сука эта селяви” дело не идет.

Хотела написать об итогах презентации книжки в Клэр, но пришла домой, открыла новости, и теперь все мысли в Киеве. 

Дорогие друзья, держитесь там. Пожалуйста.

Спокойствия и садовой безмятежности пост

Новые ребята из сада. Во время давешнего урагана повесили головы; думала — не устоят и скукожатся, ан нет: выправились.

Еще вчера в ленте я увидела эту статью. И вспомнила. Соседка моей мамы по палате в онкологическом корпусе запорожской горбольницы умирала от рака печени. Умирала в страшных мучениях — когда мы с бабушкой и дедушкой приходили навестить маму (папа в последние дни находился при маме безотлучно), эта несчастная женщина глухо стонала, отвернувшись к стене. Потом приходила медсестра и делала ей обезболивающий укол, и она ненадолго засыпала. Ушла она тихо, во сне. Это был 88 год, и ситуация с лекарствами хоть и была немного другой, но вряд ли лучше.

*из оффлайна*

Подрихтовала текст для презентации Довженко, кое-что добавила; завтра закину в Пойнт картинки и фотки рукописей. Надеюсь не облажаться во вторник.

Блок и Шпенглер: заявка в UCL

Вчера перед тем, как уехать слушать оперу, еле-еле успела вскочить на подножку убегающего автобуса подать заявку на участие в 5 конференции “Language, Culture and Society in Russian/English Studies”, которая снова, как и в прошлом году, пройдет в Institute of English Studies в Лондоне 5-6 августа. Тема доклада “К вопросу о сходстве и различии “Портрета культуры” в критической прозе Александра Блока и в философии Освальда Шпенглера”. Пора перечитывать “Закат Европы”: плохо, конечно, что я не знаю немецкого и не смогу читать в оригинале, но английский вариант тоже подойдет.

Peter Grimes

*вернувшись из лондонского Колизеума*

Какой великолепный яростный макабр этот Питер Граймз. И да, английский для оперы идеален.

Сегодня, между прочим, день рождения Гаршина, с чем всех нас и поздравляю. Очень жаль, что о нем сейчас нечасто вспоминают — отличный был писатель, которому одинаково хорошо удавались и детские сказки (кто не помнит “Лягушку-путешественницу”), и взрослые истории погрустнее. Я люблю Леонида Андреева, всегда с удовольствием его читаю, но до сих пор думаю, что Гаршин и Аполлон Григорьев — два его непосредственных предшественника, — были и талантливее, и глубже.

Немного дурацкого (впрочем, очевидного)

Там живет волшебник злобный
Меджисогвон, Дух Богатства,
Тот, кого Пером Жемчужным
Называют все народы;
Там озера смоляные
Разливаются, чернея,
До багряных туч заката;
Там, среди трясины мрачной,
Вьются огненные змеи,
Змеи страшные, Кинэбик!
Чайки стонут перед бурей,
— стонут, мечутся над морем
и на дно его готовы
спрятать ужас свой пред бурей.

Такой Павловой я никогда не видела. Легкая девушка с застывшим взглядом тяжелых сонных глаз, похожая на Марию с россеттиевской Ecce Ancilla Domini. Кажется, будто глядит она из-под воды.

Переписка: текущее

Основательно почистила алфавитный указатель к тому блоковской переписки — вчерне он готов, и это уже кое-что. Общая численность не установленных пока персоналий — процентов 5-8 от общего числа: в основном, сложности с установлением биографических сведений по сестрам милосердия, с которыми работала Л.Д. Блок, сослуживцам Блока по 13 Инженерной бригаде, а еще по актрисам из трупп, с которыми Л.Д. гастролировала — иногда попадались краткие биографические справки, но без указаний дат, или имена указывались не полностью — без отчества, к примеру. 

Надеюсь постепенно восполнить все имеющиеся лакуны.

Анонс (в т.ч. стимпанкерский)

На текущую работу уходит много времени, но я все-таки постараюсь выкладывать больше хроник, воспоминаний, заготовок для статей, а еще хочу сделать отдельную подборку по стимпанкерским художникам и музыке.

Садовые хроники: наводнение

Хроники британского наводнения: сегодняшним штормом покосило калитку в саду, а кот вечером прошмыгнул в дом юрким мокрым бобром.

***

Хотя у нас тут всемирный катаклизм и потоп шторм и наводнение (ну, не очень сильное, однако ж подходы к Гранчестер Мидоуз залило знатно: в итоге мосты перекрыты, а на месте лугов море разливанное), это не мешает саду потихоньку расцветать — вместе с привычными уже подснежниками уже заметны глазу ирисы и цикламены.

Работа, текущее

Презентация, презентация нависла надо мною, как Дамоклов меч — и никуда не спрятаться, не скрыться. Мой внутренний демон прокрастинации умильно шепчет, что-де “время еще есть”, но надо уже поспешать. В общем, завтра пишу-пишу, послезавтра Лондон и опера, суббота-воскресенье — пишу-шлифую-занимаюсь украшательством и картинками (выбранные ранее фото рукописей военных дневников, несколько фото самого Довженко и, возможно, рисунки из записных книжек, но насчет последнего пока не решила). 

И да будет.

Nothings and triviality

Бездомный по-видимому парень, играющий на сопилке в центре города, был встречен мной на днях в университетской библиотеке. Читал Конта. А “наш” бездомный, о котором писала раньше, — с собакой, судоку и пледом, — вытянутым подвижным лицом оказался похож на Теннанта-Доктора Ху, как если бы Теннант только что вывалился из Тардиса.

Бывают странные сближенья, да.

***

Сурикат танцевального груза.

***

Сокуров фильм снимал про Молох

а может даже про Молох

усы мешали вдохновенью

Сокуров их не пожалел

Элегическое

Почему-то вспомнилось, как Гуров в начале “Дамы с собачкой” посмеивался над обывателем, “который живет у себя где-нибудь в Белеве или Жиздре — и ему не скучно, а приедет сюда: “Ах, скучно! ах, пыль!” Подумаешь, что он из Гренады приехал”. 

А вот Василий Андреевич Жуковский, у которого сегодня, кстати, день рождения, родился как раз в селе Мишенском, Белёвского уезда Тульской губернии — и его очень даже легко представить себе скучающим хоть в Крыму, хоть в Петербурге, хоть в Гренаде, а хоть бы даже и в Белёве с Жиздрою — “Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает, Лишь слышится вдали рогов унылый звон”.

UPD. Замечательный друг Джон напомнил, что оригинал перевода Жуковского — “Элегия” Томаса Грея, который преподавал в Кембридже!.. Вот сюжет и закольцевался. 

Потом я вспомнила, что именно переводу этой элегии Грея посвятила свой доклад Элисон Тапп на недавнем симпозиуме, и всё стало еще интереснее. Мы с Джоном стали вспоминать, какое короткое стихотворение Байрона перевел Жуковский, и так пока и не вспомнили. Первое, что мне пришло в голову — “Лалла Рук” (ошибка: автор не Байрон, а Томас Мур, конечно, а я балда) и “Шильонский узник”, который, конечно, тоже не подходит, потому как “отменно длинный, длинный, длинный”. Возможно, имеется в виду “Песня”, которая вольное переложение байроновских “Stanzas for music”? В общем, подожду ответа Джона.

День рождения Верна

Возможно, в глубоком детстве, читая книги Верна никогда не начинай предложение с деепричастного оборота — это дурной тон, Асфодель, я уже была стихийным стимпанкером, иначе как объяснить, что я до сих пор помню целые отрывки из романов главного стимпанкерского автора — о Патагонии, никталопии Паганеля и Айртоне из “Детей капитана Гранта” — и совершенно фантастические и подробные описания обустройства “Таинственного острова”? И, конечно же, фильм, любимый в детстве, и увертюра Дунаевского — все складывается в единую картинку.

И испанский памятник с Щупальцами Верна — Конструктора и Усмирителя Океана — еще одно тому подтверждение.

Солярис-2

В общем, мы тут строили-строили и, наконец, построили. 

Carpe Noctem, или “Солярис: Понахали Приехали!”, часть 2. Спасибо уважаемому Севастьяну Варо за поддержание диалога в духе взаимовыручки и сотрудничества.

«Из рассказа Бертона:

– Это был туман?

– Нет, пожалуй… Нет. Коллоидная взвесь».

К прилавку магазина «Солями» перед самым закрытием подошел покупатель. Рубашка его была наполовину расстегнута, на груди синела наколка «Петруха». В зубах он крутил временно пригашенную беломорину.

– Взвесь коллоида полкило, – хрипло сказал он продавщице.

– Попросите, чтобы за вами не занимали! – продавщица, как всегда, была на взводе.

«Такой уж ее сделала Солярка», – подумал носитель татуировки и бросил пристроившейся за ним бабке в пуховом платке:

– Мамаша, просили не занимать. Коллоид кончился.

– Дык обманывают, поди! – громко зашептала ему старуха, – вчера они, шаромыжники, под прилавок цельный ящик запрятали! Тяжелый, сама видела! Расхитители собственности, парткома на них нет!

– Закрываемся! – крикнула продавщица и захлопнула кассу.

– Мамаша, ну что я могу, – с искусным безразличием сказал мужчина, уже державший в руке сетку с коллоидом. – Ну хочешь, уступлю полкило недорого.

(Продолжение по ссылке)

Морское программное

Снова слушаю ночной shipping forecast and gale warnings (морской прогноз для судов) по ВВС, за окном завывает ветер, а в голове вертится блоковское (“Корабли пришли”):

Тяжело согнулись реи, 

Наготове якоря.

UPD. Суровый и прекрасный Мальцев подсказал, что музыка в конце — “Sailing By,” by Ronald Binge, настоящее успокоительное для всех британских безумцев, и когда создатели программы решили ее поменять, гневу одержимых не было предела (думается, не только безумцы были недовольны — менять музыку в такой программе сродни святотатству для любого британца и его британского уха!).

Всё быстро вернули на место, и это правильно.

Катастрофически ничего не успеваю IRL, поэтому пока немного стимпанкерского домашнего декора, как я его вижу — ну и в пандан к шторам, конечно. Разберусь с делами, будет меньше картинок, больше дела текста.

И снова потеря. 

Т.Ф. Нешумова у себя в жж запостила сообщение Е.Б. Коркиной о том, что умер Сергей Викторович Шумихин. В это просто невозможно поверить, и я до сих пор не верю.

Я отлично помню, когда впервые увидела его фамилию — это было в начале 90-х, я только что купила в ближайшем книжном первые четыре книги 92 тома “Литнаследства”, посвященного Александру Блоку, и С.В. Шумихин был автором нескольких важных публикаций там. Потом были, конечно же, “Встречи с прошлым”, где он тоже регулярно публиковался как авторитетный ученый-текстолог, филолог и архивист, работавший в ЦГАЛИ/РГАЛИ. В начале 2000-х я и сама пришла в РГАЛИ на работу — вначале в читальный зал, и одним из первых сотрудников, кого я встретила, был как раз Сергей Викторович. Он казался немного нелюдимым, но был всегда отменно вежлив. Для меня сразу стало очевидно, что он был поглощен работой — в его “третьей комнате” в РГАЛИ на столе всегда лежали рукописи, корректуры, правка. Я терпеть не могу пафос и штампы, но именно в его случае и можно говорить о том, что он жил работой, которая были и смыслом, и движущей силой его жизни. Складывалось впечатление, что он редко обращал внимание на любые внешние события: суета плохо увязывалась со всем его обликом. Его неспешность была какой-то нездешней, старинной. Я не знаю о причинах его ухода из архива — кажется, затем он работал в “Нашем наследии”, но я могу ошибаться.

Мир и правда меняется со смертью таких людей, как Шумихин — принципиальных, профессиональных, суховатых и сдержанных. Настоящих архивистов.

Мир и вообще меняется не в лучшую сторону.

Сегодня дом стал еще чуть более стимпанкерским — мы наконец-то повесили те самые шторы, на которых конверты с размытыми штемпелями далеких стран, и виньеточный почерк, и едва проступающие силуэты призрачных викторианских дам, и, конечно же, ключи, и бабочки, легкой тушью разбросанные по размытой акварели полотна. Когда шторы шевелятся от сквозняка, есть ощущение, что полупрозрачные конверты движутся сквозь плотное тканевое пространство.

The Maker

Коротенький фильм, в котором закольцована история Франкенштейна и его творения, Пигмалиона и Галатеи — и миллионов других историй, в которых овеществленная Психея становится и музой художника, и его наваждением. Смотреть обязательно.

Рабочее и восторженное консьюмеристское ох черт, мнится мне, что концентрация теплого пушистого пледа™ в бложике зашкаливает, но куда деваться:

1. Наконец-то подобрала толковый визуал к грядущей презентации книжки в Клэр.

2. Любуюсь на приехавшие стимпанкерские (викторианские, эдварианские) новые шторы, на которых ключи, старинные почтовые конверты с быстрым легким почерком “до востребования” (carte postale, 1896) и дамы в турнюрах отмахиваются зонтиком от чернильных бабочек.

Хотела написать подробнее о вчерашнем, но пока нет времени, поэтому телеграфом из оффлайна:

Вчера в заключительной части симпозиума еще раз прозвучала не новая, в общем, но в любом случае важная мысль о пользе блоггерства — и о двойной пользе блоггинга для людей пищущих, задействованных в научной сфере. Блог и научная деятельность — вещи сополагаемые и совмещаемые, но не заменяющие друг друга: к примеру, я пришла к выводу, что научная составляющая моего собственного блога — это где-то половина из всего, что я здесь пощу; остальное — лытдыбры, кембриджская хроника, интересное (для меня) о викторианстве и стимпанке, ну и всякие нелепицы, чтобы разбавить “звериную серьезность” остального контента (причем стимпанк и викторианство разбавляются с легкостью). Согласна с мыслью, что вести только научный блог — если это не продиктовано какой-то насущной необходимостью, как-то модерация проф. сообществ, к примеру, — быстро наскучивает. Ну, это мне. Охотно допускаю, впрочем, что у других на этот счет имеется свое собственное мнение.

Symposium “New UK research in Nineteen-Century Russian Literature”: первые итоги кратко

Вернулась с симпозиума. Запомнившиеся выдержки — из первого доклада “Dynamic conflict in A. Pushkin's Boris Godunov and The Bronze Horseman”: “Illogicality in the Narod’s Mind-Set” и “Acknowledging metaphictionality as an inherent fiction of literary narrative” из блестящего доклада Риты Вайсман.

Итоги симпозиума: душеспасительно и мозгодробительно.

Историческое-велосипедное

Немного грустного: в Кембридже на Риджент стрит закрылся старейший велосипедный магазин Howes Cycles, который работал с 1840 г. В то время там продавались колеса и оборудование для конных экипажей, а лет через 20-25 в магазине появились и первые велосипеды — смешные механизмы с огромным колесом впереди. 

Howes Cycles был такой же частью кембриджского пейзажа, как и колледжи, и мосты над рекой Кем, и католическая церковь на Хиллз роуд. 5 поколений кембриджцев покупали и чинили там сначала свои коляски, а потом и велосипеды. Сейчас же витрина завешена темной тканью, на которой написано: “Спасибо всем, кто был с нами все эти 173 года. Семья Хоус благодарит уважаемых клиентов за их поддержку, лояльность и долговременное сотрудничество. Мы надеемся, что вам будет сопутствовать удача в поиске нового магазина для покупки и починки вашего велосипеда”.

“Нового магазина”. 

Считается, что владелец магазина, мистер Хоус, не захотел продавать марку крупной компании и выступил против вовлечения его маленького семейного дела в корпоративный бизнес. Он поступил очень старомодно, но и очень по-кембриджски — сохранил легенду и закрыл магазин. Никто не знает, что будет потом — откроется ли новая велосипедная лавка, уже вполне стандартная и однотипная, — или, может быть, там появится какая-нибудь сэндвичная или “Коста”, но кембриджцы еще очень долго будут по привычке называть это место “велосипедной лавкой Хоуса”.