Несколько часов до осени: внезапный апдейт

Как странно. Пока играла композиция “A flower is not a flower”, я увидела в ленте репост студенческого фильма-экранизации О'Генри «Последний лист» (1959) с молоденькой Ларисой Кадочниковой и Отаром Иоселиани в роли художника. Я так и смотрела ее без включенного звука с музыкой Сакамото, и это было поразительно, насколько точно музыка передала происходящее на экране. Длительность короткометражки — 9 минут, а саундтрека — 7 минут. Вот такой августовский метанарратив: искусство как высокое совмещение.

Несколько часов до осени

В последние часы августа хорошо слушать музыку Рюичи Сакамото в полутемной комнате — трек за треком, музыкальную тему к «Табу» Осимы, за ней «Счастливого Рождества, мистер Лоуренс» (и помнить острое лицо Боуи в золотой пыли), он же «Запретные цвета», а потом «Одиночество», и продолжать, пока не устанешь. И читать Джойс Кэрол Оутс, а можно Лорда Дансени — и прокручивать в голове собственное кино сбывшегося лета.

Наше сумасшедшее терновое дерево в этом году решило взять отпуск по уходу за корнями. Так и стоит, пустое и гордое, и мы его не осуждаем, нет: десятки банок пока что не съеденного прошлогоднего джема (с шоколадом/корицею/гвоздикой, с апельсинной стружкой и разной другой ерундой, удачно и своевременно попавшей в таз для варки варенья) так и пылятся на полках, и над ними надо работать.

Зато заносчивый атлант слива ренклод таки расправил плечи — и одарил нас урожаем спелых и сладких слив: надкусываешь ее с легким хрустом, и нет тебе никакой кислинки, один мед (иногда с брагою: те, что на верхушках, успели слегка забродить, ну да ладно). Вначале степенно и осторожно обрывали нижние ветки, потом по неустойчивой лесенке полезли наверх, вызвав бурю чувств у Пикола; самые верхние пытались ухарски сбивать палкой-копалкой, но они не дураки и не поддались — так и висят на пике нашего садового, чорт бы его побрал, эвереста, непокоренные. Дождутся своей участи, никуда не денутся.

Никаких джемов, только сполоснуть холодной водой, достать самую большую тарелку и съесть все без остатка.

А также и новая — предосенняя — лампа: крылья, ноги и хвосты.

Кромерские tutti quanti: ч.11 (постскриптум-3)

И, конечно, тряпичная кукла-пират в витрине шерингемской лавки: она, вернее, он, выглядел так, будто Незнайка сбежал-таки из Солнечного города на шхуну к капитану Флинту (кто ж не любит хорошие мэшапы — я вот люблю). 

Мы заскочили в магазин в последнюю минуту, но в том-то и прелесть всех этих крошечных приморских мест, что хозяйка не стала делать вежливо-скучное лицо — дамы и господа, приходите завтра, а сейчас, пожалуйста, проваливайте etc., — она искренне (ну, надеюсь) обрадовалась моему интересу и с удовольствием завернула куклу в хрустящую бумагу и перевязала лентой. Я смутилась и сказала, что, вообще-то, дарить ее не собираюсь, хочу оставить себе, а она ответила — ну так правильно, себе дарить — милое дело!.. На том и порешили.

В общем, посадила его (нарекла Билли Бонсом, раз уж так) к флорентийским принтам Пиноккио: пусть по ночам устраивают возлиянья с ромом, пляшут и поют, и пусть их боится сам Флинт, да.

Кромерские tutti quanti: ч.10 (“Bookworms” и книги)

Мой любимый книжный и те самые книжки:

Кромерские tutti quanti: ч.10 (постскриптум-2)

Оказывается, я ошиблась, и любимый наш букинистический в Кромере никуда не делся: поразительно, сколько раз мы проходили по New Str. мимо него и не видели в упор, хотя вглядывались, и считали номера домов от пирса, и вспоминали, как сворачивали в этот розоватый от солнечного света, побеленный известкой закоулок. Ничем не объяснить. Ну, разве что, харт-крейновской забывчивостью, которая

...like a song 

That, freed from beat and measure, wanders. 

Forgetfulness is like a bird whose wings are reconciled, 

Outspread and motionless, — 

A bird that coasts the wind unwearyingly.

В последний наш день в Кромере заставили себя, наконец, уйти от моря вглубь города (хотя какая у него глубь: он весь вокруг англиканской церкви), уходили все дальше в узкие улицы, почти в них протискиваясь, забрели в книжный с вдвойне обязывающей вывеской «Старые книги; христианская литература» (ветшает ли экзегетика, вот в чем вопрос), и Л. вдруг спросил безо всякой, впрочем, надежды, а помните, здесь неподалеку был крошечный книжный секондхенд, не знаете, куда он переехал?.. Пожилые владельцы (он — на стороне старых книг, она — на христианской) озадачились: да никуда он не переехал, вроде, все там же, на месте, сразу же за фиш’н’чипс №1, неужели пропустили?

Кромерские tutti quanti: ч.9 (фотографии Кромер Холла)

И фото того самого Кромер Холла:

Кромерские tutti quanti: ч.9 (постскриптум-1)

Когда возвращались из Фелбригг Холла, уже на подступах к Кромеру (до центральной Черч Стрит оставалось каких-то полкилометра) увидели флинтовый Кромер Холл, в котором, как нам показалось, царило запустение. Уже по приезде домой я случайно выяснила, что, помимо Суинберна, Гаскелл, Дефо и Уайльда, в Кромер приезжал Конан Дойл (я как-то выпустила это из внимания), и в числе других мест он посещал и Кромер Холл. По легенде, как раз там у него и возник замысел «Собаки Баскервилей». 

Дело было так.

После возвращения в 1901 г. из Южной Африки Конан Дойл расхворался (он подхватил южноафриканскую лихорадку — не фунт изюму, что и говорить), и чтобы окончательно выздороветь, решил провести летние каникулы в северном Норфолке — поиграть в гольф и развеяться. В Кромер Конан Дойл приехал в компании своего приятеля, журналиста Бертрама Флетчера Робинсона, и остановились они в Ройял Линкс Отель (ныне снесенный) в центре города.

Кромерские tutti quanti: ч.8 (отбытие)

Время собираться домой.

***

East and north a waste of waters, south and west
Lonelier lands than dreams in sleep would feign to be,
When the soul goes forth on travel, and is prest
Round and compassed in with clouds that flash and flee.
Dells without a streamlet, downs without a tree,
Cirques of hollow cliff that crumble, give their guest
Little hope, till hard at hand he pause, to see
Where the small town smiles, a warm still sea-side nest.
Many a lone long mile, by many a headland's crest,
Down by many a garden dear to bird and bee,
Up by many a sea-down's bare and breezy breast,
Winds the sandy strait of road where flowers run free.
Here along the deep steep lanes by field and lea
Knights have carolled, pilgrims chanted, on their quest,
Haply, ere a roof rose toward the bleak strand's lee,
Where the small town smiles, a warm still sea-side nest. ©

Кромерские tutti quanti: ч.7 (пляжный день: фотографии)

И фото пляжных кромерских видов накануне отъезда:

Кромерские tutti quanti: ч.7 (пляжный день)

“Cromer in its full glory”

Сегодня почти весь день провели у моря: брели вдоль берега на восток, к Оверстренду, но на холмы не поднимались, заходили в воду по щиколотку, а потом сидели на нагретом за день горячем песке. Взяли с собой книги, но они как-то сами вывалились из рук, и мы оба застыли в полудреме и бесцельно смотрели на волны. Одно из самых драгоценных ощущений — вот эта ласковая дремотная летняя скука у воды, которая длится и успокаивает, и почему-то надолго врезается в память.

Из щемяще-грустного: закрылся наш любимый букинистический на Cliff Road, в котором купили три года назад роскошное эдвардианское издание Китса за три фунта у царственно-равнодушного хозяина лавки; нет больше и того самого отделения банка Barclays, где мы ухитрились-таки словить вай-фай и жадно серфили в телефонах, несчастные аддикты, в тени здания на углу (барклаевский вай-фай после этого неизменно находился сам во всех отделениях банка в каждом английском городе, который мы посещали). И вообще, удивительно, как воспоминания о том, первом кромерском визите накладываются на свежие и образуют свой собственный палимпсест.

Кромерские tutti quanti: ч.6 (Browne's Tea Room)

Наши ланчи в Кромере достойны отдельного упоминания: каждый новый поход — настоящий, без дураков, английский курортный экспириенс. Вот и в Browne's Tea Room вышло так же: накрахмаленные скатерки, крошечные комнаты, в которых за тесно поставленными столиками сидят и степенно обедают чистенькие старики и старушки, нехитрое, но вкусное меню — вечные сэндвичи, салат с крабом, томатный суп, а на сладкое пудинг или сконы со сливками и джемом. Все это стало уже по-настоящему родным.

Кромерские tutti quanti: ч.5 (Шерингем: фотографии)

И чуть больше фото (как же я снова хочу прогуляться по этому маршруту!):

Кромерские tutti quanti: ч.5 (Шерингем)

Итак, мы повторили наше трехлетней давности путешествие из Кромера на запад, в городишко Шерингем, по береговой косе. Путь занял три с небольшим часа и составил примерно шесть с половиной километров, или где-то четыре мили: шли по песчаной отмели, которая была полна флинтовой галькой, то мелкой, то крупной — в ней застряли и таяли выброшенные на берег во время прилива темные водоросли. Шли мимо старых бревенчатых волнорезов, которые усиливали шум моря вдесятеро: на их почерневших верхушках отдыхали чайки. Людей везде было много: дорогие мои британцы, дети и взрослые, купаются в прохладной (и, кстати, чистой) воде, радуясь теплу — сильная жара хоть и спала, но солнце все же греет вполне по-летнему, — бродят по пляжам, собирая мелких крабов, или просто бесцельно шатаются по прекрасным ландшафтам с собаками, и у них всех, включая псов, неизменно приветливо-рассеянное выражение на лице, которое мне ужасно нравится.

Кромерские tutti quanti: ч.5 (Шерингем: начало)

Три года назад я писала о нашей дороге в Шерингем: сейчас долго искать, но помню, что она заняла часа два. В этот раз вышло дольше, три часа, но мы особо и не спешили никуда, наслаждались погодой и морем, бьющимся о волнорезы (жаль, муторно переносить видео с фейсбука, которая я тогда сняла). В Шерингеме было ослепительно-солнечно (подробнее — в следующем посте).

Кромерские tutti quanti: ч.4 (Фелбригг Холл: фотографии)

Фотографий в Фелбригг Холле я нащелкала великое множество: все, конечно, не повесишь, но пусть хоть какие-то будут.