“Four Quarters”: подробнее

“Quick now, here, now, always”

По воспоминаниям вдовы Элиота, Валери, перед тем, как публиковать сборник «Четыре квартета» (“Four Quarters”), Элиот полушутливо-полусерьезно раздумывал: «А что, если поставить ко всему этому эпиграфом сакраментальное из «Записок Пиквикского клуба» – “Время – все ж удивительная штука, да, Недди?”»

Собственно, четырехчастная мистерия «Четыре квартета» именно об этом – о феноменологии и гносеологии времени, о Dasein in a nutshell, о человеке, осознающем и познающем время во всей полноте его, времени, постепенности, внезапности и неотвратимости.

Как это сыграть? Как передать элиотовское движение невидимых солнечных часов, которые так же неумолимы, как и самый современный хронометр? Этим же вопросом задался, по-видимому, и Рэйф Файнс, который срежиссировал и сыграл все четыре квартета – да так, словно Элиот – это и он сам, и все зрители (до сих пор немногочисленные из-за пандемии), сидевшие в зале в шахматном порядке (ничто не случайно).

Рыцарь Блок у Бергмана играл со Смертью в шахматы, без надежды надеясь на выигрыш: элиотовский герой в исполнении Файнса разгадывает загадку, у которой нет и не может быть верного ответа – время меняет правила игры на ходу, и успеть за изменениями невозможно.

Файнс, как и другой бергмановский герой, Исак Борг, пробирается сквозь хронотоп вслепую: во сне потерянный Борг видит часы без циферблата – элиотовский герой-Файнс бредет сквозь запертые Хроносом двери:

Шаги откликаются в памяти

До непройденного поворота

К двери в розовый сад,

К неоткрытой двери.

Испытывает ли он, герой, отчаяние? Тоску? Безнадежность? И да, и нет: главное в этом путешествии – смирение и принятие: не случайно рефреном «Литтл Гиддинга», последнего квартета (названного по имени крошечной деревушки здесь, в Кембриджшире, ставшей в 17 веке центром религиозных войн между парламентариями и роялистами: Элиот посетил ее практически накануне войны, в 1936 году) стали строки из мистических Откровений Юлианы Нориджской, которые вошли в плоть и кровь каждого англичанина – “All shall be well, and all shall be well, and all manner of thing shall be well.” («Все разрешится, и cделается хорошо»).

Файнс улыбнулся в конце спектакля на словах о том, «что зовется началом – скорее всего, конец»: не нужно быть Заратустрой, чтобы Вечное Возвращение произошло и с тобой. Нужно верить в начала и концы – и мерить их бесстрастной мерой.