Всё-таки моя первая блоковская командировка в Петербург
– неиссякаемый источник воспоминаний. Вот сегодня, к примеру, вспомнилась встреча с Казаком Петербургским.
...Итак, второй день моего пребывания в городе поставил меня в тупик: что делать, если рукописный отдел Пушкинского Дома не работает, а никаких осмысленных планов на то, как проводить свободное время, у меня не было, как, впрочем, и денег. Знакомых в городе у меня тогда еще тоже не завелось. Ну что делать-что делать
– ясное дело, идти гулять по Петербургу, в котором даже и заблудиться-то можно с трудом: знай себе иди по Невскому прямо. Уже там все глаза проглядеть можно. А по пути можно еще придумать всякого
– музеи, книжные, кафе. Последние
– самые бюджетные, ну и пусть. Пирожные здесь удивительно дешевые и вкусные, можно наесться впрок.
Посещение Озерков, в которых являлась хмельному Блоку Незнакомка, я решила оставить "на потом" (благо, следующая остановка после Удельной) и поехала "в центр". Вышла на Гостином Дворе
– и остановилась в некоторой растерянности. Четкого плана у меня не было: ну, ясное дело, хотелось и в Эрмитаж, и в Русский Музей, и к Исаакию, и на Медный Всадник взглянуть, и на Казанский Собор... Только вот куда сначала?.. Вот он – Казанский Собор, можно, к примеру, туда. Или пройти по Невскому в сторону Площади Восстания? Иди пойти в противоположном направлении
– на Дворцовую? А потом махнуть на Васильевский?
День, между тем, выдался ненастный: выпавший за ночь ноябрьский снег таял на глазах, растекаясь в лужи под ногами. Дул сильный ветер, и поэтому я вначале не услышала, как меня окликнули:
– Послушайте, девушка. Послушайте!..
Поворачиваюсь.
Чуть поодаль стоит седоватый нестарый еще человек
– обычная одежда, лицо, каких много, в общем, ничего особо запоминающегося. Кроме одного, вернее, двух вещей
– старенького мольберта, который стоит здесь же, рядом, и стопки картин разного формата. Часть картин стоит, прислоненная к ограде, часть аккуратно сложена на картонке.
Хмуро смотрю. Не надо предлагать меня рисовать, я не люблю уличные шаржи. Почти все они, за редким исключением, кажутся мне приторно-льстивыми и идиотскими.
– Не надо меня рисовать, спасибо.
Хочу добавить, что у меня и денег-то особо нет, но вовремя спохватываюсь: это лишнее.
– Да я не рисовать. То есть, я не это хотел предложить. Картины вот... У меня тут картины – хотите посмотреть? Продам недорого.
Мне становится совсем неудобно (ну явно же какая-то мазня, а надо будет вежливо врать – мол, понравилось, но, знаете, мне не близко, да-да, вы совершенно правы, настоящее искусство сейчас никто не ценит, черт, как же от него отвязаться-то), но стараюсь проявить твердость и уже почти готова сказать "нет, спасибо, не нужно", как вдруг он говорит с быстрой улыбкой:
– Ну а почему вы так уверены, что мазня?
Я замираю, сбитая с толку: неужели я всё это вслух сказала?
– Да не сказали, а подумали,
– снова смеется человек.
– Да вон у вас же на лице всё написано, на самом-то деле.
Ну лицо-то у меня... Да. То еще, конечно, может быть лицо при случае. Но от неожиданной его прозорливости, а может, и из мгновенного любопытства я поворачиваюсь к его картинам.
...Картины замечательные. То есть, в них, может, и нет ничего особенно-выдающегося – ясно видно, к примеру, что автор неравнодушен к импрессионистам, любит "Гавань" и "Бульвар Капуцинок" Моне, но его петербургские пейзажи при всём том не кажутся вторичным бездумным заимствованием, они свежи и удивительно хороши. В крапчатом перехлестье проступают знакомые черты города
– Мойка, Литейный, Фонтанка.
Нравится.
Художник снова посмеивается
– хитровато и необидно.
– Откуда вы приехали, говорите? Украина? А, так вы оттуда?
– Да, Запорожье, Хортица.
– Да это же казаки!
– он радуется, и кажется, даже вполне искренне.
– А меня, между прочим, зовут Казак. Казак Петербургский. Потому что это моя художественная вотчина, и я её пишу.
Я так и не узнала его настоящего имени
– да и зачем. Плохо разве столкнуться в Петербурге с казаком-художником и хранителем города.
Моей мелочи хватает на то, чтобы купить три крошечные картинки, три маленьких городских пейзажа – Мойку, Фонтанку и Литейный.
...Еще раз я увидела Казака через много лет, когда приехала в Петербург в очередную научную командировку – кажется, три года назад. Я спешила по делам, почти бежала по Невскому, когда взгляд зацепился за одинокую фигуру на противоположной стороне проспекта. Это был он
– все та же неприметная одежда, мольберт и картины вокруг. Он почти не изменился, разве только сильнее поседел.
Жалею, что не подошла, не поговорила. Вряд ли он бы меня вспомнил, хотя как знать...
...А картины я привезла с собой, в Кембридж. И сейчас они висят в этой самой комнате, откуда я и пишу.
папе понравилось, но он Петербуржский, приезжайте по-чаще)
ReplyDeleteО! Спасибо, что поправили, а ведь и верно - Петербуржский! Прошу прощения, mea culpa. Батюшке Вашему вдохновения и процветания - и спасибо за работы еще раз!-)
ReplyDelete