Кингз колледж и Кроличья История Вверх Дном

В связи с сегодняшним днем рождения человека, без которого мир по ту сторону кроличьей норы нами был бы просто не узнан, я вспомнила свою Великую Нелепую Кроличью Историю Вверх Дном, которая произошла со мной около ворот Кингз колледжа.

Пусть она будет и тут.
...Невоможно было не задержаться в часовне Кингз колледжа, откуда каждый год идет трансляция Рождественских гимнов на всю Британию – снова любовались тюдоровыми витражами неслыханной красоты, диковинными геральдическими животными на гербах, высокими сводами легкого узорчатого нефа, 

а когда вышли из дверей на лужайку к воротам, оказалось, что они уже заперты. За нами неторопливо шла группа туристов – несколько китайцев и чехов. Мы вместе потоптались около закрытых ворот и решили обойти Кингз с другой стороны. Двинулись к северному выходу – закрыт и он: паренек-китаец предложил пролезть через прутья решетки; остановились в раздумье. Л. как-то удивительно кстати вспомнил, что по старой традиции хмельные студенты в старину обычно перелезали через ограду. «Не всегда, впрочем, успешно», – подумав, добавил он. Один из туристов дернул головой. Решили оставить этот вариант на крайний случай.

Nothings and triviality: криптокубофутуристическое

Вчера на улице. Две девицы, прекрасные собой, одна из них восторженно выкрикивает: "Ояебу! Ояебу!" 

Сразу подумалось об этом и, конечно, об этом, вычитанном где-нибудь здесь или, к примеру, здесь.

Воистину,

Современная проза все более сближается со стихом, а стих, со своей стороны, часто пользуется прозаическим и разговорным языком, – так намечается некая новая единая форма! ©

Ah, broken is the golden bowl! the spirit flown forever! ©

Всё-таки в декадансе эстетика пышного замысловатого макабра достигла своего пика – иначе откуда бы современному стимпанкеру черпать вдохновение в переосмыслении Fin de siècle.

Культ гибельной, разрушительной красоты – вот мгновение назад были и сладость черт, и розовые ланиты, и локон, и пена кружев, и под маской было звездно, а через миг тлен, нежить, La Poupée diabolique. 

Яркий тому пример – вилла Д'Аннунцио Il Vittoriale, манкий дворец, вернее, ларец, в котором намешаны равно сокровища и побрякушки, вертеп и склеп, средоточие красивых и абсолютно бесполезных вещей. Но к чему тут, право, полезность, ведь мы не об этом.

О "Белой ленте" Ханеке

Я, наконец, посмотрела "Белую ленту" Ханеке – удовольствие было, прямо скажем, не из легких: фильм шел на немецком с английскими субтитрами (белыми буквами на черно-белом фоне, что раздражало). В итоге, конец фильма оставил чувство – нет, не выполненного долга (это не к искусству), а завершенной трудной работы.

Проще всего углядеть в фильме Ханеке попытку показать и объяснить, а, вернее, вскрыть причины и истоки зарождающегося в Германии нацизма, о котором режиссер решил поведать в форме притчи: в сущности, именно об этом с разной степенью талантливости говорят практически все посмотревшие фильм, лишь варьируя формулировки. Вот самая типичная из них: "Мы так никогда и не узнаем, кто совершил эти злодеяния в деревне, но всем нам [они – это почему-то всегда "все мы"] ясно, что это сделали дети в отместку за лицемерие, лживость и жестокость взрослых, и при этом дети сами незаметно превратились в палачей и будущих фашистов". Что и говорить, выглядит убедительно, но с одной оговоркой: Ханеке не был бы великим режиссером – ну, может, просто хорошим, но не великим – если бы действительно напрямую увязал всё происходящее в его фильме с исторической реальностью произошедшей цивилизационной катастрофы 30-40х годов ХХ века.

Снова кукольное

Сегодня пространство нанесло принесло прекрасное в катастрофических количествах: им оказались весьма, надо признать, неказистые плюшевые куклы известных философов. То есть, захотели вы, к примеру, перечесть Kritik der reinen Vernunft или Die Welt als Wille und Vorstellung – ан пожалуйте, а уж под боком и сами авторы. И на душе покойно, и сердце радуется.

И обсудить прочитанное заодно завсегда есть с кем.

...Впрочем, с куклою Ницше обсуждать Рождение трагедии, Веселую науку или Генеалогию морали лично я не решилась бы – загрызут-с. 

Интересно, что означенный философ представлен сразу в двух версиях – рыже-блондинистой (Die blonde Bestie?) и темноволосой. Взгляд у первой куклы одновременно немного затуманенный и снисходительный, а у второй блуждающе-яростный. Видимо, поэтому, вторая и стоит в три раза дороже первой. 

***

Сегодня же в университетской библиотеке искала одну статью Гиппиус в Весах, и первое, на что наткнулась, было La Poupée diabolique, французское издание её Чортовой куклы.

Ежели и дальше всё пойдет такими темпами, я уверую в переселение душ дождусь-таки, что лиловые миры хлынут в моё сердце: изумительных кукол, по крайней мере, точно не счесть.

Встречи в архиве

Недавно в ФБ попалась ссылка на публикацию Н. Плотникова в НЛО, сделанную им еще в 2011 г. Посвящена она была текстологическому анализу издания ПСС Густава Шпета, осуществляемого РОССПЭНом в последние годы. Плотников анализирует работу главного публикатора Шпета Т. Г. Щедриной, приходя к неутешительным выводам: работа выполнена небрежно, а эдиционная составляющая шпетовского собрания сочинений не выдерживает никакой критики.

Что ж, печально. Приведенные в статье примеры в обратном никак не убеждают.
Но при этом нельзя не признать, что ей был проделан просто колоссальный труд по выявлению и систематизации рукописей Шпета, находящихся в разных архивах и библиотеках: сложно представить, что это было выполнено фактически одним человеком.

Я помню Татьяну Геннадьевну по РГАЛИ – она работала как с архивом самого Шпета, так и с материалами из фондов ГАХН, Мстиславского, Лидина  и многих других. Мне она показалась очень вдумчивой и серьезной. В РГАЛИ она часто приходила не одна, а вместе с очень пожилой худощавой женщиной в сильных очках. Марина Густавовна Шторх – так звали пожилую исследовательницу. Это была дочь Густава Шпета, хранительница его наследия. Она немного рассказывала мне и моему другу Д. о своем знаменитом отце, и этого я, конечно, не забуду.

Здесь и здесь – аудиозапись воспоминаний Марины Густавовны в двух частях (в том числе о знакомстве Шпета с Гуссерлем), сделанная её друзьями.

О текстологии, куклах и характере

Увиденная сегодня история о дивной археологической находке в Англии – складе игрушек эпохи поздних Тюдоров и ранних Стюартов (XVI-XVII вв.), почему-то живо напомнила мне об одном эпизоде моей архивной текстологической работы, которую я успела завершить буквально перед самым отъездом.

Я должна была расшифровать и набрать рукопись ранних воспоминаний писательницы Евгении Тур (немного о ней можно узнать тут): работа была довольно сложная – мне до этого не приходилось вплотную сталкиваться с текстами середины XIX в.  –  и поэтому продвигалась не очень быстро. Вначале я ничего не видела, кроме отдельных фрагментов, с трудом поддающихся расшифровке, которые не складывались в единое целое: я думаю, эта проблема будет понятна многим исследователям, работающим в архивах, которые пытаются восстановить целостность текстового документа, и уже в процессе выясняется, что отдельные фрагменты рукописи могут быть сформированы совсем не по смысловому признаку, а по хронологическому, к примеру, или на основании пагинации, сделанной гораздо позже. В общем, трудностей на пути встречается масса, и далеко не факт, что все они будут успешно преодолены.

Всё это с полным основанием можно было отнести и к моему случаю.

Немного Гориографии

Вчера исполнилось бы 88 лет Эдварду Гори – автору страшноватых остроумных книжек с меланхоличными детьми и грустными чудовищами. Его макабрический мир уютен, и юмор при ближайшем рассмотрении оказывается не черным, а, скорее, пастельным. География (вернее будет сказать, гориография) его историй –  полувыдуманная-полуреальная викторианская и эдвардианская Англия, где призраки могут выпить чаю, поработать в саду и прокатиться на велосипеде.

Не все знают, что Гори был не только рассказчиком своих правдивых историй ("ни капли мистики и дурацкого вымысла, всё правда"), но и создателем кукол из папье-маше La Theatricule Stoique и автором либретто к опере "Opera Seria for Handpuppets" (на русский можно перевести чем-то вроде "Оперы буфф для марионеток").

Кроме того, что Гори был иллюстратором собственных произведений, он выпустил множество книг в соавторстве с другими писателями. Мне особенно запомнилась серия под названием "Scrap Irony" (игра слов: если полубуквально, то "Иронические Обломки"), созданная поэтом и сатириком-колумнистом ''The Boston Globe" Фелицией Лэмпорт, картинки к которой на протяжении многих лет (а если точнее, примерно двадцати) рисовал Гори.

О добродетели, Джейн Эйр и котлетах

Мой замечательный друг ЖИЛ прислала мне ссылку на прекрасный журнал (смотреть тут). 
Особенно понравилась мне оттуда картинка с Джейн Эйр (взято тут), которая в точности характеризует её невротизированную и сухую как палка добродетель:

Вот сколько уж говорено-переговорено: не пересматривайте любимые фильмы детства, оставьте яркие впечатления в покое – всего-то дела, а свежесть восприятия останется при вас, да и хорошими воспоминаниями разбрасываться не стоит. Не фунт изюму же.

Ан нет.

В один из вечеров решила пересмотреть классическую экранизацию «Джен Эйр», сделанную ВВС в 83 г. Я отлично помню, как его впервые показали по советскому тв: мне было лет 10, и я с огромным нетерпением ждала каждую серию, а потом расстраивалась, что всё закончилось, и мне захотелось прочесть книгу – в домашней библиотеке её не было, и я нашла в школьной, на украинском, и навсегда запомнила «червону кімнату» и «порцелянове обличчя бундючної та гордовитої Бланш Інґрем». Я и до этого много читала, в том числе и английской классики, но именно с романом Бронте викторианская Англия с её неспешным драматизмом вошла в мою жизнь, и с тех пор английскую классическую литературу я люблю ничуть не меньше родной русской – и, положа руку на сердце, гораздо больше французской и немецкой.

Ну да ладно, это было лирическое отступление, теперь, собственно, к фильму.