Стимпанкерский рай Кембриджа

Come with me, and you'll be in a world of pure steam.

When the Queen was visiting Cambridge, she asked the master of Trinity College:
'What are those pieces of paper floating in the river?'
The master replied:
'Those Ma'am are notices prohibiting bathing' (Cambridge Urban legend)

А сегодня произошло, наконец, знаменательное, и мы выбрались сюда — в Музей Викторианской техники. Ну что сказать: это чистый восторг и рай для стимпанкера, в котором выражение "с легким паром" наполняется новым звучанием. Все паровые механизмы — от гигантских до крошечных — в рабочем состоянии: крутятся, пыхтят, сопят, звенят и шипят. 

Музей расположен довольно далеко от центра города, на берегу речки Кем, в здании бывшей насосной станции: темноватая рыже-серая постройка 1894 г. хорошо просматривается со всех сторон из-за высокой и круглой кирпичной трубы, из которой валит белый дым. 

Музей условно можно разделить на две части: первая представляет собой несколько просторных помещений, в которых собраны старинные паровые механизмы (преимущественно викторианские, но есть и более поздние, эдвардианские) — насосы, детали и части паровозов —  чья работа призвана продемонстрировать постепенное развитие энергетики: от паровых механизмов к газовым и электрическим. Вторая часть музея посвящена истории Letterpress — полиграфического оборудования (от простейших механизмов ко все более сложным).

В первом зале, который так и называется — Зал двигателей —  находятся насосы, установленные на станции в 1894 г.

..но всё же мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможет

Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,
Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!
Над вами светила молчат в вышине,
Под вами могилы – молчат и оне.©

Все-таки рассказы о том, как, мол, коммерциализированы главные христианские праздники Пасха и Рождество на бездуховном Западе, можно считать очередным передергом преувеличением: ну да, перед католической (с поправкой на Британию — англиканской) Пасхой все магазины и торговые ряды на рыночной площади завалены шоколадными зайцами, крошечными яйцами в разноцветной глазури и cross buns (специальной выпечкой с крестом на верхушке), да, кругом плакаты "Easter is coming", или традиционный "Happy Easter" — но при этом в Страстную Пятницу (а она у англикан и католиков сегодня) на улицах, и так спокойных, еще тише (я не преувеличиваю: Л. тоже это отметил), много народу в церквах — католическом соборе на Хиллз стрит и в церкви святого Андрея на Сент Эндрю, да и в других тоже; по ВВС Литургия Великой Пятницы (у Православных в Страстную пятницу, как известно, литургия не совершается, а служат только утреню, Великие часы и великую вечерню), очень торжественная, передающая дух и значимость скорбного дня. 
Далеко еще не все британцы агностики или ньюэйджеры.

***

На улице по-прежнему непривычно холодно для позднемартовской Британии: сегодня днем было всего-то-навсего +4, а к вечеру поднялся сильный ветер. Но весну не остановить: Черри-Хинтон в полном соответствии со своим названием вся в цветущих вишнях, а в колледжевых садах Клэр и Тринити распустились крокусы и нарциссы. Никогда бы не подумала, что они окажутся теми еще стойкими оловянными солдатами и так героически будут противостоять ночным заморозкам. При этом они не вянут, не клонятся к земле, не бледнеют и не иссыхают. Точно, мистика. 

Суровые британские цветы, одним словом.

О следах Electrophone в советской экранизации Пристли

Кстати, некий неявный след использования британской системы Electrophone можно обнаружить, к примеру, в советской экранизации пьесы Дж.Б. Пристли "Опасный поворот" (режиссер — В. Басов). Пьеса была написана Пристли в 1932 г., и можно предположить, что время действия в ней — как раз 20-е или ранние 30-е гг. ( Electrophone просуществовал до 1926 г.): вспомним, что по сюжету главные герои тоже слушают радиопостановку в начале и —  закольцованно — в финале пьесы.

Басов перенес действие в неопределенную, "вневременную",  Британию: возможно, это был художественный прием, призванный изобразить непреходящесть и актуальность основной темы и напрямую связанного с ней конфликта — трудностей поиска и обретения истины среди нагромождений лжи.

С одной стороны, может показаться, что перед нами середина 30-х: действие по-прежнему выстраивается вокруг прослушивания радио (повсеместного времяпрепровождения в ту эпоху) — причем, не только театральных постановок, но и музыки, а именно, популярного в то время фокстрота; частично на это же могут указывать и костюмы старших героев пьесы, Кэплена и Стэнтона (но не младшего, Гордона Уайтхауза — он, скорее, одет в стиле буржуазного шика ранних 70-х): их стиль можно опередить как "усталую и зрелую элегантность". 

Еще раз об одном гоголевском табу

В жж у greenbat увидела свежую дискуссию по поводу того, какое все-таки слово пропустил Гоголь в описании Плюшкина (— А! заплатанной, заплатанной! — вскрикнул мужик). Народ там сходится во мнении, что, скорее всего, имелся в виду "заплатанной гондон" — мол, и слово в РЯ тогда уже существовало и употреблялось. Вот только какова была частотность его употребления? Ну, понятно, что заимствование, но насколько это слово было популярным среди крестьян и, что немаловажно, среди крепостных? Мне все-таки вариант с гондоном кажется сомнительным, хотя у современного читателя и напрашивается очевидная ему — и тоже современная — параллель: заплатанной — заштопанный — штопаный гандон.

Мое мнение — и в этом оно сходно с мнением многих моих знакомых

Сегодня исполнилось ровно 10 лет, как я защитила кандидатскую. Никакого особенного душевного подъема, ностальгии или прилива сентиментальных чувств по этому поводу я в себе не обнаружила — лишь легкое удивление от того, что вот надо же, уже десять лет. Честно говоря, думала, меньше.

Момент самой защиты помню неплохо — когда вышла на кафедру, волнения и дрожи в коленках уже не испытывала, даже и не запиналась особенно. А вот подготовку к защите помню гораздо хуже: было много суеты, всякой этой совершенно никому не нужной мышиной возни с какими-то бумажками, характеристиками и всем прочим. Ну, прошла все положенные адовые бюрократические круги — инициация состоялась. В конце я чувствовала лишь огромную усталость, и радость от того, что это все закончилось, и отвращение к собственному тексту, на который по итогам я смотреть без тошноты уже не могла — до того навяз в зубах.

А ведь так старалась.

Стимпанкерское музыкальное: к истории наушников

Никакой цивилизованный Стимпанк невозможно себе представить без достойного музыкального сопровождения, а его, в свою очередь — без правильно выбранного подслушивающего прослушивающего устройства. Помнится, в первом советском стимпанкерском фильме-шедевре "Кин-Дза-Дза" Скрипач и Дядя Вова стали свидетелями горького музыкального катаклизма в гнусных песках на задворках Вселенной на Плюке, когда взялись петь "Маму" давать концерты, чтобы купить мало-мальски завалящую гравицаппу. Полагаю, все дело в том, что цивилизация плюкан — и пацаков, и чатлан — выбрала неверный путь развития: всё у них было бы совсем по-другому, если бы они вовремя запаслись фирменными наушниками фирмы Electrophone. Кто знает, может и господина Пеже пришлось бы славить с гораздо меньшим усердием.

Итак, история специальных устройств, приспособленных для передачи слуховой информации, насчитывает уже больше 100 лет. В 90-х годах XIX в., а точнее, в 1895 г. британская компания под названием Electrophone создала систему, которая позволила ее клиентам слушать оперу и театральные постановки по всему Лондону в прямом эфире через массивные наушники, которые крепились под подбородком.

Electrophone  осуществлял первые живые трансляции, причем в эфир передавались не только театральные премьеры, но и воскресные проповеди из церквей. 

Выглядело это следующим образом:

Невское в Кембридже

Здесь я писала о своей встрече с уличным художником Казаком Петербургским, которая произошла на Невском в мою первую научную командировку. Я привезла сюда его картины, и теперь все они снова со мной — легкоузнаваемые пейзажи Мойки и Фонтанки с пасмурным небом и мельтешеньем разноцветной и бурной Невы.

Золото и лазурь Питерборо

И король, нахмуривший брови, 

Проходил без пажей и слуг. 

Предыдущие хроники — тут,  тут, тут, тут и тут.

Питерборо поражает своими размерами: это действительно крупный город, наверное, даже больше Кембриджа, и расположен он тоже в Кембридшире. Но у Питерборо другой облик, другой ритм, запах и цвет. Он стремительный, лазурный и золотой.
Выйдешь с вокзала, пройдешь через туннель, разрисованный для живости красочными кубическими роботами-пирамидками (интересно, а как еще может выглядеть туннель под автобаном в серьезной административной единице? только роботы, только кубики, и поразноцветнее) 

— и вот уже очутился на оживленной улице, заполненной людьми. Для себя я отметила, что Питерборо — город рыжих: отчего-то именно рыжие жители встречаются здесь на каждом шагу. Рыжие взрослые, рыжие дети, а также младенцы в веснушках и конопатые старики. Конандойлевский Союз рыжих не распущен: он переместился сюда, в Питерборо.

Питерборо, конечно же, древний город — как и Бери, и Или: еще в 655 г. саксонский правитель Саксвульф основал в этих землях аббатство, а земли были ему дарованы правителем Мерсии Паэдой, который владел в ту пору этой частью Восточной Англии. Позже аббатство было разрушено, а затем вновь восстановлено и значительно расширено уже в XII в. Именно здесь, в аббатстве, монахами велась "Хроника Питерборо", уникальная летопись, которая подробно описывала, что происходило в этих землях после норманнского завоевания. 

Долгое время и до конца  X в. название города звучало как Borough (Боро), и только после того, как аббатом Кенульфом был отдан приказ построить оборонительные сооружения вокруг монастыря, название города было изменено на Питерборо.

Центр города расположен довольно близко от вокзала, и первое, что нам встретилось по пути, была Церковь Иоанна Крестителя на Соборной площади, красивейшее сооружение, четким контуром прочертившее небесную осеннюю лазурь. День выдался ветреный и свежий, и если подойти к церкви близко, кажется, что она начинает звенеть от рвущегося через бойницы воздуха.

Герои Платонова включены в общую механику жизни, но у  них нет брони под сердцем; героям Грина казалось, что в их жилах мчатся и гудят железнодорожные поезда; герои Кржижановского готовы быть пусть и ржавым, и старым, но настоящим стальным клинком, без насилия быть принудительно-реальными.

Это ли не совершенная стимпанкерская правда.

***

По улице вели стайку белоголовых крошечных детей в школьной форме — немного квадратные учительницы громко повторяли, чтобы держались все вместе. А мне вспомнилось вдруг: "Это, не спеша, шагом, возвращался к себе в зимовье щенок с белым лбом".

Белолобые.

Силы роста пост

В саду вчера распустились нарциссы — никогда мной не любимые, вчера они меня искренне тронули. Сильный холодный ветер, иногда с дождем, а они знай себе терпят — вылезли из земли, раскачиваются и упорно тянут головы к небу. За углом такие же, только пока в виде бутонов.

Ну и крокусы — этим, похоже, всё нипочем. Растут себе и растут.

О кембриджских переводчиках: текущее

19 марта в РГАЛИ состоялась презентация "Дневников" Довженко. Российская и украинская пресса и ТВ выступили по этому поводу. По итогам, моё новое именование теперь Эбенезер Дорсет, эсквайр "Елена Чугунова, переводчик из Кембриджа".

Так и запишем.

Фамильная честь и фамильный позор

Несколько месяцев тому назад я написала в ФБ о традиционных для всякого приезжего сложностях с воспроизведением собственного имени при общении с местными жителями: славянские мягкие сонорные до сих пор не очень привычны британскому уху, невзирая на весь обширный английский мультикультурный опыт. Упомянула и о том, что перед отъездом в Англию я отчего-то пребывала в непротиворечивом заблуждении, что все будут пытаться звать меня Хелен, а я мягко и вежливо поправлять собеседника, говоря что я Елена (Лена для краткости).
Как бы не так.

Воспроизведу снова свой диалог с врачом для наглядности — слишком уж красноречиво он свидетельствует обо всяких неожиданных языковых трудностях.

На приеме у окулиста милая шотландская леди, выписывая мне рецепт, попросила назваться.

— Елена.

— ?

— Ah – OK: E-le(i)-na.

— Excuse me?.. Pardon me - what did you say your name was?..

— Nevermind: E-le-na.

— Liane?

— (?! O_o) Um, no. E. Le(i).Na.

…Через минуту, выйдя из кабинета, я проверила карточку и выписанный рецепт. Он гласил сухо и безотзывно: Eleanor Чугунова. Ну что ж, – подумалось, – она все та ж, Линор безумного Эдгара… А потом – пошло-поехало: меня называли Элиной, Линой, Элайной, Илэйной, Лианой, Лиеной (непредумышленная смесь гиены и лианы), Элеанор и Лианор – и никогда Хелен (чему я все-таки была по-своему рада). Я вежливо откликалась, все так же безуспешно пытаясь поправить, все попытки вновь и вновь оказывались напрасными, я писала имя на бумаге, произносила по звукам… Все тщетно. Теперь я поправляю собеседника на автомате (надеюсь, впрочем, что вполне деликатно).

То же и с фамилией: пока по документам у меня моя старая фамилия, и британцам стоит очевидных усилий написать её без ошибок (всегда помогаю). По недомыслию я периодически пишу её двумя разными способами (один более архаичный и сложный, второй менее, но первый зато фонематически точнее).

И вот вчера в университетской библиотеке произошел очередной казус, с этим связанный:

Эстетической желто-лиловой бессмыслицы пост

Всё-таки надо будет ввести новый тэг "цветы" — ну что поделать, если даже не обладая вообще никакими фотографическими талантами тебе хочется чего-нибудь бессмысленного хипстерского запечатлевать горшки, вазы и другие емкости с цветами в промышленных количествах. А ведь еще мгновенье назад ты сардонически хихикал над котофотками цветопостами в уютных бложеках — а теперь пал и сам, напрасно пытаясь отринуть позорную тягу.

Стыдно!..

Да. Так диктует вдохновенье:
Моя свободная мечта
Всё льнёт туда, где

— но надо.

Англия потихоньку превращает меня в пиромана цветомана, поскольку жить здесь и не любить цветы просто невозможно.

25 лет назад умерла мама. 

Тяжело.

Помню и люблю.

Эпоха Невинности

Для нас теперешних, привычных к бранному нецеломудренному многоголосью (это я и о себе, конечно — и в первую очередь, о себе) дореволюционная мемуаристика, все эти воспоминания, письма, семейные хроники и альбомы — повод для изумления (в который уж раз), и для ревнивой иронии ("ну могли же, черт побери"), и для грустной улыбки ("а сахару-то, сахару!.. — зато сейчас сплошной сардонический уксус и гримасничанье, да только толку"), а всё вместе для тоски по безвозвратно утраченному.

В воспоминаниях Евгении Тур Лизанька невзлюбила свою гувернантку Mlle Bieu, и однажды, когда та вышла из классной комнаты, с упоением закричала: "Кокетка! Кокетка!"

Св Патрик, акционизм и единороги

Только что вернулись из Лондона — решили поглядеть парад в честь святого Патрика, а вместо этого по сложившейся хорошей традиции попали в черт знает что дождь, который лил весь день с небольшими перерывами. Парада не застали, зато очутились на гульбище в честь праздника на Трафальгарской площади. Ну, собственно, что. Народные гулянья везде одинаковы, и это тоже исключением не стало: толпы пьяных вдрабадан хмельных людей в ядовито-зеленых колпаках, чулках, носках (нужное подставить) с видимым удовольствием фальшиво горланили ирландские народные песни, братались, выясняли, кто из них самый главный оранжист и проч. Агрессивным, впрочем, никто не был, а вот шумными — сколько угодно.

Мы быстро утомились от суеты и усталые, но довольные поплелись восвояси подальше от площади. По пути зашли в Институт современных искусств, оказавшийся настоящим раем для людей с претензией: тут тебе и "Избранное" Дерриды размером с увесистую этажерку, и коллекция концептуальных открыток с плохо нарисованными угловатыми девочками на велосипедах, и какие-то моднейшие акционисты с их обзорами того, куда катится мир, как должно развиваться современное прогрессивное искусство, множество книг о Вивьен Вествуд (юбилей?), огромные обнаженные фотографии самой Вивьен Вествуд, зачем-то являющие миру ее разъятые чресла — и толпы народа, с должным вниманием на эти чресла взирающие.

Спаслись оттуда позорным бегством. Запомнилось, впрочем, и хорошее: энциклопедия бестиария 21 века и открытка с воодушевленным черепом в кепи. Надо было забрать, но мы не стали.

Отправились к Букингемскому дворцу, поглазели на пухлых мокрых купидонов и единорогов на воротах и поехали домой.

UPD. И красноречивое от Tres Elegant в тему.

Граммофон — вот прекрасное "всё" ретро-футуро-викторианца. Хромированная сталь ручек, гибкость пластинок с Дебюсси и Сати, сложность и гармония всех деталей.

Стимпанкерский рай.

Велосипедное викторианское: о правилах хорошего тона на дороге в 1887 г.

Пребываю в немом восторге от заметки, опубликованной в "The London Daily News" 31 августа 1887 г. Отрывок из неё гласит: 

Издателю ежедневных новостей: 

Сэр, 

Ваш корреспондент, привыкший к передвижению пешком, имел несчастье приобщиться к велосипедному вождению. Волею судьбы я был велосипедистом в течение последних пятнадцати лет, и за всё это время не обнаружил в себе сколь-нибудь очевидно возросшей потребности к спорту, состоящему в том, чтобы ошеломлять почтенных старушек пронзительным визгом велосипедного клаксона у них над ухом. Я сильно сомневаюсь, что подобная практика может помочь, хоть бы и в незначительной степени, включению велосипедного вождения в признанный всеми вид спорта, а равно как и мне самому ни разу не доводилось бывать свидетелем чего-либо подобного. Инстинкт самосохранения, как бы то ни было, весьма силен, и велосипедист в такой ситуации едва ли мог бы продвинуться на расстояние достаточное для того, чтоб не понести за это суровую кару. 

Основная трудность, как известно всякому велосипедисту, проистекает от предостерегающих гудков клаксона или столкновения на узкой магистрали. В тех нескольких случаях, когда я нажимал на звонок и двигался с весьма умеренною скоростью, я был спрошен чрезвычайно нелюбезным тоном, отчего я не позвонил, хотя за мгновение до этого вышеупомянутая персона в тоне снисходительно-саркастическом упомянула об услышанной "прелестной музыке"<...>

etc.

Разве это не прекрасно?
В конце заметки податель сего письма, сэр Ф.М. Томас из Национального Либерального Клуба, сетует на то, как в целом несправедливы огульные обвинения всех велосипедистов в неподобающем поведении.

Вывод примерно таков: викторианский велосипедист — это звучит гордо и витиевато это не возница кэба, а хорошо воспитанный человек благородного и кроткого нрава, не способный причинить никакого вреда обычным пешеходам.

Остается поверить ему на слово.

Всё-таки Или — удивительный город. Он тихий даже по сравнению со спокойным Кембриджем. Кажется даже, что слышно, как здесь растет трава. На Сент Мэри стрит увидела сегодня вишню в цвету: последний раз цветущие вишни в Или мне попадались аккурат в канун Рождества. Всё время они здесь цветут, что ли?..

Шла вдоль невысокой живой изгороди, а за ней — миниатюрная мельница машет крыльями. Жаль, не было времени ждать, как из-за неё выскочит на дряхлом резвом Росинанте размером с небольшую кошку крошечный Дон Кихот.

***

Поезд из Или сделал короткую промежуточную остановку в крошечной деревушке Уотербич. Выглянула в окно — предзакатные сумерки, плавни, заросшие темным камышом, а за ними сколько хватает глазу поля, а кажется, будто степь, и что не Уотербич это вовсе и не девять километров от Кембриджа, а Пологи, и запорожская электричка в Энергодар, и через минуту ввалятся в вагон рыбаки в брезентухе, а в старых вылинявших рюкзаках у них будет лежать огромный беломясый пеленгас. 

Old Scotia

Магазин шотландской шерсти в Кембридже, что на пересечении Сидней и Грин стрит, похож на Хоббитову нору, где темновато, неказисто, тепло и уютно. Обычно я всегда проходила мимо, хоть взгляд и цеплялся за разноцветную неброскую драпировку витрин, но тут решила зайти: накрапывал дождь, я как всегда забыла зонт, да и просто вдруг стало любопытно, что там внутри.

Магазин не разочаровал: казавшийся крошечным снаружи, он протянулся вглубь  тусклым многоугольником, из разных сторон которого торчали какие-то выступы, уровни, лесенки и перила. Повсюду на латунных тяжелых вешалках — шерсть и твид, сукно, кашемир и меринос, и всё легкоузнаваемое, британское и шотландское, начиная от зеленоватой елочки твидовых костюмов-троек с кожаными и костяными пуговицами (неподдельный старомодный шик, дух викторианского щегольства) и "кепи Шерлока Холмса" и заканчивая теми самыми теплыми пушистыми пледами™, над которыми, может, все и посмеиваются, но завернуться в который всё-таки чистейшее удовольствие, пусть и невнятного и почти неинтеллектуального свойства. 

Camera lacrimatoria

Судя по всему, Католическая церковь-кузина сделала неплохой выбор: на смену папе-схоласту приходит папа-подвижник, человек активный и деятельный.

Вообще, интересный он, этот папа Франциск: первый наместник из Латинской Америки, ученый (по профессии химик), он прославился у себя на родине абсолютной непритязательностью в быту — все медиа твердят в один голос, что, уже будучи кардиналом в Буэнос-Айресе, он жил в скромном доме, а не в кардинальской резиденции, отказался от авто с водителем, даже готовил себе сам — думаю, впрочем, что ему это было в удовольствие, — у него отменное чувство юмора, мягкое, но не саркастическое (вспомним его шутливое обращение к кардинальскому конклаву сразу после избрания, ставшее уже чем-то вроде городской легенды: "Надеюсь, Господь помилует вас, братия, за ваш выбор"), в молодости он отчаянно любил танцы (танго? посещал милонги?..) и даже был помолвлен. 

Иезуит — но с орденом в целом как-то не монтируется, не производит впечатления Талейрана и Меттерниха внутрицеховых баталий (но это, конечно, уже из области чистейших спекуляций). В случае с выбором имени невозможно представить, что это было спонтанное решение: каждый кардинал должен быть готов к избранию. Вот и с именем папы Франциска — тут и Fioretti святого покровителя из Ассизи, и миссионерство иезуита Франциска Ксаверия. Уже как-то яснее очерчивается вектор деятельности — служение, смирение, нестяжание и простота.

При взгляде на фото папы (тогда еще кардинала Бергольо) в метро мне на ум пришел честертоновский отец Браун — такой же тихий, неловкий и скромный человек с приятным лицом и хорошей улыбкой. Ну, вспоминается еще пастор Шлаг (мне всегда казалось, что в фильме он, скорее, католик, хоть и называется протестантским священником) и немного профессор Плейшнер.

Думаю, католикам повезло. Время, впрочем, покажет.

И еще мне кажется, что у нынешнего папы может получиться диалог с Православными. И это было бы, конечно, замечательно. 

Наверное, идеальной кандидатурой для переговоров с Франциском мог бы стать вот он:

Жаль, что он уже отошел в лучший мир.

И о погоде©

Кембриджская весна скуксилась: второй день идет колючий дождь вперемешку со стеклянным снегом, который тает, не долетая до земли. Складывается, впрочем, ощущение, что местным растениям всё нипочем: выросшие в саду за последний месяц гигантские подснежники даже не думают клонить головы. Честно сказать, выглядят какими-то монстрами, хоть и красивыми: голова каждого вполтюльпана. Ещё и лепестками шевелят (ну это если приглядываться, конечно). Может, это и не подснежники вовсе, а монструозные и хищные асфодели, основной рацион  которых составляют филологи-эмигранты как знать.

***

Сижу со статьей, по радио фоном какой-то прямой эфир BBC4 со слушателями. Пишу текст, слушаю рассеянно, как вдруг ухо цепляет диалог:

— А с нами на связи Сьюзан Мур из Йоркшира. Как вы, Сьюзан? Как погода?

— Спасибо, Питер, держимся, вот только, к сожалению, некоторые растения в саду замерзли, холод... Что поделать!.. Но в доме камин, и я прочла, что горячая ванна перед сном помогает согреться — если, конечно, в постель предварительно положить бутылку с горячей водой или грелку. Вы знаете, как оказалось, у нас довольно много теплой одежды: и у меня, и у мужа нашлись и шерстяные свитера, и теплые носки, и термобелье. Так что мы, в целом, готовы к неожиданностям погоды, ведь завтрашним вечером обещают минус два ночью.

— Превосходно, Сьюзан! Вы отлично подготовлены! Надеюсь, арктический воздух вскоре покинет Британию, и катастрофа 63 года больше не повторится.

О какой катастрофе идет речь?

О Св. Ботольфе, визах и Кембридже

Сегодня на ФБ вспоминали покровителей путешествующих (в современном варианте сюда же можно отнести и получающих визы: их можно рассматривать как  приготовляющихся к путешествию, например) и первыми, конечно, назвали Святителя Николая Чудотворца и св. Христофора (он почитается и Православной и Католической церквами). 

Мне же вспомнился еще святой Преподобный Ботольф Икенский из Саффолка, пристани* Земли Восточных Англов, Православной английской ойкумены.

По сохранившимся записям мы узнаем, что святой Ботольф в первые годы жизни в Икене много страдал от нечистых духов – демонов, в большом количестве населявших ту окрестность и досаждавших монастырю. Демоны те были очень завистливыми, и они, в частности, рассказывали Ботольфу, что до него здесь жили христиане, но с их уходом это место осталось за ними, демонами, навечно. Ботольф, действительно, мог основать монастырь на том месте, где некогда было поселение римо-британских христиан. Интересно предположить, что название Икен может восходить к древнему бриттскому племени икенов. С помощью крестного знамения святой Ботольф изгнал всех демонов с этого места, и они «с громкими и жалкими воплями удалились».

Визовое-долгожданное

Сегодня я получила, наконец, долгожданную постоянную визу с видом на жительство. Теперь можно приобщаться к буржуазным ценностям, покупать спиртное и ходить в кино 16+ официально искать работу, получить медстраховку и выезжать во всякие разные государства например, Монголию. Я, действительно, очень рада.

И в честь этого запулю запощу, пожалуй, бессмысленных красивых картинок с надоевшими любимыми тюльпанами.

Abominations Doom Nations

Субботняя наша поездка в Вестминстер вновь оказалась неудачной — на этот раз потому, что в этот день он был открыт для посетителей только до полвторого дня (слыханое ли дело! да они издеваются над нами!..). Чувствую себя ровно так же, как лирический герой Венечки Ерофеева, который всё стремился на Красную Площадь, а попадал каждый раз на Курский вокзал. Вот и я: сколько раз ни приезжала в Лондон, оказывалась всегда где угодно, только не в Вестминстере. Ну да ладно, авось Слеза комсомолки поможет в следующий раз повезет.

Впрочем, кое-что любопытное около аббатства понаблюдать все-таки удалось

Дни серебра в Клэр

Выставка серебра в Клэр могла быть какой угодно, но только не скучной. 

Так и вышло: в Главном Холле Клэр серебро червленое и белое, старое и новое, крупное и мелкое, всякое разное; серебро аккуратно разложено на стоящих в ряд столах, около каждого предмета — торжественная табличка, на которой написано что-нибудь вроде: "Кубок сэра Эндрю Хенли, декорированный тюльпанами в голландском стиле", или "кубок сэра Джона Кука, года 1676", или "подсвечники, принесенные в дар Клэр лордом Харви, 1710". 

Кубки, салатницы, супницы, подсвечники, ножи, вилки, снова кубки, кувшины — и медаль Нобелевского лауреата Тима Ханта.

Коллекция действительно впечатляет:

О британских геростратах, шелковице и Шекспире

Удивительно, какими обстоятельными, упрямыми и своевольными были британские геростраты.

К примеру, некая леди Хоу в 1808 г. велела разобрать виллу в Твикенеме,  до этого принадлежавшую Александру Поупу — "по причинам личного характера", весьма, надо полагать, маловразумительным, к вящему неудовольствию живописца Уильяма Тернера, жившего неподалеку.

Но, конечно, самым показательным в этом смысле можно считать случай преподобного Фрэнсиса Гастрелла, уничтожившего "Нью Плейс" — последнее пристанище Шекспира в его родном Стратфорде-на-Эйвоне. 

Считается, что именно в этом доме Шекспир написал "Бурю"; дом был построен в конце XV века (в 1483 г.), а Шекспир купил его в 1597 г. В то время этот дом считался одним из самых лучших и добротных в городе: здесь Шекспир жил со своей женой Энн Хэтэуэй и двумя дочерьми, здесь же он и умер в 1616 г., а в 1623 г. отошла в мир иной и его супруга Энн. Вскоре после её смерти дом превратился в место постоянного паломничества почитателей Барда. Так продолжалось до 1753 г., когда дом был куплен преподобным Фрэнсисом Гастреллом, отставным викарием, переехавшим в Стратфорд из другого города. 

Человеком преподобный Гастрелл был желчным: по отзывам современников, он почти всегда пребывал в скверном расположении духа. Тот факт, что он живет в легендарном доме, никак не смягчал его нрава, а совсем наоборот, раздражал ещё сильнее. Особенное негодование Гастрелла вызывало то, что поклонники Шекспира всеми правдами и неправдами стремятся попасть в сад, где росло шелковичное дерево, которое, как считалось, было посажено самим Бардом. В итоге в один далеко не прекрасный день

Скоро нужно будет вводить новый тэг "в поезде". 

Еду сегодня в Или, за окном туман и накрапывает дождь, вокруг полусонные люди, и вдруг сквозь дремотную тишину на весь вагон: "Bella! Bella! Bella! Bella!" Молоденькая итальянская мамаша, вся в каких-то несуразных звенящих браслетах, с длинными смолянистыми волосами, вытащила из коляски своего пухлого дитятю цвета топленого молока — и тискает его, и целует, и переворачивает, и любуется, повторяя взахлеб своей хрипловатой скороговоркой:

— Bella... Bella! Ma bella, bellissima!

Дитя не плачет, а спокойно и бессмысленно таращится на чудесную и бестолковую свою мать.

...Давно уже не встречала такого абсолютного счастья — шумного и полнокровного.

Пятнадцать лет назад вот так же ехала в поезде — правда, поезд был ночной, Москва-Петербург, и плацкартный вагон, я лежала на нижней полке, уже почти провалившись в дорожную дремоту, как вдруг услышала:

— А вот к примеру... К примеру... А вот какие морские животные водятся в городе Санкт-Петербург?

Голос, вопрос задавший, прозвучал негромко и немного смущенно: обладателем его был грузный мужчина лет пятидесяти, ничем внешне не примечательный, клетчатая рубашка да треники, всё как у всех. Вопрос предназначался его собеседнику — кроткому на вид юноше лет восемнадцати в очках с толстыми стеклами, тоже одетому в какое-то обычное дорожное тряпье, может, племяннику, а может, просто попутчику. Они сидели напротив друг друга на разбитых боковых сиденьях. Юноша от ответа не уклонился — прижал посильнее кулак к подбородку и обстоятельно, и улыбчиво сказал:

— Ну вообще-то я точно не помню, мы с ребятами два года назад были там. Но морские львы в Петербурге точно есть.

И улыбнулся еще шире.

И в этом тоже было много счастья — оттого ли, что вот скоро Петербург, а там морские животные, или просто от того, что поезд движется, в вагоне свет и тебя внимательно и вдумчиво слушают.

Наверное, от всего вместе.

О соловьевском грянувшем хаме

Одного бойтесь — рабства и худшего из всех рабств - мещанства и худшего из всех мещанств — хамства, ибо воцарившийся раб и стал хам, а воцарившийся хам и есть черт — уже не старый, фантастический, а новый, реальный черт, действительно страшный, страшнее, чем его малюют, — грядущий Князь мира сего, Грядущий Хам.©

Вот и поди разберись, зачем вообще я это сделала — начала смотреть соловьевскую "Анну Каренину". Причем, никто ведь не неволил; меня честно предупреждали: если рассудок и жизнь дороги Вам, держитесь подальше от ничего хорошего не жди. Да вот дернула меня нелегкая, и оскоромилась. Оправданий себе теперь не нахожу — честно выдержала первые полчаса, а потом силы иссякли, и я отключила видео произвела санобработку помещения и продезинфицировала все открытые участки кожи.

Ну что сказать. Буду краток©: это ад. 

Об этой экранизации бессмысленно рассуждать с точки зрения режиссуры, операторской работы или игры актёров — просто потому, что здесь нет ни первого, ни второго, ни третьего. Всё, что есть, ни к роману Толстого, ни к авторскому прочтению классики никакого отношения не имеет: мы видим кривляющихся лакеев из передней, которые по какой-то непонятной причине напялили на себя господское платье и пытаются изобразить "блаародных" по собственному разумению, да только вот незадача: нечистое исподнее постоянно вылезает ветошью наружу, да и привычка сморкаться в кулак тоже никуда не делась — с тою лишь разницей, что теперь вместо кулака мосфильмовская скатерть, долженствующая символизировать дворянский уют™. 

Если я правильно поняла, муза режиссера Соловьева, снявшего "Сто дней послед детства", "Станционного смотрителя" и "Наследницу по прямой", от тоски и невостребованности ушла в неконтролируемый запой, и всё, что мы видим на экране — отходы жизнедеятельности судороги её воспаленного сознания и её же горячечный бред. А что взять с безумной? Известное дело — ничего. Но ведь и справлять нужду большую и малую, и изблевываться на публике не выход. Только галоперидол и клизмы покой и сон, только Кащенко. 

Полосатое, архивно-викторианское

Настояшему индейцу завсегда везде ништяк Истинному стимпанкеру викторианцу полосатость — не помеха, а подмога, что блестяще подтверждается на примере мистера Харди.

В 1898 г. в одной из конюшен неподалеку от Кромвель Роуд, что в Кенсингтоне, обретался некий мистер Харди, знаменитый наездник и тренер. Слава его была велика: он был одним из трёх наездников, которому удалось укротить и оседлать непокорную французскую верховую с помощью специальной уздечки, используемой во французской кавалерии; хитрое это приспособленье вкупе с талантом наездника способно было обуздать даже самую норовистую лошадь. 

Леопольд Ротшильд, наслышанный об уникальном таланте Харди-объездчика, решил заключить пари со своими друзьями на то, что уговорит Харди приручить "любое животное, схожее своим видом с лошадью". Друзья Ротшильда согласились держать пари, и ставки были сделаны.

"Животными, похожими на лошадей" оказались зебры, которые вскорости с превеликими хлопотами и трудностями были доставлены в Лондон: после этого Ротшильд отправился прямиком к Харди, где заручился его согласием на то, чтобы тот объездил их. 

Ровно через два года Харди явился к Ротшильду и сказал, что задача выполнена и зебры приручены.

В шесть утра на следущий день Лондон наблюдал странную процессию: экипаж с зебрами в упряжке медленно ехал по городу, на козлах разместился Харди, а сзади восседал Ротшильд с семьей.

Снова о двойниках

Ах, две души живут в больной груди моей, 

Друг другу чуждые, — и жаждут разделенья!©

Вздумалось потеоретизировать на старую тему, исхоженную, наверное, уже вдоль и поперек. Ну да никогда не поздно начать сначала, а там уж как кривая выведет. Сразу оговорюсь, что выкладки далеки от профессионально-психологических чуть более чем полностью и являют собой частный случай простых и невнятных литературоведческих спекуляций.

Меня всегда интересовала тема двойников, ещё с ранней юности. Гофман, Достоевский, Уайльд, Стивенсон, По, русские символисты — особенно Блок и Белый, ещё Набоков. Перечислять можно долго, да и не о том речь: сама тема возбуждала во мне любопытство жадное, почти болезненное (впрочем, тщательно обуздываемое). Мне всё хотелось понять, 

Отчего так бывает порой, 

Что собою ты к людям придешь, 

А уйдешь от людей — не собой.©

Интересовал механизм: верно ли, что это всегда сумасшествие, или можно как-то балансировать и не заиграться? И всегда ли это "выбор по принуждению", sacrificium intellectus*, или возможна какая-то сущностная сохранность — наблюдение за alter ego без потери, так сказать, основного лица?

Заметки натуралиста

Местная погода — пока ещё непрерывный когнитивный диссонанс, с подснежниками в январе, анютиными глазками, примулой и нарциссами в феврале и т. д. То есть, понятно, что "это Европа и Гольфстрим" и здесь так принято, но, но...

Вот и Ботанический Сад, меж тем, активно призывает жить в календарном московском апреле.

Всякое

Вчерашний симпозиум по Грушевскому в Робинсон колледже снова выявил интересное: переключаться с украинского на английский и наоборот мне на порядок тяжелее, чем с русского на английский. Понятно, что это психолингвистика — украинский второй родной, записанный на подкорке, но не так часто предъявляемый теперь к коммуникации. И когда я включаюсь в диалог, а обстоятельства требуют синхронить, украинский будто "не отпускает", продолжает как-то длить себя в английском, рождая всякие непредвиденные словесные элоквенции, вроде "after all, щиро дякую". На бумаге это сейчас видится какой-то глупостью, вроде пошлого новояза людей с претензией на ковер и гортензию, но в жизни-то!.. Всё совсем иначе: в жизни путаница происходит совершенно непреднамеренно, и от того получается  диковина: альфабетка, переходящая в абабагаламагу.

***

Впомнилось, как в "Laterna Magica" у Бергмана многое вертелось вокруг рака — вот ему показалось, что он болен, и на съемках очередного фильма (забыла, какого именно) он страшно исхудал, его мучили какие-то невыносимые желудочные колики, и все вокруг, включая его самого, были уверены, что у него терминальная стадия, а потом съемки закончились, и выяснилось, что он совершенно здоров, но измотан вкрай, и какое он испытал искреннее, совершенно человеческое, облегчение. А чуть позже, там же, он описывает Агнес, главную героиню "Шепотов и криков", которая умерла, но как бы и не умерла, а застряла в полусмерти. Он точно тогда уже знал, как это нужно изобразить, потому что прочувствовал и пережил свою Grenzsituation.

***

Сегодня день рождения Пазолини, который был и коммунистом, и парией, и кем угодно, но прежде всего, создателем "Евангелия от Матфея", где Христос — абсолютно блоковский, революционный яростный Спас. В пазолиниевских отщепенцах из "Аккатоне" много и настоящей, а не снисходительной, любви к ним, но и отвержения. Они не нужны, как ворон — "левый интеллектуал до смерти Пальмиро Тольятти”.

И, конечно, никогда не забудется чистая радость мальчика из "Цветка тысячи и одной ночи": "Зумуруд! Зумуруд!"

А "Сало" и "Теорему" пусть пересматривают другие.

Я не буду.

Об изданных "Дневниках" Довженко

Московские друзья сегодня сообщили, что до Москвы добрались-таки изданные "Дневники" Довженко. Очень жду их здесь: хочется, наконец, взглянуть на то, к чему я так усердно прилагала руку последние три года работы в архиве. Никогда не забуду, как всё начиналось: Довженко — несомненно, великий и проч., но далеко не самый любимый мой режиссер, хотя его "Земля" и, в особенности, "Аэроград" были масштабны и визуально-безупречны.

Довженковский архив, где содержались и личные записи режиссера за период с 1939 по 1956 годы, передала РГАЛИ после смерти режиссера его жена, Юлия Солнцева, с условием, что Дневники будут закрыты для читателей на 50 лет (т. е. до 2010 г. включительно) по её распоряжению. Архив все её условия неукоснительно выполнил, и когда пришло время, встал вопрос о необходимости публикации этих довженковских тетрадей.

Следует сказать, что в 90-е годы выдержки из них были опубликованы (Солнцева дала на это особое разрешение нескольким людям), но сделано это было небрежно, с пропусками и искажениями текста. 

И вот теперь нужно было выпустить полномасштабное издание, а для этого расшифровать, набрать и сопроводить комментарием полный текст рукописей — теперь уже профессионально, с восстановлением лакун и, желательно, нечастым использованием конъектур* (*реставрация нечитаемых отрывков текста по смыслу и контексту, т. е. эвристически). 
И еще: Довженко был билингвом и вел свои записи сразу на двух языках, и поэтому возникла насущная потребность перевести украинскую часть на русский язык (она, по моим подсчетам, составляет 80% от общего количества записей). То есть, задача еще больше усложнилась, поскольку теперь издание должно было содержать параллельные тексты, по возможности, адекватно, а не механически переведенные, с соблюдением авторской орфографии и пунктуации (к слову, очень стихийной).

Ну что, мы это сделали.

Вместе с коллегами мы сверили набранный текст с рукописями, делая это кропотливо, построчно, филигранно, и затем они сопроводили текст научным комментарием. 

Огромный эдиционный труд.

45 печатных листов. 

Больше тысячи страниц. 

И я всё это перевела.

Не верится.

Когда-нибудь я смогу рассказать об этом подробнее.

Я очень благодарна всем моим коллегам — сотрудникам РГАЛИ — за поддержку и помощь в работе. Один человек всё это не вытащил бы. Спасибо вам, друзья.

Жду книгу с нетерпением здесь, в Кембридже.

Кингз Линн, город сокровищ

И  вот  в нынешнем, 17... году я берусь  за  перо  и  мысленно  возвращаюсь  к  тому времени, когда у  моего  отца  был  трактир  «Адмирал  Бенбоу» и в этом трактире  поселился старый загорелый моряк с сабельным шрамом на щеке.

Р. Л. Стивенсон «Остров сокровищ»

Красивый, отлично построенный и удачно расположенный город.

Д. Дефо

Предыдущие хроники – тут, тут, тут и тут.

Кингз Линн оказался веселым солнечным городом на севере графства Норфолк – морским и пиратским. Он раскинулся в устье реки Уз, той самой, которая огибает Или, но именно здесь как-то видится и чувствуется, что река это и не река вовсе, а тайное внутреннее море: ветер здесь ощутимо пахнет солью, а чайки зависают над городом, и их тени на брусчатке вытягиваются длинной черной лентой.

В Кингз Линн холодно и светло, и цвет города – морская бирюза и солнечный желтый. Желтый разных оттенков – латуни, охры, шафрана, цвета спелой осенней груши, и лимонный, и оливковый, и горчичный – цвет домов на старой торговой площади Сент Джордж. С неё можно пойти в разные стороны; мы выбираем ту, что ведет к воде.

Набережная Кингз Линн – это перекличка семнадцатого века с веком восемнадцатым: главное здание на площади, Таможенный дом, спроектированный архитектором Генри Беллом и построенный сэром Джоном Тернером в 1685 г. – расцвет и гордость английского барокко, о котором знаменитый британский историк архитектуры Николаус Певзнер позже напишет: «Несомненно, одно из самых красивых зданий, которое я когда-либо видел». С этим трудно спорить: здание хоть и невысокое, но за счет круглой башни, его венчающей, кажется, что оно парит над берегом реки Уз. Дом – одновременно и своеобразные ворота Кингз Линн: его хорошо видно с реки, и торговцы, приезжавшие в ярмарочный вторник на лодках в город, всегда проходили по площади, минуя таможню.