Одли Энд: Викторианская ярмарка (продолжение)

Начало тут, тут и тут.

Я продолжала свое праздношатанье по шатрам. Наткнулась на маленькую палатку с вяленым мясом Martin's Jerky: 

за стойкой сидела угрюмая девочка-подросток в капоре и клетчатом платье, похожая на пансионерку богоугодного заведения мистера Броклхерста. Пока я разглядывала довольно страшноватые невзрачные на вид упаковки с длиной волокнистой нарезкой (сушеная телятина и говядина с белой горчицей, хреном и элем), девочка хмуро таращилась на меня из-под своего капора. Лицо ее не сулило ничего хорошего да и мяса вокруг было как-то подозрительно много, а посетителей не было вообще, и я уже решила было ретироваться восвояси, как вдруг она протяжно произнесла:
 — Вот эту берите.

— Это какую?

— Да эту же! — Она нетерпеливо тычет в темно-красную упаковку. На ней написано: "Dragons Bane which is the Worlds Hottest Jerky" ("Драконова погибель: самое острое копченое мясо"). — Берите — точно не пожалеете!

Мнусь недоверчиво: девочка же вдруг неловко улыбается, обнажая крупные не очень ровные зубы, и улыбка ее, несмотря ни на что, очень красит:

— Да верно вам говорю: от него все внутренности жжет! Сама пробовала!

Я живо представляю себе человека, жующего эту драматическую копченость: вот он методично развернул упаковку, откусил приличный кусок с явным намерением посмаковать и продлить удовольствие — и тут его охватывает алое пламя, от которого он почему-то все время чихает, приговаривая: "Да чтоб тебя!.. Раздери тебя дракон!"— смеюсь, на смех из соседней палатки приходит Л., внимательно смотрит на прилавок и задает один-единственный вопрос, от которого начинает хохотать и девочка-продавщица:

— Конина?

Девочка сквозь смех трясет головой — что вы, сэр, как можно, сэр, наши склады проверяли еще в начале года, никакой конины, даже ни вот настолечко, только копченая говядина, и всё. 

Верим-верим. Так ничего и не купили в итоге — ни я, ни Л.: девочка дала нам рекламный букет Мартиновых копченостей с поникшим драконом на обложке. Предположили, что он просто объелся.

Между тем, около соседних палаток начиналось представление Панча; я ожидала увидеть английский народный кукольный театр, балаганчик с местным Петрушкой и его перебранки с Джуди, но не тут-то было: оказалось, что Панча с Джуди будут представлять вполне реальные люди, одетые в костюмы из романов Диккенса, Теккерея или Троллопа.

Старик, изображавший Панча, был в ударе: он сыпал всякими беконечными прибаутками (каюсь, трети я не поняла: говорил он чрезвычайно быстро, и часть шуток, по-видимому, была основана на звукоподражании), а вот его спутница оставалась при этом царственно-невозмутимой. По всей видимости, именно на контрасте они и добивались нужного гротескного эффекта, потому что народ вокруг покатывался со смеху.

Неподалеку от балаганного шатра расположились британские швеи — потомки тех самых классических миссис Тоджерс или миссис Фейрфакс, что шили платья и костюмы безо всяких машинных приспособлений, а еще вышивали тончайшие батистовые и муслиновые сорочки. Чепцы, соломенные шляпы, смешные круглые очки в металлической оправе, шелковые платья с крахмальными нижними юбками, полосатые чулки и крепкие неуклюжие башмаки с пряжками — и перед вами типичные экономки из любого викторианского повествования:

Я долго наблюдаю за тем, как ловко они вышивают полотняные салфетки, как вдруг до меня долетает:

— И все журналы о Севастополе!

Севастополь? Но, черт возьми, как, Холмс?

(продолжение следует)