По дороге домой из Оксфорда намертво застряли в метро на Эджвер роуд: поломки и остановки в лондонской подземке случаютcя довольно часто, и люди реагируют на них в целом вяло. Так было и в тот раз: сдержанное недовольство (what the heck?) быстро перешло в привычное невозмутимое оцепенение. Двери вагона были открыты: пассажиры, сидевшие напротив, флегматично рылись в своих телефонах и планшетах.
Через секунду станцию огласили пронзительные вопли, и в вагон ворвалась толпа народу — парни лет двадцати, человек сто-сто пятьдесят восемь-десять. Все они были примерно одинаково одеты — в расстегнутых, но безукоризненно-белых рубашках (я давно не видела такой ослепительной белизны в одежде), голубых джинсах, беглый взгляд на который сразу как-то безошибочно давал понять, что стоят они бешеных денег, такой же очевидно дорогущей обуви. И при этом вся эта компания была пьяна настолько, что еле держалась на ногах: оставалось только гадать, как они умудрились завалиться в вагон, не рухнув где-нибудь по дороге. Несло недешевым бухлом.
Мне стало не по себе: пьяные подростки — далеко не самая приятная компания. Воображение уже услужливо подсказывало возможные варианты развития событий
— вот сейчас начнут цепляться ко всем пассажирам подряд, ясное дело, заденут и меня, услышат сильный акцент, ну и пошло-поехало. Новые попутчики, меж тем, горланили во всю глотку: то принимались затягивать какие-то песни (ни одного слова мне к счастью разобрать не удалось), то наседали друг на друга с такими же невнятными криками. Слышлось что-то вроде: "Оставь его, Дейв, он лыка не вяжет" — "Да ты на свою рожу взгляни, тебя вообще развезло на второй секунде, урод!" — "Сам слабак!" — "Уймись, придурок!" и пр.
Многие пассажиры стали нервно озираться: никто, впрочем, никаких замечаний компании пока не делал. Один из парней, практически висевший на поручнях неподалеку от меня, вдруг стал заваливаться на мою сторону ("а, блин... ну так и знала! щас начнется..."); стукнулся головой о стену в опасной близости от моей перепуганной физиономии.
— Простите, леди! Я ненарочно.
Произнесено это было на изысканнейшем английском такой невероятной красоты, что ему могли бы позавидовать дикторы ВВС. Четкая артикуляция и безупречный выговор у пьяного вдрабадан недоросля вызвали картинный разрыв шаблона: кто шляпку спер, тот и тетку пришил? Что это еще за гримасы молодой аристократии?
Через секунду подросток каким-то неимоверным усилием сгруппировался (гуттаперчевый, что ли?) — и отлетел в другой конец вагона, где болтались остальные. Они, впрочем, были в похожей кондиции: тот, которого назвали Дейвом, краснощекий брюнет ростом метра три, неожиданно заорал:
— Aut cum scuto!
— и вылетел из вагона. Вся остальная конница братия ринулась за ним, продолжая вопить во всю мочь. Через секунду в вагоне никого не было.
— Харроу гуляет, — поджав губы произнес сидевший через кресло пожилой индус. — Что их в метро занесло — ума не приложу.
No comments :
Post a Comment