Последний раз я смотрела «Ребенка Розмари» лет 20 назад, еще до своего переезда в Москву. За все эти годы сохранились смутные воспоминания об одиночестве в огромных пустых и темных помещениях, о тенях и надвигающемся безумии, но, как это часто бывает после стольких лет, собственно сюжет из памяти почти истерся, кроме каких-то совсем уже общих мест, и вместо него просто виделось тонкое бледное и узкое лицо Мии Фэрроу, и это, в общем, было все. Надо все-таки пересматривать классику по возможности, иначе формально налепленный крючок «просмотрено в юности» отвалится, ничего не оставив взамен.
Полански снял «Ребенка Розмари» примерно через три года после «Отвращения», одного из лучших своих фильмов, в котором героиня Денев именно что борется с мерзейшей мощью, а, точнее, с мощью мерзейшего, но, чистая и неприкаянная душа, проигрывает в схватке. В этом смысле «Розмари» примерно о том же самом: хрупкая героиня Фэрроу, чья деликатность и уязвимость ошибочно принимаются ее окружением за инфантильность и незнание жизни, попадает в похожую ловушку мерзейшего, когда внешне все, кажется, неплохо, но внутренний голос не дает себя обмануть и сбить с толку — нет, все плохо, и даже хуже, все безнадежно, и огромная квартира в старом фешенебельном особняке превращается в западню, а нервный и грубоватый, но любимый муж из актера-неудачника вырастает в шекспировского пособника злу. Розмари умудряется сопротивляться даже в том самом сне-видении-кошмарной яви на корабле, когда ее приносят в жертву нечистому: она движется отстраненно и нервно, мы видим ее напряженное лицо, которое так и застывает на вскрике с полуоткрытыми глазами.
Операторская работа здесь безупречна: камера медленно повторяет движения ослабевшей героини, мы глядим в угол полупустой гостиной соседей-сатанистов в клубах сигаретного дыма — и смотрим на него глазами Розмари — это, пожалуй, один из самых страшных кадров фильма; камера скачет и мечется, когда Розмари задумывает побег; камере достаточно одного кадра на полсекунды — кровавого взгляда родившегося у героини адского младенца — и у зрителя не то, чтобы кровь застыла в жилах, ему просто становится тошно и тоскливо.
Любопытно, как Полански разбирает по костям природу адского: чтобы обнаружить ад, серная вонь и рога вовсе не обязательны — есть, например, странный и даже по-своему притягательный аромат каких-то восточных благовоний в изящном кулоне, милые и слегка суетливые, как и положено старикам, эксцентричные соседи в апартаментах сверху, есть ощущение катастрофы, но нет доказательств, что она наступит — ну какая еще эсхатология в нью-йоркской респектабельности? А вот такая. О, если б знали, дети, вы, холод и мрак грядущих дней. Если бы вы только знали.
No comments :
Post a Comment