Пять месяцев

Прошло пять месяцев, как я уехала.

Иногда мне кажется, что это случилось только вчера, и я собирала свой чемодан (ярко-малиновый – главное, чтоб могла узнать же в аэропорту), и взгляд почему-то все время упорно цеплял какие-то мелочи, вроде старого футляра из-под очков или связки ключей, а потом почти сомнамбулически, что ли, натыкался на книжные полки (вот Диккенс – ага, Академкнига, ноябрь две тысячи первого, тащила в метро – вам помочь, нет, спасибо, не надо, ну до чего же тяжелые, черт, но куда деваться, еще немного, вот и Новокузнецкая, слава Богу, ага, Царицыно, поворот, почти на Бакинке – уф, дома, наконец-то, растрепанный дореволюционный Ариост , Неистовый Роланд, Руджеро, Брадаманта – о-о, это же на развале около Олимпийского, флегматичный дядька лет пятидесяти, да забирайте за пятнадцать, девушка, а вот и переплетенный диссер – ну да, кошка изгрызла, как так можно с сокровищницей отечественной филологии-то, вот поди ж ты, негодная, увезли, как я без нее, непременно скоро заберу, икона в медном окладе потемневшая, бабушка же подарила, нельзя, не возьму, вдруг на таможне будут проблемы, а я, как я, что я им скажу, у меня и разрешения-то от Грабаря нет, там же от сорок девятого года только можно, а у меня старая, а ведь хотела же подготовить, не успела, вот квашня, английская поэзия в переводах, надо было больше читать первоисточник, а теперь что же, ну вот и будешь каждый день языковой экзамен сдавать, а и ничего, полезно, во всем нужна сноровка, закалка-тренировка, иначе нам чего-то не видать, что за ерунда-то, надо ложиться, да все равно не усну, какая разница), и пустая квартира – нет, она уже отчетливо ощущалась чужой, общежитской (общежитийной), от-себя-отторгающей, но это не пугало – понималось, что «так тому и быть», что будет другое место, другой дом, и нужно будет это осмыслить – но уже потом, потом, все потом. А пока – спать.

А потом я уехала.

И теперь здесь.

Живу.