Как всегда, хаотично читаю запоем сразу несколько книг (впервые стали явственно ощущаться уколы удовольствия от английского чтенья, которое уже и не совсем мука и труд, а иногда и радость). Одна из книг — купленное на кемденовском роскошном развале издание “Glimpses of Authors” Кэролайн Тикнор 1922 года (я о ней писала чуть раньше тут; толстая книжка в пахнущем библиотекой дермантиновом переплете с тиснением, с толстыми полукартонными страницами, переложенными тонкой папиросною бумагой, с глянцевым фронтисписом и титульным листом, с приятными шероховатостями под пальцами) — короткие, часто лирические очерки и воспоминания об известных авторах, такой англо-американский эдвардианский “Алмазный мой венец” с Диккенсом, Готорном, Твеном и другими.

Читаю медленно, и сейчас остановилась на главе, посвященной Готорну, любви моей студенческой юности. Сквозь суховатый биографизм — помогал публикации тома Делии Бэкон “К шекспировской проблеме”, испытывая недовольство от самого факта, что помогает женщине-автору и, в то же время, упрямо преодолевая свои собственные предрассудки; отправился в путешествие по Италии, будучи знатоком средневековой итальянской истории — вдруг открылась фантастическая деталь:
в одном из отдаленных монастырей он увидел распростертое посреди храма тело монаха-капуцина, только что испустившего дух, и его поразило "странное выражение мертвого лица". А затем, уже в римском Капитолии, он долго стоял около Фавна Праксителя, снова думал о таинственных лицах и чуть позже написал в “Дневнике”:

Эта раса фавнов была, пожалуй, самым восхитительным произведением античности. Сам факт того, что фавны могут смешиваться с людьми, видится мне и радостным, и патетическим одновременно; род, берущий свое начало от фавна, прошел сквозь классическую эпоху и дожил до наших дней. Хвост наверняка уже исчез из-за многочисленных браков со смертными, но прелестные пушистые уши все же периодически появляются у наследников, как и интеллектуальные свойства фавна, и его нравственные инстинкт.

...Пушистые уши фавновой морали — Готорн знал толк в вещах по-настоящему ценных.