Все-таки удивительно, как стремителен был переход Климта от академизма к Сецессиону. Вот только-только был респектабельный художник-портретист, австрийский Маковский, и вдруг — плывущие сквозь мозаику фигуры, плавные колебания цвета и света, золото, текущее сквозь японские ширмы и шпалеры, и вот уже виден тот Климт, которого знаем.
Шиле снова потряс — неистовой телесностью, яростью сочленений фигур на полотнах, сумасшедшей сложностью цвета. Пейзажи Шиле, лица его домов и их отражения в дунайской воде — это же верхарновские “Законы”:
Когда же вечером струится кровь заката
Из-под давящих туч и все полно угроз, —
Седой догматики твердыни и палаты
Какой-то роковой исследуют вопрос.
До сих пор не верится, что Шиле успел так много, дожив всего-то до 28.
Здесь же, в Леопольд музеуме, я открыла для себя австрийского Гойю Альфреда Кубина: его детально прорисованные офорты, ставшие откликом на только что вышедшее “Толкование сновидений” Фрейда, оставляют ощущение абсолютной и достоверной современности, как если бы они были созданы много позже, уже в эпоху сюрреализма и модернистских дискурсов.
И за все эти открытия, и за многие другие, и за одну из лучших моих бесед об искусстве здесь, в Вене, я очень признательна Сереже: мы непременно должны встретиться снова, и поговорить, и побродить по музеям, надолго останавливаясь около каждой картины.
No comments :
Post a Comment