Лена Элтанг и “Отель Бриатико”

Чудесная Лена Элтанг, автор моего любимого “Побега куманики”, опубликовала на ФБ отрывок из “Отеля Бриатико”: это настолько прекрасно, что мне захотелось перепостить его — и тут же прочесть всю вещь целиком. Книги Лены Элтанг, как и книги Пруста, всегда миметичны: они вызывают к жизни даже самые потаенные воспоминания, делая самые фантастические из них реальными — реальнее любой скучной и пыльной действительности.

Садовник поселился в моих волосах, альвеолах, мембранах и во всем остальном. Каждый мой день теперь начинается с вычислений: где и каким образом я смогу его увидеть. Спускаться в пиано-бар каждый вечер представляется мне навязчивым, а посещать его в тайном укрытии – и вовсе непереносимым. Несколько раз я увязалась за ними в деревню, с ним и его дружелюбной псиной, которую он зовет Дамизампой, потому что она охотно подает лапу, даже если ее не просят. Я не стала говорить ему, что знаю ее настоящее имя. Однажды утром я видела мальчишек у главных ворот, они искали собаку и спрашивали у сторожа, не забегала ли она в гостиничный парк.

— Лупа, Лупа! – звали они, забравшись на стену тем же способом, что и мы с братом двенадцать лет назад, я хотела сказать им, что пес приблудился к садовнику, но промолчала. Может, ему веселее с этой Лупой, а ей веселее с ним. Тем более, что собака с таким именем отлично подходит Бриатико, здесь совсем недавно был настоящий лупанарий.

Садовника тоже интересует, что здесь было раньше. Я наблюдала, как он рылся на полках в библиотеке в поисках какой-то книги, а потом, обнаружив ее, уселся читать с довольным видом. Со мной он в тот день поздоровался едва заметным кивком — как с горничной, которая явилась, чтобы смахнуть пыль. Я стиснула зубы, налила себе чаю из Виргиного чайника и терпеливо листала журналы, пока через полчаса его не позвали вниз, к администратору. Садовник заложил книгу какой-то бумажкой и сунул обратно на полку. Книга, весила больше, чем учебник по римскому праву, кожаная обложка, похожая на засохшую хлебную корку, объеденную мышами, была подклеена полоской дерматина. “Религиозные памятники Италии” с часовней Перуцци на фронтисписе. Что он там искал? Изображение часовни, которая сгорела? Похоже, мой рассказ в полутемной прачечной произвел на него впечатление. А может, он и вовсе мне не поверил.

Какая-то странная у него была улыбка, когда он спросил, куда подевался ключ, который мы с братом унесли с собой. Даже не улыбка, а гримаса, как будто его оса ужалила, а он старается это скрыть. Я сказала, что ключ лежит в братовом тайнике, а где тайник — не сказала, в последний момент рот захлопнула. Садовник вопросительно вскинул брови, и я добавила, что у нас на заднем дворе лежит такая груда камней, что можно второй Бриатико построить. Вот там и тайник, под одним из замшелых булыжников. Зачем же вам столько камней, спросил садовник, но мне не хотелось рассказывать ему правду, и я только плечами пожала.

Правда в том, что Бри собирался построить стену, они вместе с Пеникеллой собирались, а камни украли на каменоломне, когда там сняли охрану, одолжили у почтальона лошадь и несколько раз гоняли телегу туда и обратно. Камни были грязные, не разбери какого цвета, брат сказал, что это красный гранит и мрамор, только надо их хорошенько почистить. Помню, что Пеникелла взялся раздобыть цемент, а брат дразнил его какой-то оконной замазкой, которой тот пытался замазывать щели в обшивке катера. Они вместе возились с этим катером с тех пор, как я себя помню. Каждое лето Пеникелла придумывал новую затею, однажды они заливали днище катера бетоном в такую жару, что чуть не остались в этом бетоне навсегда. В то лето солнце выжгло поселок до белизны, даже песок на дороге казался театральной пудрой и отливал свинцом, брат приходил с причала голый по пояс и сразу бросался к умывальнику, чтобы прополоскать рот, потом мы шли на задний двор и я долго поливала его из садового шланга.

Что у тебя общего с этим стариком, спросила я брата в один из таких дней, он же пьяница и болтает невесть что, его уже не изменишь, а ты тратишь на него свое время. Зачем же его менять, ответил мне брат, изменить Пеникеллу это все равно, что отмыть эскимоса от жира, которым тот покрывает грудь, защищаясь от холода. Мне нравится, что он не сдается, сказал Бри чуть позже, за ужином, он поклялся, что починит свой катер, и он его починит. Даже если ему придется стать дельфином и впрячься самому, чтобы вывести посудину в открытое море.

Когда брата хоронили, Пеникелла пришел на кладбище с банкой оконной замазки и пучком пакли. Я думала, это какой-то символ, значение которого он мне откроет, но старик взял плиту, которой закрывают нишу с урной, вставил ее на место и намертво законопатил.

— Это то, что мы делали с ним вместе, — сказал он, оглянувшись на стоявших вокруг, — а значит, парню понравится. Во всяком случае, больше понравится чем ваши увядшие цветочки. Теперь его лодка не будет пропускать воду. Dixi.(с)