“Он” Леонида Андреева: теперь на английском

Совершенно случайно, пока читала Брейн Пикинг (о том, как можно проиллюстрировать страшные сны), вспомнила одну из любимых повестей Леонида Андреева “Он”, в которой главный герой оказывается пленником мучительного и тоскливого кошмара: к нему в комнату приходит таинственный Он, кладет холодную ладонь на лоб, и героя охватывают мучительные “сон и тоска, сон и тоска”. Вот это самое повторение сна и тоски я запомнила совершенно отчетливо, и мне вдруг захотелось найти эту андреевскую историю на английском. Я быстро выяснила, что, как и в случае с Блоком, Андреева переводили мало, выборочно и плохо, но тут же меня подстерегла неслыханная удача: я нашла великолепный перевод повести “Он” вот здесь. Не могу удержаться и не процитировать оттуда один отрывок — еще раз повторюсь, но по-моему перевод просто безупречный:

David Bowie - The Laughing Gnome

Я, наконец, поняла, что мне всё время напоминала песня Мики “Grace Kelly” — ну, конечно! Смеющийся гном же. Боуи всё-таки неизмеримо-высок, и его еще на сто поколений вперед хватит, как минимум. Его и Пинкфлойдов (недаром именно в этой песне он звучит очень похоже на Сида Барретта): вчера смотрела по BBC 4 с ними интервью. Как ни крути, они часть моей кембриджской жизни. Пинкфлойды медленно с задумчивой аффектацией (Гилмор) рассказывают, как записывали Wish You Were Here; все звучали как принцы. Такие прекрасные и нудные, невозможно оторваться.

.

Летун отпущен на свободу ©

Только вчера, пока убиралась в гостиной, обнаружила на потолке с противоположной от камина стороны несколько серых пятен. Пятна были небольшие: складывалось ощущение, что кто-то (или что-то) подбросил(-о) вверх комок пушистой домашней пыли, и она там так и осталась. Я встала на кресло, чтобы разглядеть пятна получше: при ближайшем рассмотрении стало понятно, что это въевшаяся в стену сажа из камина. 

Я стала ломать голову, как каминная сажа могла попасть на потолок с такого расстояния — вытяжка, несмотря на то, что камину больше 160 лет, работает отлично, — и вечером поинтересовалась происхождением са(б)жевых клякс у Л.

— Так птица же, — рассеянно сказал Л.

— Ээээ... — как бы сказала я.

— Да так как-то... — продолжил Л. — лет пять назад я услышал шум в комнате...

Nothings and triviality: еще немного садовых хроник

Птичья кормушка уже практически пуста: птицы (в основном, синицы и малиновки, которых я увидела здесь, в Англии, впервые) основательно поработали с содержимым. Впрочем, в этом им здорово помогли и белки, которые едва не угробили конструкцию, пытаясь разгрызть её зубами (кажется, даже отметины немного видны, если приглядеться).

В Кембридже просто неприлично-тепло (+12, +13) и немного сыро, только по вечерам слегка зябко. Вот поглядим, какие “arctic conditions” ожидают нас этой зимой: судя по заметке в Гардиан о начале брачного сезона у лягушек, перепутавших ноябрь с мартом, рассчитывать на сильные морозы как-то не приходится. Впрочем, зоологи опасаются, что холода-таки могут нечаянно нагрянуть, откуда их совсем не ждешь. Ну, поживем — увидим.

Отдала в чарити практически всю свою московскую одежду, которая и не ветошь еще совсем, и выглядела вполне нормально. Одежда лежала в самом дальнем ящике, я о ней практически и забыла уже, а накануне вспомнила, вытащила, аккуратно упаковала и отвезла. Надеюсь, кто-то в ней будет чувствовать себя гораздо счастливее, чем я в свое время. Я же её не хочу.

Утром мне на электронную почту пришло письмо: “Ваш друг Александр Блок сегодня празднует свой день рождения. Вы можете поздравить Александр Блок, оставив ему сообщение”.

В каком-то смысле я могу назвать Блока своим другом — почему нет: а как по-другому вы назовете человека, который так много значит в вашей жизни и так сильно её изменил (еще в юности) — и продолжает менять.

И сообщение я тоже, конечно, оставлю: с Днем Рождения, Александр Александрович. Время не преуменьшило значительности и важности того, что вы сделали. Поэтому читаем и помним. И я читаю и помню.

UPD. Спасибо ргалийцам за выложенные сканы рукописей Блока сегодня. Все тот же фонд 55, 1 опись. Размещу и тут.

The Construction of Authority in Early Russian Crime Fiction

Итак, о последнем семинаре в Клэр, который завершил серию воркшопов департамента славистики Кембриджского университета в этом году. Он состоялся во вторник 25 ноября: я, к великому сожалению, была слишком занята и не успела вовремя запостить апдейт, поэтому делаю это сейчас.

С моей точки зрения, это был один из самых интересных семинаров (еще один запомнившийся — презентация книги Любови Гольбурт “The Persistence of the Eighteenth Century in the Russian Cultural Imagination” 28 октября): профессор университета Сент Эндрюс (и по совместительству одна из устроителей симпозиума BASEES, которая приняла мою заявку на участие в нем) доктор Клэр Уайтхед предложила к рассмотрению любопытную тему — о том, как конструируется образ власти в ранней русской детективной беллетристике. Интересно то, что автор в связи со своей темой в первую очередь рассматривает не традиционные русские классические романы с детективной составляющей*, а действительно раннюю прозу середины XIX в. с детективной составляющей, созданную русскими писателями-очеркистами второго-третьего эшелона — «Острог и жизнь (из записок следователя)» Н. Соколовского, «Правые и виноватые. Записки следователя сороковых годов» Н. Степанова, «Убийство в деревне Медведице. Юридическая повесть» С. Панова, «Шведская спичка» А. Р. Чехова (пародийный детектив), «Рассказ судебного следователя» А. Шкляревского и, частично, «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского (образ неподкупного следователя Порфирия Петровича).

Nothings and triviаlity

Вернулись из танцкласса, и впервые за Бог знает сколько лет (десять, двенадцать?) мне захотелось выпить чаю. Кто знает меня, тот поймет, что это примерно то же самое, как если бы истинный индуист в три тысячи шестидесятом колесе перерождений, заслуженный веган Республики Индия заказал себе в пабе “Earl of Beaconsfield” medium rare рибай стейк.

***

Написать, написать, написать о последнем семинаре в Клэр. Завтра, завтра, завтра.

Книжные полки, радиоперехват и скауты

Сегодня утром убиралась на книжных полках и обратила внимание на два стареньких желтых почтовых конверта из плотной бумаги. Заглянула внутрь, а там — кипа детских фото Л. (в детском саду, с Сантой, в начальной школе и в скаутском лагере), а еще открытки из разных стран, которые ему присылали с радиостанций в конце 60-х гг. — он был радиолюбителем и на своем коротковолновом передатчике ловил разные “голоса” — и советские, в том числе!.. Надо будет как-нибудь их сфотографировать и выложить тут.

Ну и фотография Л.- скаута абсолютно замечательна: он уже совершенно похож на себя всегдашнего и легко узнаваем.

Пунктирных ламентаций пост

Вот ведь незадача: только разбежишься, размахнешься на серию интересных постов, и тут же на вялые прокрастинаторские плечи обрушивается вал дедлайна — отредактировать августовскую статью для сборника, форсировать работу с переводами (не будем показывать пальцем, но кое-кто позорно профилонил добрую половину прошлой недели) и успеть до 30 ноября дописать заявки на конференции... Стыдоба, короче. И так неохота в тысячный раз переходить на телеграфный стиль и отбивать фейсбучную морзянку из пары-тройки статусов... Эх. Где наша не пролетала пропадала. Разгребу завалы и вернусь, а пока придется обходиться по бóльшей части фотограммами. Алик Борисович, вы уже в лодку сели ©, короче, отступать некуда.

В сумерках зашла в гостиную и увидела, как через высокое овальное окно тянется в комнату сквозь призрачный туман тонкая и хрупкая рука рептилоида. Включила свет, и ящериковая кисть вмиг оборотилась веткой мокрого плюща. 

Но мы-то знаем.

The Garden Chronicles: splash purple and gold

Л. второй день не может сгрести листья для компоста — прошу его оставить и смотреть, смотреть.

елена алую помаду
наносит щедро на лицо
кот замер в тихом изумленьи
так вот какой ты авангард

Говорит Михаил Бахтин

Михаил Бахтин цитирует “Песню Гаэтана” из “Розы и Креста” и говорит о том, что поэты-символисты были гораздо выше декадентства.

О Блоке: “Он производил сильное впечатление [...] Он был довольно красив [...] Он приподнят был над самим собой [...] И потом был Блок-человек, который якшался черт знает с кем [...] В какой-то мере его все-таки заморили голодом, конечно. И вот тогда мы устроили вечер в пользу Блока...”.

November reigns supreme

Ноябрьский сад становится всё прозрачнее, а в прохладной и до сих пор зеленой траве среди рыжих и алых листьев резвятся белки.

 

Почему-то вспомнила сейчас, как однажды, когда я еще работала в архиве, встретилась там с посетительницей, милой молодой женщиной, фамилия которой была такой же, как и у маминого лечащего врача. Я подумала тогда — дочь или племянница, и у меня похолодели руки. Я спросила: “А вы, случайно, не родственница профессора Х?”, на что она, улыбнувшись, ответила: “Нет, но вы не первая, кто спрашивает. Такой известный человек! Медицинский светила! Приятно, что мы носим одну и ту же фамилию”. Она добавила еще что-то, а я быстро опустила голову, сделав вид, что мне нужно кое-что проверить в только что заполненной ею анкете. Я сидела и смотрела в анкету, а буквы перед глазами скакали: мне не было приятно, что у них одна фамилия. Точно не было. Потому что много лет подряд одним из самых сильных моих желаний было встретиться с профессором Х, для которого мать стала “медицинской ошибкой”, и вцепиться ему в горло.

Но вслух я ничего этого не сказала, конечно. Выписала посетительнице пропуск, она заказала документы и ушла.

Ukraine, Present and Future: A Conversation with Svyatoslav Vakarchuk

Сегодня в Кингз колледже состоялась встреча с музыкантом и общественным деятелем, фронтменом группы “Океан Ельзи” Святославом Вакарчуком. Было, конечно, очень здорово слышать повсюду украинскую речь: на встречу пришло много студентов с факультета украинистики Университета Кембридж. 

Вакарчук произвел очень приятное впечатление: интеллигентный, без пафоса и всяких тому подобных вещей, задумчивый, он явно продемонстрировал очень сильное желание общаться с аудиторией как можно дольше; отмечу также, что говорил он на отличном английском, хотя иногда смущался и просил его простить за недостаточно свободный, по его мнению, язык.

Gothic Manna Dew

А вот, например, Кембридж готический и пасмурный — и все такой же бесконечно любимый.

Внезапное ономастическое

Поняла вдруг, что все это время путала Ричарда Докинза с Ричардом Файнманом. Пребываю в легком замешательстве. С другой стороны, никого из них я не путала с Ричардом Бахманом. А ведь могла бы.
UPD. Сережа подсказал: Стивен Хокинг же еще.

И немного “об науке”

Ну что, всё честно: бешеные тыщи за работу головой.

Мой оклад в РГАЛИ еще 4 года назад был 3 (три) тысячи шестьсот рублей и сколько-то там копеек. Ах, гранты же, как я забыла. Их выплачивали обычно раза два (ну, может, и три) в год маленькими порциями, вычитая, конечно, все положенные проценты, чтоб, не дай Бог, не капнуло чего лишнего — ну вы же понимаете, всё должно быть честно, государство скрупулезно заботится о точности в системе бюджетного финансирования. А грант еще попробуй выиграй. Поскольку у архива не было статуса НИИ, никаких надбавок за степень мы не получали (как сейчас обстоят дела, не в курсе). Короче, если бы не подработки (переводы и корректура), которые нужно было искать в режиме нон-стоп, то... Ну, сами понимаете.

Так что — не, спасибо. Реформируйте и дальше.

UPD. Ну, и мои ответы в дискуссии со знакомым в ФБ на эту тему (собрала все свои комментарии в один апдейт, просто разбив на абзацы).

Я как-то не очень оптимистично настроена по поводу научных перспектив в России, если уж начистоту. Я вижу здесь наших, они вполне адекватно встраиваются в западноевропейский научный контекст (я сейчас только о славистике), но все же не могут уехать... А коллеги и друзья, которые в России и бСССР ухитряются проводить научные исследования и преподавать — настоящие герои. Столько на себе тележек вытаскивать, получать за это символические деньги, не сдаваться, работать — это, черт возьми, подвиг. Но не для государства, уж точно.

“Interstellar”

“Interstellar” хорош уже тем, что снова возвращает зрителя к жанру, который я определила бы как “рефлексирующий sci fi” и в котором, конечно, есть место всяким дорожкам из сверкающих звезд и искривлениям пространственно-временного континуума, но не в них, в общем, суть. Мы ведь знаем, что “есть и другие миры, кроме этого”, но с отчетливой ясностью понимаем также и то, что люди всегда одни и те же, и им бывает одинаково трудно как преодолеть себя, так и сбежать от себя же. 

Нолан талантливо цитирует Тарковского (фрагмент, где астронавты на борту Endurance слушают в наушниках шум дождя — что это, как не то самое “изобретение Гебаряна” из “Соляриса”), Земекиса (эпизод из “Контакта”, когда Элли застревает на полпути к новым мирам, а потом встречается в другой реальности с умершим отцом), да и много кого еще, — и всё это не мешает нолановскому фильму быть и талантливым, и глубоким, и достойным зрительского внимания.

Библиотечное (пролог)

Когда (и если) дойдут руки, сделаю серию постов о работе в кембриджской университетской библиотеке с архивом эмигрантской газеты “Русская мысль” (“La Pensée russe”), которая издавалась в Париже с 1947 г. Работать в библиотеке, к слову — одно удовольствие! Толковые консультанты, отличные электронные каталоги, с которыми очень легко и просто работать, ну и бездна нужного мне материала по Серебряному веку. Так что, будем чем заняться в ближайшие сто лет уж точно.

А пока для затравки — сегодняшняя историйка: при просмотре подшивки “Русской мысли” за 1949 г. обратила внимание на рубрику “разное”, в которой сообщалось, что некую английскую мисс, вышедшую замуж за предводителя африканского племени, могут ожидать незамедлительные санкции в Европе, буде она продолжит настаивать на том, чтобы ее именовали “белою королевой”.

Мне кажется, в этой заметке прекрасно абсолютно всё.

Анонс и Португалия в марте

Реал меня снова поглощает, и не успеваю делать нормальные посты от слова “вообще”, хотя накопилось уже много всякого интересного —  о новой выставке “Молчаливые партнеры” в Фицуильям музее написать, и о чудной книжке по правильному британскому чаепитию, на которую я совершенно случайно недавно наткнулась. Не успеваю даже постить новые картинки — светлого Кембриджа и Кембриджа готического...

Но всему своё время. Надо просто переждать. 

Из важного: я еду на португальскую конференцию, которая пойдет 22-24 марта в Лиссабоне — сегодня пришло письмо о том, что моя заявка на участие официально подтверждена! Здорово. А после португальской конфы через несколько дней и BASEES. Ужасно хочется выступить везде, а еще посмотреть фантастическую лиссабонскую архитектуру, увидеть океан и встретиться с прекрасным и яростным Мальцевым, Машей и Ариной. Жду-не дождусь поездки, в общем.

Nothings and triviality

Еще из бытовых наблюдений. Как отличить кембриджскую фемину от приезжей не-кембриджской? Если первая идет с распущенными волосами в сильный ветер, то ее совершенно не волнует тот прискорбный факт, что волосы эти (проклятье) закрывают ее лицо, лезут в глаза, нос, прилипают к подкрашенным губам - она продолжает как ни в чем не бывало идти, бежать, ехать на велосипеде, болтать по телефону и проч. Те же остальные страдалицы, что поминутно поправляют даже гладко убранные и забранные в пучок кудри — те точно не местные. Сама я нахожусь на переходной стадии: злюсь по-прежнему и чертыхаюсь про себя, но внешне пытаюсь сохранять спокойствие. Отращиваю дзен растрепанного смирения с переменным успехом.

***

За фотокопии газетных вырезок в Cambridge University Library не надо платить! Круто-круто.

 ***

По дороге домой впервые в жизни увидела, как под голубем с глухим треском обломилась увесистая липовая ветка. Неслыханное безобразие.

Лингвистическое пунктирное

Всё-таки способность Л. к русскому словообразованию примечательна. Читая свой Киндл, он в задумчивости пробормотал: “Мáниак... Если женский... Женский — маниáчка...”.

Я не подсказывала.

Возвращалась с очередного семинара в Клэр и, проходя Costa Coffee, увидела старушку, сидевшую с чашкой шоколада и брауни в глубоком кресле. Чашка была большой, и старушка пила из нее мелкими аккуратными глотками, так же бережно надкусывая брауни и прикрывая ладонью несколько крошек на блюдце. Лицо у нее было спокойно-сосредоточенным, руки проделывали простые и плавные движения, а я вдруг с фокусной резкостью увидела вместо неё свою бабушку — как она сидит и пьет кофе с молоком и булочкой, и смотрит в окно на педучилище напротив сквозь кружевную кухонную занавеску, и у меня сжалось сердце.

Меж тем, количество откликов на новую михалковскую вампуку повергло меня в легкое замешательство. Все-таки мне не совсем понятно, к чему умножать сущности (пусть даже и в тоне бурлескном) сверх необходимости, если всю неосторожность замысла можно исчерпать фразой “Тленота-то какая, крипота”.

Да, и по поводу “поршней”, которые мэтр, по слухам, вставил в новый продукт: ничто не ново под луной. М.А. Швейцер сделал это в своей экранизации “Крейцеровой сонаты” еще в 1987 г., и даже у него получилось не сказать чтоб уж слишком удачно. 

Засим всё.

Самая главная новость сегодняшнего дня: мою заявку на конференцию BASEES одобрили, так что я буду выступать в следующем году уже в третий раз. Ура!

Жду обновленной программы на их сайте, чуть попозже выложу апдейты.

“Wind monath” November is here: the winds begun to blow

Саксы называли ноябрь “Wind monath” — месяцем холодных ветров. Теперь и в Кембридже.

Интервью Борхеса (1984)

В The New York Review of Books наткнулась на интервью Борхеса, данное им в 1984 г. Как пишут издатели, “в марте 1984 г. Борхес начал серию диалогов с аргентинским поэтом и прозаиком Освальдо Феррари. Сорок пять из них были впервые переведены на английский Джейсоном Уилсом; в скором времени планируется их публикация в сборнике “Книги бесед с Чайкой”, т. 1. Далее следует разговор Борхеса с Феррари о существовании Бога”.

Борхес в диалогах все так же миметичен; больше всего запомнился вот этот фрагмент интервью:

Борхес: Ну, язык не всегда совпадает со сложностью вещей. Я думаю, что философ Уайтхед говорит о парадоксе совершенного словаря, полагая, таким образом, что все слова в словаре исчерпывающе описывают реальность. Честертон также писал об этом, подчеркивая всю абсурдность предположения, что все тончайшие нюансы человеческого сознания, безбрежные, как джунгли, могут поместиться, к примеру, в механическом словаре биржевого маклера. Это чистый абсурд, а ведь при этом люди толкуют о совершенном языке, о богатстве языка, — и при этом по сравнению с нашим сознанием язык невероятно беден. По-моему, Стивенсон как-то сказал: “То, что происходит [в голове — А. Л.] за десять минут, превышает весь словарный запас Шекспира. (смеется) Ну вот и здесь то же самое.

“Tango” by Zbigniew Rybczyński, 1980

Как жаль, что я не видела этой короткометражки раньше. Превосходный пример того, как суетливая, мелкая и мелочная повседневность незаметно превращается в передоновщину — тихое бытовое безумие, когда из каждого на волю рвется Недотыкомка, и попробуй тут спастись. Вряд ли.

Кембриджское нарративное

Мне, наконец, пришла книжка по подготовке к экзамену на получение Indefinite Leave to Remain (оно же “постоянный вид на жительство”), скромный учебник “по всему” под названием “Life in the United Kingdom: A Guide for New Residents”. Экзамен сдавать еще не скоро, но счастье покрастинатора и состоит в том, чтобы обладать вещью, к помощи которой ты прибегнешь-таки в самый последний и решающий момент.

Пролистала не без любопытства: занятные яркие картинки — римляне, викинги, англо-саксы, битва при Гастингсе, Вильгельм Завоеватель, Великая хартия вольностей, калейдоскопическая смена королей (Плантагенеты-Тюдоры-Виндзоры) — и трогательные статьи о величии Шекспира и его мировом значении, об английских художниках (“а вот был такой живописец Гейнсборо...”) и музыкантах (Перселл, Элгар и Бриттен), о викторианстве и индустриальной революции (сердце стимпанкера дрогнуло), о преодолении колониализма, традиционных ценностях Империи и о современном британском мультикультурализме (в числе праздников — не только Рождество, но и какие-то индийские торжества с труднопроизносимыми названьями, к примеру) — и все это великолепие перемежается краткими справками о политическом устройстве королевства и непрестанном развитии британской демократии.

Чувствую себя пятиклассником-лейбористом в альтернативной Вселенной, который готовится к годовой контрольной.

Дамы, вечеринки и живописные шедевры

Ну и вот эту ссылку грех будет потерять — девушка-блоггер делает подборки известных (и не слишком) живописных полотен со смешными подводками, группируя их под всякими специальными названиями. Одна из её прекрасных коллекций называется “Дамы на отвратительных вечеринках в истории западноевропейской живописи”. Мои фавориты:

— В чем дело?..

— Ни в чем... Ни в чем, говорю... 

— Тебе что, цветы не нравятся?..

— Да всё нормально с цветами... Я просто думала... Ну, думала, что, может, цветов бы надо больше, что ли...

— Больше, чем мы уже тут настелили?

— А, да нет... Здесь, вроде, достаточно... Да вообще, нормально так, тем более, если что, мне вообще пофигу...

Писатели друг о друге (не сказать, чтоб очень восторженно)

Запощу-ка я тут эту ссылку, а то, не ровен час, потеряется, и концов не найдешь — будет жаль.

Итак — 35 нелицеприятных высказываний писателей друг о друге: среди них есть известные и не очень. Среди известных, к примеру — раздраженная инвектива Набокова против Достоевского из его курса лекций по русской литературе (“Безвкусица Достоевского, его бесконечное копание в душах людей с префрейдовскими комплексами, упоение трагедией растоптанного человеческого достоинства — всем этим восхищаться нелегко. Мне претит, как его герои «через грех приходят ко Христу», или, по выражению Бунина, эта манера Достоевского «совать Христа где надо и не надо»”),

скорее нервная, чем язвительная, оценка Вирджинией Вульф джойсовского “Улисса” (“Я закончила читать “Улисса” и думаю, что это был выстрел вхолостую. Здесь нашлось место гению, но гению канализационных труб. Книга избыточна. Она противна. Она претенциозна. Она вульгарна”).

Жирные белки в саду — позор викторианского дома. И евойного кота.

Клиз в Кембридже: теперь подробнее

Ну хватит уже откладывать: пора, наконец, написать о Клизе в Кембридже.

Первое, что по-хорошему удивило с первых минут — как мало Клиз изменился за последние сорок лет: то есть, понятно, что это уже пожилой человек, но вот выражение лица, манера говорить — абсолютно те, монти-пайтоновские, из семидесятых.

Второй поразивший меня факт — аудитория: зал был заполнен до отказа. Хотя, нет, не так: он был набит битком, и несколько человек сидело на ступеньках между рядами, причем, это все были люди разного возраста — и пожилые, и люди средних лет (моего и Л. возраста), и совсем молодежь — очень легко теперь уже узнаваемые мной умненькие кембриджские подростки-скорее всего,  дети из образованных семей, выпускники Perse school и студенты младших курсов университета, для которых Монти-Пайтон был неотъемлемой частью их повседневной реальности.

Клиз был стремителен: я, в общем, не сразу поняла, что движуха уже началась, и легкомысленный треп журналиста из кембриджского отделения Radio BBC 4 с Клизом, который был как бы между делом представлен внимательной публике — это не просто болтовня, а пролог и, собственно, уже само представление.

Ноябрьский пунктир

Предзимье приходит в Кембридж, а это значит, что пора разжигать в камине огонь, смотреть “Грантчестер” — и после читать “The Lost Language of Symbolism” Гарольда Бейли, и рассматривать фигурки мистических животных в иллюстрациях.

Какая же необоримая тоска все эти драмы последних лет про сложную половую жизнь. Случайно наткнулась на “Стыд” с Фассби(е)ндером и Маллиган: какие-то пресыщенные душемоты выпендриваются друг перед другом, а этот самый Фассби(е)ндер еще и зачем-то мерзко скрипит зубами — видимо, в натужных и безуспешных попытках тщась изобразить отрешенного альфу. 

Отчего-то вспомнилось простодушное в исполнении моих одноклассниц: “Плевалась дальше, чем видела”. В общем, выдержала пять минут и со спокойным сердцем переключила на новую “Мисс Марпл”.

Пазолини

Один из постов на всеведущем ФБ был посвящен Пазолини — сегодня исполнилось ровно 39 лет с того дня, как его окровавленное тело было обнаружено в римском пригороде (кажется, это была Остия, но я намеренно не буду гуглить — если ошибусь, то так тому и быть).

Пазолини стал для меня в той, другой — молодой — жизни именем, по которому я узнавала близких по духу людей (впрочем, терпеть не могу пафос, и сейчас не об этом).

Хмурый парень из римского предместья, который знал все и даже больше о социальном неравенстве (его автобиографические стихи и поэмы “О далекой Фриули” и об этом тоже), превратился в изысканнейшего, сложного режиссера итальянского неореализма, о котором и хотелось бы написать услужливо “соткан из противоречий”, да сразу останавливаешься, понимая, с каким сарказмом сам Пазолини отреагировал бы на подобную ерунду.

Садовые хроники: “First of all, it was October.”

October Dreams: A celebration of Halloween

“Tis the night — the night

Of the grave's delight,

And the warlocks are at their play;

Ye think that without,

The wild winds shout,

But no, it is they — it is they!”©

Ну и, конечно же, Хэллоуин — мой первый кембриджский Хэллоуин с настоящей тыквой и сладостями в виде гробов, пауков и скелетиков (между прочим, когда крышка гроба откидывается, оттуда раздаются чрезвычайно зловещие звуки!..). После сегодняшнего украинского симпозиума и составления заявки на интересную конференцию в Португалии (нужно написать еще две, но их решила оставить уже на завтра) я “выключила голову” (хотя бы ненадолго) и занялась очень серьезным и ответственным делом, которое тоже можно назвать в каком-то смысле слова академическим — впервые в жизни вырезала у тыквы жуткое лицо с зубами. Результат не сказать, чтоб очень впечатляющий, но общие черты как-то все ж угадываются: это действительно лицо, на котором отразилось то, что принято называть горькой ухмылкой, смешанной с недоумением.  Мои манипуляции с ножом, тыквой и ароматической свечкой, которую я вознамерилась водрузить внутрь тыквенной головы, крайне заинтересовали кота, и он стал усиленно хлопотать вокруг, демонстрируя настоящую хэллоуинскую солидарность, что немудрено: чорному коту — демонический праздник.

Итог наших с котом праведных э-э какое-то не совсем точное слово для означенного события, кмк трудов я и выкладываю:

Просто так

Какое же это счастье — дожить до зрелого возраста и спокойно, без суеты и смущения, говорить о том, что ты чего-то не знаешь. И не мучиться постфактум, и не испытывать никаких угрызений совести по этому поводу. 

Просто узнавать, если нужно.

Cambridge Conference: Ukraine and the Global Information War (кратко)

Сегодня я побывала вот на этой конференции — увиделась с Рори, Таней Захарченко и Андреем Портновым, и это было здорово.

К сожалению, я не смогла остаться на вторую часть, но и пленарное заседание, и первая панель прошли замечательно: во-первых, хочу отметить отличную организацию конференции (и это при том, что количество участников было более чем впечатляющим); во-вторых, она еще раз продемонстрировала, что западноевропейская общественная и академическая мысль по поводу украинской государственности была и остается неизменной: Украина — суверенная страна и субъект европейского права, который должен развиваться в европейском правовом поле.