Встреча с М. Хуциевым

Чувствую, пришло время написать о встрече с Хуциевым, а то снова дооткладываюсь  и не напишу уже об этом никогда. 

Марлен Хуциев приехал в Кембридж по приглашению местного отделения славистики на майские праздники: он пробыл здесь три дня — 8,9 и 10 мая. 8 мая прийти на встречу у меня не получилось (я была в Оксфорде на конференции “Genius for Sale”), 9 мая я работала, а 10, в субботу, мы с Л., наконец, собрались и пошли на встречу с режиссером в Тринити колледж, которая была назначена на семь вечера: предполагалось также, что в рамках встречи будет показан “Июльский дождь” (который, к слову, я не пересматривала уже сто лет).

Отчего-то я была уверена, что вначале будет фильм, и только потом беседа Хуциева со зрителями, но я ошиблась: когда мы вошли в холл в 18.45, зал был уже практически заполнен, и Марлен Мартынович уже рассказывал об “Июльском дожде”, а Сьюзан, профессор-славист из Кембриджа, переводила его рассказ. Было ужасно неловко пробираться между рядами — казалось, что все смотрят и осуждают. На наше счастье прямо в центре увидела несколько свободных мест, и мы быстро пробрались туда, стараясь не шуметь и не топать.

Поразило, что Хуциев выглядит абсолютно так же, как на разных фотографиях и в программах о кино, которые когда-то, в другой жизни, я смотрела по тв — очень внимательный, энергичный, оживленный, веселый, легкий — и, одновременно, сосредоточенный и серьезный. Иногда, увлекаясь, он забывал, что часть аудитории англоязычная и Сьюзан нужно немного времени для перевода, она чуть трогала его за локоть, и он тотчас спохватывался и смущенно говорил: “Ах, ну да, конечно... Я подожду”.

Из запомнившегося:

Как родился замысел сценария “Июльского дождя”? Произошло это случайно: летом 1965 г. я находился на съемках другого фильма в Одессе, на Одесской киностудии. Однажды, когда я возвращался в гостиницу, грянул сильный ливень: зонта с собой у меня не было, и я спрятался в телефонной будке. И тут же представил себе: а что было бы, если бы в этот же момент здесь решила укрыться от дождя девушка? Дождь бы, наверное, все лил и лил, она бы наверняка спешила на работу или по каким-то своим делам, и тогда я обязательно одолжил бы ей свой пиджак. Вот так и сложился сюжет фильма.

Первые как бы документальные кадры мы снимали таким образом: по улице Горького едет грузовик, на нем установлена специальная платформа, на ней камера; на платформе находится съемочная группа — я, оператор Герман Лавров и наши помощники. Перед командой “Съемка!” Лавров кричал с платформы людям: “Граждане, проходим, не обращаем никакого внимания на съемку!” Как вы понимаете, все это имело прямо противоположный эффект: люди удивленно оглядывались на нас, а камера все это фиксировала. Такой эффект вторжения реальности в пространство фильма. В то время это был очень распространенный художественный примем. Я решил усилить этот эффект “присутствия” и попросил главную героиню, которая тоже была в толпе, бросать в камеру короткие взгляды, а потом отворачиваться и бежать по своим делам. Так мы и сделали.

Что касается эпизода со встречей посольских машин, то это абсолютно документальный кадр: мне просто очень понравилась динамика, и я решил использовать это в фильме.

Так уж получилось, что всех своих героев я всегда любил. “Июльский дождь” был первым фильмом, в котором я не чувствовал любви и даже симпатии практически ни к кому. В фильме нет, что называется, ни одного абсолютно положительного героя — исключая, правда, парня, с которым знакомится Лена и который одалживает ей свой пиджак, а потом звонит по телефону. Но в кадре он больше так и не появляется, и нам остается его только представлять.

Саша Белявский, сыгравший Володю, и в жизни всегда был таким же балагуром-шутником, легким на подъем. Я никого больше не видел в этой роли, кроме него. Он был замечательным актером.

А в последнем эпизоде фильма, в котором показана встреча ветеранов 9 мая перед Большим театром, я совершенно случайно снял собственного сына: он появляется в самом конце на мгновение, застенчиво выглядывая из-за спин взрослых. Кадр мне так понравился, что я решил его оставить. И теперь, когда я пересматриваю “Июльский дождь”, мне очень приятно видеть сына, который теперь, конечно, очень сильно изменился.

На мой вопрос  (я, признаться, очень волновалась, когда его задавала) о том, можно ли рассматривать “Июльский дождь” как некое продолжение истории повзрослевших героев “Заставы Ильича”, Марлен Мартынович ответил:

Да, безусловно. Именно так это и задумывалось. Собственно говоря, мне очень нравится определение, данное одним из критиков: “Застава Ильича” — это надежда, в то время как “Июльский дождь” — разочарование.

А фильм я поглядела уже совсем взрослыми глазами. Он показался мне наивным, полудетским, нежным, романтичным — и светлым, и грустным. Оттепельным.