Дедушке 95

Деде сегодня исполнилось бы 95. С утра вспоминаю, как ездила к нему все последние годы на новогодние праздники на старых разбитых поездах «Москва-Симферополь» или «Москва-Кривой Рог», которых больше нет. Вечером из Царицыно на Курский, там длинный состав, обычно на шестом пути, пробиралась в свое купе — почему-то всегда так получалась, что приходила первой. Мне везло: в последние лет пять в купе со мной попадались люди спокойные и малоразговорчивые, не донимавшие историями из запутанных семейных хроник. Они тихо пили железнодорожный чай или сладкий кофе с молоком из коричнево-бежевых пакетов, а я читала, спала или смотрела в окно. Ночью в Казачьей Лопани была вечная таможня и паспортный контроль, и вопросы, куда едете и зачем, и что везете. Сумку мою на колесиках, правда, проверять к тому времени уже перестали, ничего там особенно интересного ни для кого не было. Просыпалась я утром обычно в Павлограде, а это час до Запорожья, а в окне виднелись все те же свечкообразные тополя, и платформу с крошечной вокзальной пристройкой заливало холодное декабрьское солнце. Сон как-то сразу проходил сам собой, я быстро собиралась, чтобы как можно скорее выпрыгнуть из поезда на запорожском вокзале. Там, в кассах зала ожидания, я уже на автомате заказывала такси, так же механически отмахиваясь от местных бомбил, вяло предлагавших свои услуги — ехала через набережную и два моста, глядела на заснеженную Хортицу и волновалась. Все время волновалась — встретит он меня или нет? Мы говорили с ним только накануне, но я все равно чувствовала этот страшный холодок где-то в желудке — а что, если не откроет, когда приеду?.. И потому всегда пулей вылетала из такси, расплатившись за секунду — лихорадочно тыкала домофонным ключом в подъездную дверь, а потом в нетерпении пританцовывала перед лифтом на восьмой этаж. Звонила раз, другой — и слышала шаги, и это было счастье. Дедушка открывал, одетый в любимую клетчатую теплую рубашку из фланели, и я его обнимала, и мы так долго с ним стояли. Потом я распаковывала сумку, и там снова был флакон «Красной Москвы», потому что он ее всегда просил, хотя я знала, что в шкафу их, таких же, стоит штуки три, но какое это имело значение. Он встречал меня, непременно выбритый и надушенный ей же. Потом дедушка хлопотал и наливал мне кипяток в растворимый нескафе (он всегда доставал мою любимую фарфоровую чашку), а я пила, и нескафе с привкусом жженых щепок был вкуснее любого эспрессо. А потом я замечала сосну в гостиной, и начинался праздник, и мы вдвоем начинали хлопотать и возиться с уборкой и готовкой. Пока я это помню, пока я помню все звуки, запахи, цвет и свет этого времени, он рядом. С днем рождения, деда.