Выставку «Смерть на Ниле: жизнь после смерти в Древнем Египте», которая была открыта в феврале этого года в кембриджском Музее Фицуильяма (она продлится до конца мая: кембриджцы и сочувствующие, сходите), вряд ли можно назвать новаторской или сенсационной: в сущности, она лишь иллюстрирует хорошо всем известные с детства и ранней юности факты о загробной жизни древних египтян с их культами Озириса и Исиды, мумиями и саркофагами. И при этом экспозиция получилась запоминающейся — хотя бы уже потому, что очень скрупулезно, с британской тщательностью, с безукоризненной хронологической последовательностью фиксирует все мельчайшие детали странноватого посмертного египетского нарратива. Название ее, отсылающее к знаменитому детективу Кристи, конечно же, тоже выбрано не случайно — не только за броскую узнаваемость и яркость, но и за вполне очевидные ассоциации: исследование/расследование момента умирания как ключа к разгадке жизненных египетских коллизий.
Интересно, что зал, предваряющий выставку, оказался экспозицией «Растения в книгах и альбомах 17-19 вв.», и на страницах одного экспоната был изображен асфодель с крупными звездчатыми, подробно выписанными соцветиями, по нему ползли гусеницы и жуки — цветок потустороннего, о котором Аллен Гинзберг однажды сказал:
...how sad, no way
to change the mad
cultivated asphodel, the
visible reality...
Это, конечно, была случайность, но все-таки случайность символичная, потому что «Смерть на Ниле» и показывает очевидную для египтян реальность загробного мира, который вовсе не про смерть, а про бесконечный переход, и текучесть, и новую действительность, и к ним лучше всего подготовиться на этом берегу.
Выставка уместилась в двух или трех небольших помещениях, где все внимание сосредоточено вокруг похоронных масок и саркофагов очень разной конфигурации — остро-квадратных в эпоху Древних Царств, овальных и повторяющих очертания человеческих фигур в эру Средних и Новых Царств и привычных глазу европейских (эллинистических) во время правления Птолемейской династии. Усыпальницы для вельмож в эпоху Средних Царств вырезались из ливанского кедра и густо покрывались рисунками как с внешней, так и с внутренней стороны, причем внутренний декор выглядит гораздо сюрреалистичнее внешнего с его непременными атрибутами — сценками из жизни Озириса и Исиды. В этом убранстве внутри грифоны растут из женских фигур, поверхности размещаются на чем-то зыбком и пересекаются под самыми невероятными углами — все это похоже на подробную карту для одержимого путешественника. Часть саркофагов сделана из сикомор, the dark trees that blow, и иероглифические фигурки на них могут внезапно сгруппироваться вокруг глаз, выточенных по бокам домовины — они следят за любопытными, решившими потревожить усопших, у которых теперь другая и важная жизнь в ином мире.
В углу одного из залов за условным заграждением, состоящим из тонкой ленты, сидит девушка в белом халате за микроскопом — то ли работает (на дисплее за ней проецируются изображения со словами «спектральный анализ, позволяющий определить возраст объекта»), то ли позирует — и зрителям, и саркофагам, всем.
На выходе с выставки можно купить египетскую кошку из пластика, или дурацкую утку в костюме фараона, или шелковый (чистый ацетат) шарф с бессмысленно разбросанными по поверхности иероглифами, но лучше не надо. Можно просто еще раз представить себе темное узорчатое дерево сикомору — и густо подведенные черным глаза маски на изголовье гробницы.
No comments :
Post a Comment