Сегодня в Кембридже школьники шли из школы Перс и из другой школы, которая рядом, попроще, но тоже хорошая (там учились почти все Пинкфлойды), болтали и смеялись, тащили тяжелые рюкзаки, набитые учебниками (да, они, как и везде, носят кучу толстых книг и тетрадей формата А 3 — в нашем детстве мы называли их общими),

студенты на великах ехали по мосту, почти не держась за руль, а мост этот у перекрестка Хиллз роуд и Черри Хинтон роуд, и на углу стоит новое здание The Marque, уродливое и симпатичное одновременно; студенты ржали и дурачились;

три удивительно-красивые чернокожие девушки двигались навстречу, надушенные крепкими кокосовыми духами, слишком сладкими для бледной кожи и абсолютно естественными для темно-кофейной, — разговаривали низкими джазовыми голосами;

старуха в цветастой куртке и бриджах несла холщовую сумку с апельсинами и упаковками спаржи из Маркса и Спенсера;

привычный нищий сидел около Косты напротив реформистской кирпичной церкви и не просил мелочь, а отвернулся, увидев знакомое лицо;

двое китайских парней смотрели в витрину магазина-библиотеки «Христианская наука»;

в дорогой антик шоп привезли новый секретер — может быть, эпохи Регентства;

на Market Square человек с американским акцентом громко объяснял маршрут группе людей в спортивных костюмах — наверное, у них какая-то пробежка, посвященная борьбе с раком;

девушка в шелковом хиджабе вышла из Boots'а с большим пакетом покупок, среди которых, скорее всего, новая помада цвета марсала и гель для укладки бровей; 

всех их заливало солнце, и было так спокойно, и одна молодая женщина говорила в телефон «Они успели улететь утром, перед тем, как все случилось», и была секундная радость — узнать, что кто-то успел.

...Но летнюю ярмарку в Кембридже проводить не будут — из соображений безопасности. Впервые за 800 лет.