Thursday, 10 April 2014

BASEES-2014: итоги

В общем, по сравнению с прошлым годом, нынешняя конференция показалась мне интереснее и масштабнее — по-моему, и участников было больше, и количество панелей тоже увеличилось. 
Конференция проходила все в том же Фицуильям колледже, что и в прошлом году (правда, я выступала в Черчилль колледже, который находится по соседству).


В отличие от прошлого года, я решила принять участие не только в своей панели, но и в смежных, а заодно и послушать коллег, с которыми я встречалась на февральском симпозиуме по РЛ 19 в., и на серии семинаров по РЛ в Клэр колледже в прошлом году (я об этом писала раньше): программу нашего дня BASEES можно посмотреть тут.
Поскольку моя панель начиналась в 11.00, у меня было время поприсутствовать на заседании, тема которого звучала как “Literature/Cultures: Rethinking the Nineteenth-Century Canon” (“Литература /Культура: Переосмысление канона XIX в.”). Среди участников были Катя Боуэрс (именно она была организатором семинаров по РЛ в Клэр и однодневной февральской конференции в Дарвин колледже), Рита Вайсман из Оксфорда и Коннор Док из Бристольского университета.
Первой выступала Катя: ее доклад был посвящен готическим мотивам и концепции “Новой женщины” в лесковской “Леди Макбет Меценского уезда”. Мне очень понравилось, как она переосмыслила идею Катерининой одержимости — не через призму традиционных для отечественного исследователя паттернов, связанных с бунтом против домостроевского уклада, но через ввод романа в западноевропейский контекст со всей его обширной традицией — тут и мрачный фольклор, и готика, и По. Отсюда же — и темная сексуальность Катерины, ее звериная жажда жизни, как у ведьмы или одержимой демонами героини из страшной сказки.
Следующей выступала Рита — и это было блестяще: красиво закольцованная идея о метатексте и метаромане, которая проходит через всю русскую литературу 19 века, реализуясь в романах Чернышевского и Писемского; метатекст как форель, разбивающая лед.
Доклад Коннора Дока “Для чего нужен папа? Отцовство в чеховском творчестве” получился очень неформальным и трогательным: это было умное, тонкое, немного грустное и ироничное наблюдение над ранними чеховскими рассказами с красивыми параллелями из викторианской литературы (Диккенс, Троллоп и проч.). Надо, кстати, будет перечитать Чехова при случае.

А на моей панели меня заинтересовали два доклада: один был прочитан девочкой-полькой из Вроцлавского университета (судя по акценту, она долго жила в Америка — видимо, училась в Штатах) и был посвящен набоковским интенциям в творчестве Ланы Дель Рей. Звучит, конечно, забавно: я едва помню, кто такая эта Лана, ну, то есть, я знаю, что она поп-звезда и все такое прочее, но очень бы затруднилась, если бы кто-то всерьез у меня поинтересовался, а о чем, собственно, она поет.
Девушка же построила свой доклад на идее того, что Лана — это такая трансформация, случившаяся с подросшей Лолитой: Лолита, хоть и уже давно выросла, ищет в своей нимфеточности (будем считать, что это реальное слово) спасение. Из тезисов я поняла, что сама Лана — большая поклонница Набокова и вообще, у нее даже есть татуировки с его именем, что, конечно, само по себе факт немаловажный.
Ну а если серьезно, это и правда было занимательно, но, фокус исследования (эйджизм, женская несвобода) возможно, больше бы подошел gender studies.
Ну а второй доклад  потряс меня просто до глубины души. Его сделал дедушка из Южной Кореи, одетый в старенький, но аккуратный пиджак и картуз (!): доклад его был посвящен чешскому писателю Ладиславу Кли́ма, который — внимание! — очень популярен в Южной Корее, как и вообще вся чешская литература! Возникает резонный вопрос: “Но черт возьми как, Холмс?!” “Почему чешская?!” Именно об этом его единодушно спросила аудитория. На что дедушка ответил, что все потому, что — еще раз внимание! — чешская литература много пишет о РОБОТАХ! Ну тут уж, ясное дело, мое стимпанкерское сердце возликовало. То есть, с Кли́ма понятно: красивый чешский декаданс, нищцеанство, Шопенгауэр, вот это всё, но с каким удовольствием кореец рассказывал о своей любви к Чапеку и его Р.У.Р.’у — это действительно надо было видеть.
О себе мне писать скучно: скажу лишь, что очень довольна, что выступила слишком долго о необходимости этого говорили большевики.
Ну а теперь пора готовиться к августовской конфе. Блок со Шпенглером меня уже ждут.

No comments :

Post a Comment