Иду по Кембриджу, моей manna dew, на душе радость и покой (перевела еще одну часть поправок к конституции, почти доделала заявку на лондонскую конференцию, закончила Duma Key — мой второй кинговский роман, прочитанный на английском, — да и погоды стоят роскошные etc.), как вдруг паренек на велике кричит мне: “Hey lady, cheer up! Don't be so upset!” — и я продолжаю путь в тихом офигении: это какие же скорбь и угрюмство (Блок это слово употреблял, значит, оно существует, хотя звучит по-прежнему странно и в рифму с “колдунством”) должны были быть написаны на моей физиономии, чтоб вызвать эту короткую волну спонтанного сопереживания? Я-то пребывала в полной уверенности, что иду расслабленно, выгляжу приветливо и вообще... А оказалось, что тяжкий сон житейского сомненья никуда не делся с лица — готовность к борьбе, тревога и проч. как поселились там, так и не слезли до сих пор. 

Поразительно.