Напротив в поезде сидит дама в норковой шубе и шапке. Как есть боярыня Морозова. Только черная.
***
Когда сменили в Питерборо поезд на прямой эдинбургский, предвкушенье от встречи с Шотландией возросло стократ: в вагоне уже промельки твида и шерстяных тускловатых свитеров-“принглов”, и меня снова волнует вечный вопрос: а какие морские животные водятся в городе Эдинбург? Как и 15 лет назад в поезде "Москва-Петербург", озадачилась поисками ответа.
***
Эдинбург (Эдинборо!) навалился черной георгианской прекрасной зубчатой громадой. Шотландские люди говорят на заклинательном языке. Захватило дух и не отпускает.
***
Основной топос Эдинбурга — ветер: здесь блоковское “ветер, ветер на всём белом свете” воспринимается куда как буквально. Бродили по вечерним улицам, и литые латунные вывески с полустершейся гэльской ли, кельтской вязью (неважно, старинной или не слишком) звенели от ветра, а может, от осени, или от всего вместе. Макбетовым призракам зябко: они прячутся по углам темного пресветерианского St. Giles Cathedral. Ветер раскачивает Эдинбургову колыбель.
***
Я, кажется, поняла, что мне напоминает шотландский речевой распев — интонацию, с которой говорят архангелогородцы и жители Онежского края. Это интонирование было у моей бабушки, которая родом оттуда, и у всех ее сестер. Такое вот “ести-то будешь?” с мелодичным голосовым всплеском в конце.
***
В смысле морозоустойчивости шотландцы, кажется, дают фору англичанам: на дворе минус один, слегка ветрено, а вокруг люди в футболках и люди-девушки в почти не существующих юбках. Ещё деталь: такого количества изображений оленей повсюду я не встречала даже в Якутии, откуда родом.
***
Ещё об оленях: справа от уже знакомого пресветерианского St. Giles Cathedral установлен каменный крест, а вокруг него располагаются разные геральдические символы — рыбы, рыцари, багряные львы — и божественный олень с крестом над рогами. Чем дольше в него оглядываешься, тем живее он кажется.
***
На длинной регентской Princess Street рядом с памятником Вальтеру Скотту, заточеннному в какое-то подобие макабрического мазволея, постепенно строится рождественская ярмарка: вчера вечером здесь заливали каток рядом с колесом обозрения, и вкусно пахло свежей стружкой от только что установленных лотков из фанеры. А сегодня к запаху стружки примешался и хвойный аромат: торговые ряды украшают еловыми ветками. Практически все ряды еще пустые, только два-три заполнены где-то наполовину: внутри одного лотка женщина развешивает елочную гирлянду, устанавливает вертеп и мостит с ним рядом деревянные фигурки — месяц со смешными надутыми щеками, худеньких ангелов с тонкими лицами и крыльями, разнообразных животных и райских птиц. И, конечно же, оленей.
Мимо лотка прошел человек с крупной ушастой собакой на поводке: шея собаки, ясное дело, укутана в шерстяной клетчатый шарф.
***
Церкви в Эдинбурге в целом выглядят суровее английских: очевидно, шотландская версия Реформации повлияла на дух и букву. Многочисленные tombs вокруг часовен, как правило, содержат один повторяющийся сюжет: скелет в тенетах, ангелы с черепами в руках.
***
По пути в Эдинбургский замок послушали волынку и погладили сову.
***
Дело в том, что килты в Эдинбурге повсюду, где “повсюду” вовсе не фигура речи. Одно дело — высокий штиль килтового мира, и Woollen Mill его дактиль и анапест, и совсем другое — все эти лавки, лавчонки, лотки и развалы: идешь мимо — в витрине килт, поднял глаза кверху — и там килт, обернулся сконфуженно (запутался), а тебя догоняет килт, а сверху твидовый пиджак, а внизу толстенные шерстяные гетры — показывает дорогу.
***
У Ивана Ивановича была бекеша с тьфу ты какими смушками, а у Эдинбурга — Джон Нокс, килты и олени.
***
Вернулись домой. Эдинбург теперь моя вторая manna dew.
***
Забавно, что в Эдинбурге на каждом шагу попадается реклама «ghost»-туров по таинственным местам, где «призраки тихо стонут и зловеще смеются». Но зачем, спрашивается, устраивать специальную экскурсию, если любое место в городе расскажет больше самого экзальтированного гида – к примеру, паб «Мэгги Диксон», названный в честь несчастной счастливицы, почти Окаянной Дженет, «Мэгги-Висельницы Наполовину», судьба которой была умереть на виселице под свист и одобрительное улюлюканье толпы, но вышло всё совсем по-другому, и лже-детоубийца Мэгги, вынутая из петли и положенная в простой сосновый гроб, неожиданно ожила и принялась что есть мочи колотить в сучковатую крышку, призывая Господа, и была освобождена, и стала знаменитой, и прожила еще много лет, счастливых и не очень.
…Куда там призракам. Разве угонишься.
***
Фотографии запощу завтра.
No comments :
Post a Comment