Были вчера на Фестивале украинского кино, который ежегодно проводится кембриджским Домом кино (Cambridge Arts Picturehouse) совместно с департаментом славистики университета.
Ну что сказать... Впечатления разноречивые. Ожидания, связанные с Ильенко, не оправдались, зато первый номер программы, на который я вначале даже не обратила внимания, “выстрелил”. Им оказалась документалка “Консонанс”, сделанная в 2004 году. Вот странное дело: к документальному кино я всегда относилась с прохладцей за очень редкими исключениями. И здесь начала смотреть с предубеждением, припоминая подростковую скуку (вторая программа укр-тв, дневной блок вещания и проч.). Самое забавное, что фильм так и начался — стандартно-высокопарные рассуждения о хоровом искусстве, от которых немного сводит скулы, пара-тройка красивых украинских пейзажей — пожалуй, всё. Я уж было подумала, что так и будет до самого конца, когда начались кадры, снятые в небольшом полтавском селе.
Ну что сказать... Впечатления разноречивые. Ожидания, связанные с Ильенко, не оправдались, зато первый номер программы, на который я вначале даже не обратила внимания, “выстрелил”. Им оказалась документалка “Консонанс”, сделанная в 2004 году. Вот странное дело: к документальному кино я всегда относилась с прохладцей за очень редкими исключениями. И здесь начала смотреть с предубеждением, припоминая подростковую скуку (вторая программа укр-тв, дневной блок вещания и проч.). Самое забавное, что фильм так и начался — стандартно-высокопарные рассуждения о хоровом искусстве, от которых немного сводит скулы, пара-тройка красивых украинских пейзажей — пожалуй, всё. Я уж было подумала, что так и будет до самого конца, когда начались кадры, снятые в небольшом полтавском селе.
Названия я не запомнила, но по виду — очень похоже на Васильевку, Михайловку, вообще села где-нибудь между Днепрорудным и Энергодаром — типичная центральная или юго-восточная Украина.
Чистые беленые хаты, под образами сидят строгие бабки в запасках и вышиванках, на столах у них — рушник, старые семейные альбомы с фотографиями, а еще пачки писем — переписка, значит, с мужьями, когда те были на фронте. Бабки перебирают фотографии, потом начинают петь — “Надлетіла зозуленька”, еще что-то, и еще. И так они отлично поют, а потом начинают браниться — “Та чого це Параска розпочала? Та йди до чорта, це ж не те!” И ругаются, и снова поют, и так им вместе, видно, весело, что просто любо-дорого. А потом одна спокойно так говорит: “Осьо як мій дідок помер, все сама роблю, прибираюся, пенсію маю дуже непогану”. Лицо у бабки хорошее и доброе, надевает на тканый платок сломанные очки в роговой оправе и перелистывает страницы своего старого песенника.
Отличное вышло кино, по-моему. Даже пафос с академическими киевскими хорами в конце его не испортил.
А вот “Криниця для спраглих” Ильенко разочаровала. Для того, чтобы снять притчу, надо все ж быть Довженко, Иоселиани или Пазолини. Иначе получается длинная черно-белая заумная ерунда, которую не удалось спасти ни оператору, ни хорошим актерам.
No comments :
Post a Comment