Nothings and triviality

В Кембридже и Или осень с ретардацией: оба города застряли в прохладном желтом октябре.

***

Эдинбургские фото повешу завтра, уже точно.

Когда я была в Музее писателей в Эдинбурге, в экспозиции, посвященной Стивенсону, долго рассматривала его детские фото, которые не видела до этого. И вот что удивительно: четырехлетний Стивенсон, сидящий на коленях своей викторианской матери — просто копия детских фото Александра Блока. Из этого, конечно, ничего не следует — мало ли на свете сходств, но я почему-то обрадовалась. С днем рождения Блока всех.

“Have you tried curiosity?”©

Сегодня на глаза попалась заметка о старых перипетиях, связанных с публикацией “Лолиты” — о том, как за три недели до выхода в печать набоковского романа, в Нью Йоркере опубликовали маленькую повесть Дороти Паркер с таким же названием и с похожим сюжетом, и что из всего этого вышло. Я вспомнила потом, что читала то ли в Русском Журнале, то ли еще где* публикацию Бориса Парамонова, где он пишет, что Паркер слегка лукавила, говоря о чистом совпадении имен главной героини и каких-то сюжетных коллизий, и совпадением это всё ж не было — главред тогдашний была ее приятельницей, не смогла удержаться и дала прочесть скандальную рукопись набоковского романа, а Паркер, в свою очередь не удержавшись, решила написать такой полуоммаж, что и сделала. Ну, что тут сказать — до истины, видимо, уже не докопаться, хотя интересно было бы узнать правду. Набоков же только в самом начале был в ярости, а потом быстро остыл, когда прочел её версию. Ему точно было виднее. А может, это была какая-нибудь двойная игра? С Набокова станется. Да и Паркер была отличным поэтом и писателем-очеркистом, поэтому в литературный трик-трак поверить вполне можно.

__________________

* А — нет: публикация в Иностранке была, я ошиблась

Рандомный Пушкин, или гадание по Онегину: бестолково и не ново, конечно, но всё равно занятно.

Вниз по дороге от нас гостиница с южным названием Сорренто, хотя сама она типично английская и викторианская. Здание состоит из трех домов, прилепленных друг к другу, и у каждого свое имя — The Oak Villa, которая и правда выглядит коричневее и “дубовее” остальных, The Pine Villa (что там было связано с сосной, поди угадай теперь) — и самая светлая часть, The Laurels. 

Мне почему-то пришло в голову, что уж в Лаврах точно какие-нибудь первоклассные комнаты (там и занавески всегда плотно-белые, а в других двух пестрые обычно) — следовательно, живут там политики, знаменитости, вот это все. Тогда логично предположить, что в Дубовой Вилле предпочитают селиться всякие коммивояжеры и специалисты по франчайзингу (не имею понятия, что это такое, но звучит солидно, поэтому пусть будет). Сосновая же часть, очевидно, отдана на откуп богеме. Аромат сосновых опилок, по идее, должен провоцировать вдохновение. 

Может, всё и не так, конечно. А может, и так.

Танцевальное: цитата дня

“Четче синкопы, ваше танго не должно выглядеть как танцы пенсионеров после вечернего чаепития.” 

(Клайв во время урока)

(Вводить тэг “В поезде” или не вводить? До сих пор думаю)

Случился у меня сегодня маленький железнодорожный флешбек: вспомнилось, как много лет назад села в поезд “Москва-Евпатория”, в плацкартный вагон, на “боковушку” (билетов перед Новым годом на другие места, конечно же, не было). Мне досталась верхняя полка, и втайне мечталось, что, может, хозяин нижней не придет и я смогу договориться с проводницей и переместиться туда.

Ну да, размечталась. В Курске в вагон зашла цыганка и направилась в сторону моей боковушки.

То, что это была именно цыганка, а не просто, к примеру, жительница южнорусского региона, было очевидно: для этого не нужны были ни цветастые юбки, ни монисто вперемешку с ярким платком в алых розах на шее. Цыганка была невысокая, очень подвижная — что называется, резвая: на дермантиновую куртку не без кокетства накинут старый пуховый платок, длинная блескучая юбка из панбархата, все пальцы унизаны кольцами из красного золота — и при этом почему-то казалось, что видишь перед собой большого пухового человекообразного зайца. Цыганка дружелюбно посмотрела на меня.

Шотландское (кратко)

Напротив в поезде сидит дама в норковой шубе и шапке. Как есть боярыня Морозова. Только черная.

***

Когда сменили в Питерборо поезд на прямой эдинбургский, предвкушенье от встречи с Шотландией возросло стократ: в вагоне уже промельки твида и шерстяных тускловатых свитеров-“принглов”, и меня снова волнует вечный вопрос: а какие морские животные водятся в городе Эдинбург? Как и 15 лет назад в поезде "Москва-Петербург", озадачилась поисками ответа.

***

Эдинбург (Эдинборо!) навалился черной георгианской прекрасной зубчатой громадой. Шотландские люди говорят на заклинательном языке. Захватило дух и не отпускает. 

***

Основной топос Эдинбурга — ветер: здесь блоковское “ветер, ветер на всём белом свете” воспринимается куда как буквально. Бродили по вечерним улицам, и литые латунные вывески с полустершейся гэльской ли, кельтской вязью (неважно, старинной или не слишком) звенели от ветра, а может, от осени, или от всего вместе. Макбетовым призракам зябко: они прячутся по углам темного пресветерианского St. Giles Cathedral. Ветер раскачивает Эдинбургову колыбель.

...and there is the sun going down into the Highland hills.©

Эдинбург сегодня вечером. Жду-не-дождусь, когда же я его, наконец, увижу.

Кембриджский ноябрь со всей красноречивостью демонстрирует плавность сезонных переходов.

What evil are you talking about?©

Батай убедителен и в тв-движении.

Проблему, которую вызывает неловкость Сартра, разрешить нелегко. Если правда, что положение Бодлера во многих отношениях несчастно, отягчать его казалось бы верхом бесчеловечности. Однако именно так мы и должны были бы поступить, если бы не примеряли на себя постыдное - до невозможности признаться в нем - положение Бодлера, который решительно отказывается действовать как сложившийся человек, то есть как человек прозаический. Сартр прав: Бодлер выбрал быть виновным, подобно ребенку. Но прежде чем счесть его неудачником, нам следует спросить себя, о какого рода выборе идет речь? Совершен ли он в силу недостатка? не назвать ли его прискорбным заблуждением? Или, напротив, он имел место в силу избытка? [4] Был пусть несостоятельным, но тем не менее окончательным? Я даже спрашиваю себя: является ли такой выбор, по сути, выбором поэзии? Не является ли он выбором человека ?

Это смысл моей книги.Я думаю, что человек неизбежно настроен против самого себя и что он не может разобраться в себе, не может полюбить себя до конца, если не станет объектом осуждения.

Корнелиус и бег времени

Интересное дело: я читала о дагерротипах и, вроде бы, видела в сети ранние работы Ньепса и Дагера, но вот самый первый фото-автопортрет (то, что нынешние британцы теперь обзывают модным словечком selfie — “cамострел”, по-нашему) мне, кажется, попался только сегодня. Вот он:

На фото, сделанное не позже осени 1839 г. (я всё ж для краткости называю его автопортрет фото, хотя это дагерротип, конечно), Роберт Корнелиус, один из пионеров фотографии, американец голландского происхождения. Корнелиус, так же, как и Ньепс, и Дагер, увлекался химией и процессом переноса “живого” изображения на специальную поверхность. В отличие от знаменитой самое первой фотографии Ньепса 1826 г. и первых экспериментов с фотографированием людей у Дагера, автопортрет Корнелиуса четкий и выглядит, как по мне, очень живо и современно.

Снова языковое-трансцендентное

Среди британского житья случаются у меня дни выразительного непонимания — это когда я вдруг забываю самые простые английские выражения или звучу для окружающих совсем чужеземно. Эти дни я, как правило, вычисляю с самого утра: “О, — думаю я, — вот сегодня я буду медлить и тормозить”. Точнее, я даже не думаю об этом словами, а просто чувствую, что оно будет именно так. 

Предчувствия, как правило, не обманывают: я начинаю звучать как Грегор Замза в процессе трансфигурации, когда его собственная мать повторяла оглоушенно: “Но это не голос Грегора! И вообще, не голос человека!” Человекообразности в моем голосе, вроде, не уменьшается, а вот нелепицы и какие-то странные реплики на не существующем языке (скорее gobbledygook, чем абракадабра) — так вот, они генерируются с фантастической быстотой. Чуть раньше меня охватывала паника: а ну как теперь все время буду так полунемотствовать-полузвучать? Потом стало легче: я просто жду, когда это пройдет — ну вот как гроза. Так и проходит, и снова наступает время все еще сучковатых и корявых, но вполне понятных со мной диалогов.

History of English

Лучшая история английского языка из мною читанных и виденных. И главное — всё ведь по делу, ни одного лишнего слова! А уж Вильгельма Завоевателя и Шекспира я именно так и представляла.

После бала-5 (или 4, не помню)

Сурикат танцевального груза: отчего-то представился наш кот, отплясывающий джайв с птицами мести. Или танго.

Позавчера мы снова были приглашены на предрождественский обед в Хогвартс в Клэр (о званых кембриджских обедах в колледжах и их традициях я писала в посте Black Gown Society). Было все так же волшебно, и вкусно, и шумно, а пуще всего порадовали и запомнились разговоры.

Первый — с одним из старейших академиков Клэр, физиком Волькером Гейне, который неожиданно вспомнил один эпизод из своего предвоенного детства в нацистской Германии. Дом его отца соседствовал с домом гауляйтера, и мой собеседник играл с его младшим сыном на детской площадке. В один из дней младшего отпрыска гауляйтера пригласили в гости в семью Гейне, и он, вернувшись домой, простодушно рассказал своему отцу (гауляйтеру), что “в доме Волькера нет ни одного портрета фюрера, и это очень странно, папа, не правда ли, у нас же есть, а у них нет”. Для семьи Гейне это стало, пожалуй, самым явным сигналом к тому, что пора бежать, и они эмигрировали в Новую Зеландию. На следующий же день после их отъезда началась Вторая Мировая война. Успели.

Ещё из того, что запомнилось — англиканский священник с изысканными манерами, знаток французской высокой кухни. 

— Знаете, — сказал он, — я уже давно для себя понял: чем изысканнее блюдо, тем больше у меня сомнений в его вкусовых качествах. 

По-моему, он знал, о чем говорит. Ну, по крайней мере, звучало убедительно.

Кембридж в стиле “нуар” и в ретро-кино

Коллега Л. Урсула прислала отличную ссылку на блог, посвященный Кембриджу в черно-белых фото. Я люблю рассматривать тумблеровские блоги, на многие — и разные — подписана, но этот кембриджский совершенно особенный: привычные уже городские места, и без того никогда не могущие утратить своей привлекательности, приобретают какой-то фантастический вид. Автор блога шутливо пишет, что этот нуаровый Кембридж — на самом деле декорация к страшноватой чОрной комедии-триллеру, которую он никогда не снимет, и мне это нравится.

Вторая ссылка — документалка в стиле научпоп, посвященная Кембриджу: снята она была в 59 г. Узнаются и колледжи, и часовня Кингз, и Математический мост через реку, и Профессорский сад Клэр, и все остальное. И голос за кадром удивителен: Л. назвал его “отзвуками старинного британского произношения”. Так, по-моему, сейчас уже не говорят и дикторы ВВС.

Non-triviality

Утро принесло внезапное — и снова о ключевых словах, по которым ищется мой блог. На этот раз это “настоящий девонширец” (?!). Но, черт возьми, как, Холмс? И какой завтрак может быть на болотах...

***

По ВВС4 cегодня (экранизация какого-то романа из георгианской эпохи): “И больше никаких зайцев, сэр Реджинальд!”

***

Сегодня же снова был ужин в Клэр. Думается, я всё-таки никогда не привыкну к сказочности кембриджских торжеств, просто потому, что это невозможно.

Fin de siècle: теперь на стенах (часть 2)

В общем, после вчерашнего я вошла в декораторский раж. Монтировщик домашних выставок из меня, конечно, тот еще, но всё-таки оставлять архивную роскошь без надзора было жалко. Результат: в противоположном углу поселилось еще несколько барышень Belle Époque из “Фемины”, а рядом с ними расположились картинки-иллюстрации из книги о Лондоне эпохи Регентства, купленные на ветошной ярмарке в Норидже. По-моему, им вместе неплохо.

Спонтанное-пирожковое

а ну-ка выйдите за двери 

Олег, Анисья и Степан

я буду петь и веселиться

вино, мурзилка, ча-ча-ча

Fin de siècle: теперь на стенах

Какое-то время назад я написала, как нашла на чердаке подборку журналов "Femina" за 1909-1910 гг. Ну нельзя же такому добру пропадать. Сказано — сделано: в общем, я их обрамила. Викторианские свежепокрашенные стены, барышни fin de siècle — и готичная скелетная девица около древа Эдгара По (“Линор безумного Эдгара”, я так думаю). По-моему, они действительно нуждались друг в друге.

По дороге на семинар столкнулась со стайкой школьников. Дети как дети, в форме, но у одного мальчика вместо привычного рюкзака за спиной в руках дипломат!.. Настоящий такой, потертый дипломат с жесткими уголками. Святые угодники. Я эдакого олдскула вживую уже лет 25 не видела.

 ***

Бездомный сидит на прежнем месте, правда, без собаки; сегодня читал книгу.

Второй семинар в Клэр: Толстой и грибы

Сегодняшний семинар был посвящен миру грибов у Толстого, и это, между прочим, не шутка. 

В целом, это было занимательно. Мне бы, конечно, и в голову не пришло рассматривать подобную тему и под таким углом. Дама-исследовательница решила взглянуть на второстепенных героев Толстого и Достоевского с точки зрения “малых вещей” — такая деперсонализация наоборот. Грибы в этом контексте — некий “признак признака”, ризома взаимоотношений Вареньки и Кознышева, Вареньки и Кити, Кознышева и Левина в “Анне Карениной”. Грибы же — и символ плодородия, и символ потенциальности (несделанное предложение Кознышева Вареньке), и некий модус силы. 

Ну... поструктурально, но натянуто, как по мне.

Наш район соединяет с историческим центром небольшая эстакада. Днем там оживленное движение, вечером машин поменьше, а по обеим сторонам вдоль пешеходных дорожек бредут велосипедисты в своих ярко-желтых куртках. С одной стороны эстакады лестница к супермаркету, всего два пролета, которые можно преодолеть где-то за минуту. В последние несколько дней в Кембридже сыро, и на лестнице вот уже третий день подряд сидит бездомный с крутолобой коричневой собакой. Место защищено от ветра, парень сидит низко опустив голову, собака на ступеньку ниже, а морда ее у него на коленях — блоковское “ты видел ли детей в Париже, иль нищих на мосту зимой?” наяву. От парня не пахнет, он довольно опрятно одет, на собаке тоже что-то вроде попоны, но видно, что парень бездомный — неприкаянный, обнимает собаку правой рукой, будто защищает от ветра. Проходишь мимо — извиняется и просит немного денег, ну а если нет, то и ладно, простите, что побеспокоил. Наверное, иногда он уходит в ночлежку на Милл роуд, а впрочем, кто знает.

Сегодня он сидел как обычно на ступеньках, круглоголовая собака мостилась рядом, а парень решал кроссворд. 

Денег не просил, увлекся.

Украинское кино в Кембридже

Были вчера на Фестивале украинского кино, который ежегодно проводится кембриджским Домом кино (Cambridge Arts Picturehouse) совместно с департаментом славистики университета.
Ну что сказать... Впечатления разноречивые. Ожидания, связанные с Ильенко, не оправдались, зато первый номер программы, на который я вначале даже не обратила внимания, “выстрелил”. Им оказалась документалка “Консонанс”, сделанная в 2004 году. Вот странное дело: к документальному кино я всегда относилась с прохладцей за очень редкими исключениями. И здесь начала смотреть с предубеждением, припоминая подростковую скуку (вторая программа укр-тв, дневной блок вещания и проч.). Самое забавное, что фильм так и начался — стандартно-высокопарные рассуждения о хоровом искусстве, от которых немного сводит скулы, пара-тройка красивых украинских пейзажей — пожалуй, всё. Я уж было подумала, что так и будет до самого конца, когда начались кадры, снятые в небольшом полтавском селе.

“Три карты, три карты, три карты?”

Недавняя находка — спиритическая доска для вызывания духов, игральные карты с пиковым королем У.Б. Йейтсом, королем червей Конан Дойлем и пиковым валетом Диккенсом — напомнили мне вот об этом:

Лилиас Папагай старалась не давать воли воображению. В ее ремесле оно было необходимо, но поскольку вызывало подозрительность, его приходилось сдерживать, обуздывать. Софи Шики, обладавшая способностью видеть своими глазами и слышать своими ушами гостей-призраков, была заметно флегматичнее и приземленнее. Так что они стали отличной парой медиумов; миссис Папагай интуитивно почувствовала, что у них все будет отлично получаться, когда ее соседка миссис Поуп впала в истерику, услышав, как новая гувернантка беседует в детской с кузиной Гертрудой и ее малышом Тобиасом, утонувшими много лет назад.

— Они сидят за столом, — сообщила хозяйке Софи Шики, — а их одежда, хотя совсем свежая и сухая, пахнет соленой водой. Они спрашивают, где часы деда, что стояли в углу детской.

Эзотерика, спиритизм, домашняя магия и столоверчение — не мои темы, но викторианский контекст делает и их интересными.

“Викторианство, которое всегда с тобой”: продолжение

В конце октября я, помнится, слегка прихворнула и горячечно размечталась о викторианских в меру готичных тряпицах. Как я и говорила, нужда в них была для меня совершенно очевидна. Сказано — сделано: они в Кембридже. Ликованию моему нет предела.

Как за год достичь британскости 80 уровня:
1. Проверять погоду в смартфоне и всех остальных доступных гаджетах каждые полчаса, сетуя: “Обещали дождь в полтретьего, а он вместо этого начался в два пополудни”.

2. Всюду таскать с собой зонт — и ни разу его не раскрыть даже в самый сильный дождь. “Ну есть же капюшон”. В случае отсутствия капюшона: “Ну нет же капюшона”. Да и, в сущности, какая разница? Релевантно также в отношении жителей Санкт-Петербурга. 

3. Читать “Гардиан”.
4. Читать “Телеграф”, отпуская колкости: “Гардиан об этом пишет лучше”.
5. Читать ВВС. Слушать ВВС. Утром и вечером. ВВС=новости.
6. Носить на голове пышный растрепанный пучок “Hair Bun” (не вздумайте назвать его “Hair Donut” — это не Америка!)
7. Полюбить чатни и фадж нежной юношеской любовью.
8. Добавлять к любой фразе “Indeed!” Совершенно бессмысленно, но красиво, черт подери.
9. При столкновениях в толпе произносить “Sorry!” Отрывисто и отзывчиво. Срабатывает даже с манекенами в магазинах.
10. Ну еще там всякое разное. Вспомню и напишу при случае.

Nothings and triviality

Взрыв лингвистического шаблона — это когда ты проходишь мимо свежеоткрывшегося паба с кратким и емким названием The Med.

***

Отрада бытописателя: грустный черный мальчик бродит по вокзалу, вглядывается в расписание поездов с ушанкой наперевес.

“Братство Мужей-Подкаблучников”: часть II

Продолжаем, однако ж, о таинственном Братстве Мужей-Подкаблучников (начало тут).

Итак,

На собраниях Братства звучало множество абсолютно невероятных историй о счастливых побегах — буквально на волосок от крушения! —которые встречались громкими аплодисментами и рукопожатиями изобретательных и хитроумных супругов.

На этих собраниях также утверждалось, что Мужья-Подкаблучники — соль земли, и без них была бы невозможна Британская Империя, и моря, омывающие её берега, принадлежали бы другим государствам.

Утверждения эти, отнюдь не голословные, были запротоколированы и внесены в соответствующий реестр:

Познавательное от пасынка:
— Университет в Шеффилде очень неплох и даже весьма хорош. Как Оксфорд — только для амбициозных двоечников.
...Не знаю, что и думать. Прямо захотелось поехать и проверить.

По соседству с нашей викторианской улицей вырос маленький квартал аккуратных кубических домов в три этажа. Ходили несколько месяцев мимо активной стройки, которой руководил суровый британский прораб, и вот уже всё готово — игрушечные с виду дома принимают первых жильцов. Глядишь в огромные, во всю стену, окна первого этажа в трех метрах от тебя, а там пустое пространство постепенно заполняется предметами: первыми почему-то появляются всякие игрушечные фигурки на подоконниках, потом в комнату вносится маленький диван, около него на стену вешается плоский телевизор, в один из углов ставится высокая лиловая лампа — и все. Больше ничего нет. 

Взгляд кидаешь уже украдкой — там началась своя жизнь, пока еще без занавесок и жалюзи, но рассеянно скользить глазами по окнам уже не комильфо. А сегодня быстро выцепилось новое: на полу около лиловой лампы сидит молодой парень, вокруг него валяются какие-то планшеты, айфоны, электронные книжки, пульт от плазменной панели, а он сидит себе и смотрит рассеянно в окно на прохожих, а на втором этаже, прямо над ним, в окне на стене справа виднеется бело-коричневый в крапинку — ковер.

Как это виделось Леонардо

У Лира на острове расположилась Цветная Капуста Кочаном, а у нас — Лиловая Капуста с Лилией. Так и до Бабочек-бутылочниц с губными гармониками недалеко. 

Ты написал много букв; еще одна будет лишней ©

По мотивам вчерашних и сегодняшних духоподъемных бродских чтений о затворничестве под музыку, мульты и картинки пролистала хорошую годную статью на лурке о хикикомори. Все там есть — и Блейк, и собственно Бродский, и Обломова поминают, и Иудушку, и пересмешника. А я бы добавила еще к затворникам по убеждению отличного угрюмого писателя Готорна, писательницу мыслями-поэтессу Эмили Дикинсон и персонажа-агорафоба из Твин Пикс Гарольда Смита. Ну, и кого-нибудь еще.

О, не выходи из комнаты ©

Это гениально.

Текущее научное

Так, ну сюда я всё же не успела — закопалась с тезисами и в сроки не уложилась. Пичалька в следующий раз уже тогда. Зато сегодня пришло подтверждение моего участия в BASEES-2014, и это греет душу и мозги немного, хотя казалось бы. 

Яблочный Homo Ludens

О разнице культурных котдов.

Накупили крепеньких британских яблок Брайберн, и я вскользь упомянула, что негоже, мол, ими объедаться-то — аппетит разыграется не на шутку, а ближе к вечеру этого совсем не нужно. Л. глядит с недоумением:

— Погоди, я что-то не понял. Какая связь?

— ?

— Ну, какая связь между яблоками и аппетитом?

Воззрилась на него:

— Ты шутишь, что ли? Ну, ясное дело, прямая связь. Известно же, что от пожирания яблок потом быстро звереешь от голода. 

Л. помолчал. Потом вежливо поинтересовался:

— Может быть, это в России какой-то специальный сорт? Провоцирующий? У нас таких тут, вроде, нет...

Убедить его в том, что британские яблоки провоцируют не меньше, так и не удалось: Л. по-прежнему пребывает в стойком убеждении, что я его разыгрываю.

“Братство Мужей-Подкаблучников”: часть I

Уже давно хотела запостить прелестную историю о тайных камланиях встречах британских мужей-подкаблучников, и вот, наконец, дошли руки.

Британский газетный архив разместил в октябре колоритную заметку, озаглавленную “Мужья без поводка. Обзор “подкаблучных” традиций: день свободы в йоркширских пустошах”. Выложу её частями — уж очень хочется посмаковать детали. Итак, часть первая — исторический экскурс:

Украдкой, поминутно озираясь в испуге и надежде на то, что преисполненные праведного гнева жены не преследуют их, Мужья-Подкаблучники заполнили до отказа несколько автобусов: они хотят прокрасться к вершине Блейкдин в деревушке Гептонсталл близ Галифакса, чтобы насладиться обществом друг друга в “Братстве Ярма”, более известном как “Братство Мужей-Подкаблучников”.

Общество основано в незапамятные времена: первая запись о нем датируется 3980 г. до н.э. Как видим, это старейшая действующая организация в мире. Вот как один из членов Братства его описывает — всего лишь одна строфа из дюжины:

И всё- таки немного домашнего Хэллоуина

Нельзя такому добру пропадать.

Бергман пишет в “Латерне магике”:

У нашей семьи была одна беспредельно богатая благодетельница, которую звали тетя Анна. Она устраивала детские праздники с фокусами и другими развлечениями, дарила очень дорогие и желанные подарки на Рождество и каждую весну водила нас на премьеру цирка Шуманна в Юргордене. Это событие приводило меня в лихорадочное возбуждение: поездка на автомобиле с одетым в ливрею шофером, огромное, ярко освещенное деревянное здание, таинственные запахи, широченная шляпа тети Анны, грохот оркестра, магия приготовлений, рев диких зверей за красным форгангом. Кто-то шепчет, будто видел льва в темном люке под куполом, беснуются и наводят ужас клоуны; от всех переживаний я заснул и проснулся под звуки чудной музыки: на арене молодая женщина в белом одеянии гарцует на громадном вороном жеребце.

Я влюбился в юную наездницу. Выдумывал игры с ее участием, называл ее Эсмеральдой (возможно, ее и на самом деле так звали). В конце концов мои фантазии преступили роковую грань, отделявшую их от действительности, когда я поведал моему соседу по парте Ниссе (взяв с него клятву молчать) о том, что мои родители продали меня в цирк Шуманна, скоро я покину дом и школу и буду учиться на акробата вместе с Эсмеральдой, считавшейся первой красавицей в мире. На следующий день мой поэтический вымысел был предан гласности и осквернен.

Да это же один-в-один история “Кондуита и Швамбрании”, где Лёлька рассказал девочке Тае о своей стране, а на следующий день увидел ее в компании кадета, который с уничижительным нахальством спросил: “А! Это и есть ваш швамброман?”

Вот и у маленького Бергмана Швамбранию украли. А его Александр из “Фанни и Александра” в неё потом вернулся.