Снова попалась на глаза статья из “Atlas Obscura” о странных криминологических диорамах Фрэнсис Глесснер Ли, которые она делала для Гарвардской научной лаборатории судмедэкспертизы. Все они представляют собой сцены бытовых убийств, с тщательно воссозданными деталями преступлений (кажется, ни одно из них в реальности так и не было раскрыто, но могу ошибаться), когда тело жертвы только что обнаружено и следователи и медики еще не приступили к работе.
Зритель видит тесные квартирки со старой мебелью, хламом в неубранном шкафу, обрывками газет на полу и остатками еды на столе или в открытом холодильнике, и посреди всего этого – распростертые в неестественных, хоть и сразу же узнаваемых позах тела, в которых кукольность внезапно становится симулякром, признаком признака не-жизни, а скрупулезный гиперреализм деталей добавляет всему происходящему (вернее, уже произошедшему) дополнительной зловещей притягательности.
Не знаю почему, но убийственные эти диорамы тесно переплелись в моем сознании со сценами из старого британского мини-сериала «Одуванчик мертв» (“Dandelion Dead”) начала девяностых, который был услужливо и бесплатно подкинут мне на днях ютьюбом.
Сериал основан на реальных событиях – преступлении майора Герберта Роуза Армстронга, единственного юриста (Армстронг был стряпчим в валлийском городе Хэй-он-Уэй) в истории Британии, приговоренного к смерти и повешенного за убийство жены и попытку убийства чиновника из соперничающей адвокатской конторы. «Одуванчик мертв» блестяще снят и разыгран как по нотам – как макабрический курьез, в котором повзрослевшие современники Уайльда, Вудхауза и Стеллы Гиббонс внезапно оказываются заложниками ситуации анекдотической, однако ж внезапно обернувшейся настоящей драмой.
Все мы помним брюзжание Кентервильского привидения, которое на реплику девочки Вирджинии о том, что убивать, вообще-то, не очень хорошо, ворчливо заметило, что, поскольку его жена была очень дурна собой, никогда не умела должным образом накрахмалить брыжи и ровно ничего не смыслила в искусстве вкусно готовить, просто не оставила ему выбора: вовсе не удивительно, что ему пришлось ее прикончить.
Парадоксально, но примерно теми же мотивами руководствовался и Армстронг – человек когда-то храбрый (воевал на французском фронте в Первую Мировую) и вовсе не дурак (закончил кембриджский колледж Святой Екатерины), он внезапно превратился в полного и окончательного подкаблучника своей стервозной и неприятной супруги, которая любила унижать его на публике (очевидцы событий едко отметили, что на похороны миссис Армстронг пришло совсем мало народу). В сериале его играет – и великолепно – Майкл Китчен, и зритель видит робкого и рассеянного клерка со смешно нафабренными усами, который чувствует себя в относительной безопасности – и на относительной же свободе – только когда уходит пешком на окраину города, поднимаясь на вершину живописных валлийских холмов.
Армстронг травит жену мышьяком стыдливо и так же торопливо и застенчиво, как он пытается разобраться с лавинообразно прибывающими делами в конторе – то есть, даже не пытаясь как следует скрыть следы преступления*: ему неловко и немного совестно, однако ж искушение вырваться, наконец-то, на свободу оказывается сильнее.
После смерти жены его размеренная жизнь – конторские дела, респектабельные встречи в местной масонской ложе, визиты к добропорядочным знакомым – окончательно летит под откос: он пьет, встречается с любовницей в Лондоне, даже пробует познакомить ее с детьми (затея терпит крах) и, наконец, решает избавиться от назойливого служащего из конторы-конкурента Освальда Мартина все тем же удобным способом – с помощью мышьяка, причем делает это так открыто и по-идиотски, что в зрителе крепнет мысль: история близится к финалу.
Так и оказывается: преступления Армстронга раскрыты, и сам он отправляется на виселицу – нелепый и неловкий маленький человек, смущенно спрашивающий палача, нужно ли ему надеть воротничок или будет достаточно одной рубашки и жилета. И в этот момент к нему – убийце – испытываешь что-то, похожее на жалость, смешанную с некоторым неуклюжим изумлением.
Армстронг покупал мышьяк в аптеке, чтоб избавляться от сорняков и, прежде всего, одуванчиков, которые прорастали сквозь каменные ступени, ведущие к его очаровательной теплице. Во время ареста при нем нашли несколько граммов мышьяка: как-то так все получилось, растерянно усмехнулся он в дурацкие усы, как-то вот так.
____________________
*О том, как популярен был мышьяк в качестве решения некоторых насущных проблем у викторианцев и эдвардианцев, можно, к примеру, прочесть в отличной книге Джеймса Уортона “The Arsenic Century: How Victorian Britain was Poisoned at Home, Work, and Play”
No comments :
Post a Comment