Все меньше и меньше ощущаю англиканский Сочельник «не своим»: жизнь не очень воцерковленного православного верующего становится гораздо более инклюзивной, чем была когда-то. Я по-прежнему далеко отстою от экуменизма par excellence, и назойливая секулярная суета вокруг праздника все так же раздражает, но мое личное, настоящее, Рождество уже несколько лет вот такое, двухступенчатое — орнаментальное, с пудингом/штоленом/минс паями/с Christmas carols из часовни Кингз колледжа в три пополудни по Radio 4 накануне, со свежим почти весенним ветром в саду, с открытками от родных Ларри и соседей — и то, из юности, с «Коляд, коляд, колядниця, добра з медом паляниця, а без меду не така, дайте, дядьку, п'ятака», с «12 страв на столі» и тихими редкими походами в крошечную домовую церковь на запорожской Бабурке. Разное — и то же самое, ведущее к спокойствию и умиротворению.
“Then gentle Mary meekly bowed her head,
“To me be as it pleaseth God,” she said,
“my soul shall laud and magnify His holy Name.”
Most highly favoured lady,
Gloria!”
А сегодня прочла у Антония Сурожского: «Одиночество – страшное, жгучее, убийственное одиночество, которое снедает сердца стольких людей, было долей Пречистой Девы Богородицы, Иосифа Обручника и только что родившегося Христа. Он был чужой, никем не желанный, исключенный и выброшенный. Это – начало пути Его»... Предвечный Младенец пришел в мир, чтобы отринуть покинутость, и дать нам всем, ищущим и чужим друг для друга, свободу понимать и быть понятыми и услышанными.
