Куличи у меня в этом году получились, однако ж, вполне удачные — как обычно, два высоких, один самый большой, широкий и приземистый, и два поменьше. Лимонную глазурь наносила уже неверною рукой, а разноцветное конфетти так и вовсе высыпала почти не глядя. Яйца в этом году покрасила не только луковой шелухой, но и куркумой с апельсиновыми корками. Было занятно: здесь, в Британии, все яйца с коричневой скорлупой, белые поди еще найди, и темную скорлупу красить натуральными красителями не так-то просто. Но в следующем году все-так попробую что-нибудь еще.

В общем, к Празднику готова.

Накануне Пасхи

Пока подходило тесто для куличей, вспоминала, как их делала бабушка. С самого утра в субботу она шла на кухню, доставала заранее припасенные муку, дрожжи (тогда, в моем детстве, они были только живыми: сухие появились значительно позже), яйца, сахар; разводила дрожжи в молоке («Батька, я же говорила, купи больше молока!.. Это еще свернется, не дай Бог»), отгоняла меня — пей свой чай скорее, мне стол нужен — и я, подчиняясь общей радостной тревоге, быстро выпивала чашку чая и шла в комнату. Бабушка оставалась на кухне одна: готовила опару, которая у нее всегда как-то удивительно быстро подходила, просеивала муку; в кастрюльке уже варились в луковой шелухе яйца. К нам в этот день часто заходили соседки — за солью или ещё чем, ой, Валентина Александровна, то ви вже паски ставили? я ще не робила, треба теж буде, зараз нема врем'я — бабушка давала соль, вежливо слушала, а в жестах уже было нетерпение, нельзя, чтоб отвлекали.

Страстная пятница, и полыхают цикламены.

Завтра буду дописывать работу и печь куличи. 

Don Giovanni (English Touring Opera)

Все же забавно жить в постмодерном мире и обнаружить Дона Жуана с Лепорелло в Вене югендстиля, поющим на английском “Come and be my guest at supper” — было весело, шумно и бурлескно. Охотно верится в то, что и в аду дамский негодник Джованни окажется в хорошей компании.

В ленте фейсбука наблюдается первомайская ударная волна с «Грином-мизогином» и его «неприятной историей» про все эти алые паруса, ожидание пуще неволи и «вместо карьеры она пялилась в море», в общем, сплошное мимими. Я так понимаю, с лозунгом, под которым его решено сбросить с корабля современности, уже как-то определились — вшивый романтик и бездельник с невнятным коучингом «как достичь дзена на дешевом морском курорте». Мы хотим всем рекордам наши звонкие дать имена. 

Выбываю из гонки: алый цвет однозначно бодрит.

Целый вечер крутится в голове из Твена:

Алабама моя,

И хотя ты мне мила,

Но с тобою пора нам расстаться.

Помнится, прочитано это было бледной девицей лет шестнадцати, очень романтичной на вид, с выражением (по-моему, даже и завыванием) и печалью. 

Шутки шутками, а с иными алабамами лучше расставаться быстро и по возможности без плохих стихов в альбомах с виньетками в виде щедрой виноградной лозы.

Хроники прокрастинации: You should be writing ©

Собственно, сабж. А статью-то надо как-то форсировать.

Nothings and triviality

Купила еще одно платье Wednesday Addams (не могу я это транслитерировать на русский, рука не поднимается) — с белым воротником и манжетами, не очень длинное (но длинноватое), чорное, мрачное, все как мы любим. Если успеет доехать до конца недели до Кембриджа, буду выступать в нем на Престонской конфе, ибо ваистену.

Ричард II (ВВС 2, 2012)

Просто поразительно, как Уишоу в Ричарде II похож на Олега Даля в роли Шута из Короля Лира. Взгляд, интонации, даже немного дребезжащий голос. Поразительно.

Новые находки из антик шопа: акварель

Заметила эту акварель, когда мы уже собирались выходить из антик шопа. Стояла, небрежно прислоненная к стене, и от разорванного края подложки шел светлый след. Я повернула ее к окну — между двух домов с облупившейся белой краской и темными ставнями идет узкая дорога к морю, и по ней бредет женщина с детьми (старшая девочка немного отстала), похоже, они возвращаются домой, а чуть дальше, на углу, остановилась группа местных в ярких одеждах. Почему дорога к морю? Его не видно, только горы, но показалось, что это залив с небольшим горным массивом, который, возможно, огибает полуостров. Может, Италия, а может, Греция.

Fulfilled of watery resonance and rest, 

Is as a port with clouds for harbour bar 

To fold the fleet in of the winds from far 

That stir no plume now of the bland sea's breast.

Не сказать, что это какая-то особенная работа — в ней, в общем, много небрежности. Внизу дата ’94 (1894) и подпись автора (наверное, можно даже восстановить его имя, если очень постараться, но мне не хочется); мне нравятся ее цвета, и легкость, и эпизод южной жизни, который каждый раз повторяется снова — женщина с детьми идет домой, а на углу остановилась группа местных в ярких одеждах — и никогда не заканчивается.

...Акварель стоила десять фунтов.

День памяти Шекспира (Шекспир-400)

Ах, какая программа, посвященная 400-летию упокоения Шекспира, прошла накануне по ВВС 2: финал «Сна в летнюю ночь» читали Дэвид Суше, Джуди Денч, Хелен Миррен, Дэвид Теннант, и во время титров, под занавес, зазвучала музыка вчерашнего юбиляра Прокофьева — марш из Ромео и Джульетты. Здорово, как здорово.

А еще на сцене вместе с Джуди Денч, Иеном Маккелленом, Дэвидом Теннатом и Бенедиктом Камербэтчем появился вдруг принц Чарльз с зачином монолога Гамлета:

 В общем, это был отличный день памяти Барда.

“Filth” (2013)

Фильм Filth про агента Купера, как если бы он родился в Эдинбурге и получил Черный Вигвам, полный наркоты, стриптизерш-неудачниц, старых грехов, от которых делается чесотка и вместо Боба является в пьяных снах добрый психиатр с таблеточками, и тень мертвого брата, и звероморды в разбитых зеркалах, и куда уж дальше, дальше некуда. Режиссер насмотрелся Заводного Апельсина, но своего Агента Купера не лоботомировал — бесполезно. Какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего. 

Крутейшее кино.

Nothings and triviality

Заметила, что неприятные люди всегда как-то лукаво между собой связаны. С приятными людьми это случается отчего-то гораздо реже.

К этому посту: сокровища мои. Буду пополнять.

The Bangles - Manic Monday

Слушайте, я эту песню очень любила когда-то, лет 28 (?) назад: ее начали крутить еще в позднесоветских программах, которые шли вечером — именно что не в «Утренней почте», а в каких-то развлекательных субботних, году в 89-90. Красивые девчонки поют милую чепуху. Это сейчас понятно, о чем они поют (о славной ерунде, как водится), а тогда слова я разбирала еле-еле, но мелодия накрепко врезалась в память. А сегодня узнала из Slate, что музыку им написал Принц. Ну и вот. Светлая ему память.

О рукописях Лавкрафта

Снова вспомнила* сейчас свой самый первый визит в Пушкинский дом в ноябре 1998 г., когда я впервые получила возможность поработать с рукописями Блока — это была поэма «Двенадцать», написанная четким и узнаваемым блоковским почерком. Могу уже путать, но, кажется, заглавие было сделано красным карандашом. Помню, как я тогда до конца не верила само себе, что сижу и читаю блоковские записи — все это казалось нереальным. Всего-то через несколько лет я привыкну и к рукописям, и к их уникальности и количествам: работа в архиве накладывает свой отпечаток. Но сейчас вот пришла заказанная мной чуть раньше книга о Лавкрафте и современной культурологии, и мне снова ужасно захотелось поработать с первоисточниками — с его рукописями и перепиской, которые хранятся вот здесь, в библиотеке Университета Брауна, расположенного в лавкрафовском Провиденсе.

Уверена, что то самое чувство, накрывшее меня в Пушдоме, вернулось бы.

UPD. Сегодня же узнала, что в личной библиотеке Лавкрафта хранился экземпляр перевода «Рассказа о семи повешенных» Л. Андреева.

___________________

*я уже описывала это в своем блоге года три назад.

Nothings and triviality: домашнее

Сделали ремонт в комнате пасынка, и кот впервые решился туда войти. Постучал лапами по новому покрытию, которое теперь вместо старого ковра, траченного молью — вдруг сел посредине полупустого пока что пространства и жалобно застонал. Нет больше страшного зеленого ковра, некуда выпустить когти, вокруг скользкие, матовые, плотно пригнанные друг к другу доски — тоска и гладкость. На одну секунду почувствовала себя Андреем Болконским, который — тоже на мгновение — усомнился, стоит ли ему уезжать и оставить Наташу, ведь только что с ней обручился. Успешно прогнала Болконского и посадила кота на нижнюю полку нового книжного шкафа, где он, немного подумав, и развалился.

Лаймовое-прокрастинаторское

А еще вчера нашлось божественное — лаймовый курд из независимого магазинчика на Милл роуд, желтый, масляный и душистый, невыносимо вкусный, и как же трудно удержаться и не слопать всю банку за раз целиком.

А, ну и конечно, повинуясь заветам моих братьев и сестер из группы Shit Academics Say, в конце я должна непременно написать: “You Should be Writing” (вот, пишу; а статью все еще толком не — и итоги BASEES надо!).

Ворчливые nothings and triviality

*рассеянное*

В популярной апофтегме «Если в детстве у тебя не было велосипеда, а теперь у тебя Бентли, то все равно в детстве у тебя велосипеда не было» образы желаемого и недоступного выглядят одинаково скучно, и нужного эффекта («видишь, все равно уел сквозь толщу лет») так и не происходит. На кой чорт мне Бентли, если у меня даже прав нет и они мне не нужны, а велосипеды я в детстве ненавидела, да и сейчас не очень.

Каждый раз, когда на глаза попадается какая-нибудь статья с популярных интеллектуальных ресурсов с непременным набором культурных штампов (два раза сослаться на Маркузе, три — на Адорно: главное — не перепутать, а впрочем...), написанная с более заметным, чем нужно, интеллектуальным усилием, я почему-то вспоминаю фразу из мультика «Падал прошлогодний снег»: «А вот еще был мужчина, который любил очень арбузы».

И сегодня же, в день памяти дедушки, в палисаднике распустился огромный ирис. Дедушке бы понравилось.

Дедушки не стало 2 года назад.

Нашла еще одну фотографию из привезенных сюда — 1966 г., он с бабушкой и бабушкиной младшей сестрой тетей Леной в Сочи. За два месяца до того, как фото было снято, у бабушки в Тикси случился микроинсульт, она долго лежала в больнице, и деда за ней ухаживал, а потом повез на юг, на реабилитацию. Бабушка полностью выздоровела, и они так и ездили летом к морю вместе. Они и вообще всегда были вместе, хотя бабушка и ворчала на него («Батька, пора окна мыть, а мы все откладываем!..»), а деда хранил невозмутимое молчание; через пять минут они мирились. Последние годы без бабушки ему было трудно: он часто говорил мне, что видит ее во сне и ждет с ней встречи. Теперь они вместе навсегда. Царствие ему Небесное.

Встреча с героем записки “Ples, can I come to your house” только что состоялась: вместо лимонного печенья Л. приготовил сконы — вытащил их из духовки и поставил на стол вместе со свежим маслом и клубничным джемом аккурат в тот момент, когда автор письма переступил порог дома, держа маму (нашу соседку Фиону) за руку. Застенчивость автора была, в общем, понятна: мама попросила сконы со стола руками не хватать, а сесть рядом и дождаться, пока она нальет чаю в чашку, отрежет кусочек теплого скона и намажет его маслом и джемом. Дел, однако ж, до этого времени нужно было сделать много — погладить Пикола (желательно в районе хвоста и задних лап, там такие смешные кожаные подушечки), внимательно рассмотреть его войлочный красный домик, вытащить оттуда все кошачьи игрушки (растерзанную валериановую мышь и ленты веселеньких расцветок), побегать по кухне, покрутиться в коридоре, поговорить с котом, убедиться, что тот отказывается отвечать на прямо поставленные вопросы о возрасте («А тебе сколько лет? Мне пять, а брату восемь, и он пошел на футбол с папой»), что, в общем, довольно странно — ясное дело, кот все понимает и шевелит ушами, ну, может, в следующий раз расскажет. А потом забраться к маме на руки, сообщить, что сконы я вообще-то не очень, мама, дай, и сверху вот этого сладкого не знаю чего и чтобы масло — и говорить без умолку. 

В общем, визит прошел в теплой дружественной атмосфере, а кот торжественно и немного снисходительно давал себя почесать и прядал ушами, на всякий случай расположившись около двери в сад.

Фейсбучное исландское

Фейсбук — то ли отель у погибшего альпиниста (помните? «Хотел бы я знать, куда они отсюда уедут. Здесь тупик. Там, дальше, ничего нет!..»), то ли отель Оверлук с ар декошным залом, набитым призраками флэпперов, то ли гостиница с комнатами, номера на которых перепутаны — на одних криво прибиты цифры, другие и вовсе без них, а на дверях у третьих вместо чопорного «Do not disturb» висит «Keep Calm and Do What You Want». 

Случайно наткнулась на исландский фейсбук незнакомого человека — бог знает как я на него вышла. Там все почти такое же, как и везде, но будто и не совсем, а как если смотришь в зазеркалье. Люди — все с фамилиями на -доттир — комментят друг друга на странном сложном языке с множественной диакритикой, у них на заставках часты черно-белые фото, много музыки (что-то вроде Сигур Рос), виды каких-то пустошей, взморья, фьордов, причудливых сооружений, столицы Рейкьявика с белыми огнями и ретро-видео, похожих сразу и на экранизации Дюренматта, и на фильмы Бергмана и всей Свенскфильминдустри. Кажется, что над тамошней поверхностью плывет звук рога — и попадает прямо в фейсбук. Теперь вот хочу туда, в Исландию.

Гумилеву 130

А сегодняшнему имениннику я всегда буду благодарна за перевод пьесы Роберта Браунинга «Пиппа проходит»:

Верхи дерев шумят над головой,

Растут цветы и травы под ногой,

Нет ничего в пределах бытия,

Чему б не научилась в детстве я!

Это и о Браунинге, и о Гумилеве, и о всяком другом.

“Lucia di Lammermoor” (Royal Opera House)

Удивительно, как жизнь Доницетти напоминает биографию Достоевского: та же колоссальная работоспособность в сложных житейских обстоятельствах, та же зависимость от заказчиков и творческая неровность. Сюда же — острый интерес к темам, которые принято называть готическими: сюжеты о превратностях судьбы (с несчастливым концом), иллюзорности счастья. Впрочем, в интересе к готическому у Доницетти, конечно же, очень много от старой традиции европейского романтизма: не случайно в основу его «Лючии ди Ламмермур» лег роман Вальтера Скотта «Ламмермурская невеста»; при этом понятно, что сюжет оперы можно соотнести и с «Замком Отранто» Уолпола, и с «Праматерью» Грильпарцера, и с новеллами По (кровавые призраки прошлого, роковая любовь, месть/возмездие на фоне пейзажей с одинокими замками и фонтанами и проч.). 

«Лючия ди Ламмермур» — не только классическая романтическая опера, но и, пожалуй, одна из самых хрестоматийно-трагических (в конце погибают практически все основные действующие лица, причем, большая часть оперного действия приходится на развитие безумия у главной героини): известно, что во время неаполитанской премьеры, состоявшейся в 1835 г., ее приходилось несколько раз останавливать, потому что экзальтированная публика в зале экстатически рыдала. Современному человеку такая восторженность может показаться отчасти забавной и слишком избыточной, но до того только момента, пока не зазвучит музыка Доницетти: даже у не очень искушенного слушателя она способна вызвать очень сильные чувства — сложно оставаться бесстрастным, слушая, к примеру, арию безумной Лючии из 2 сцены III акта “Il dolce suomo”.

Постановка Royal Opera House получилась неоднозначной.

Завтра едем слушать «Лючию ди Ламмермур» в Ковент Гарден: люблю Доницетти, но никогда раньше не доводилось слушать его оперы живьем. В общем, приобщусь.

А вот тюльпанное буйство в саду и палисаднике (и это, судя по всему, только начало; продолжение следует):

Лытдыбр: соседское-застенчивое

Вот что бывает, когда у вас живет огромный кот, а у соседей есть пятилетний сын, которому этот кот ужасно нравится. Ну что, будем приглашать на поглажку кота и кормить печеньем и конфетами.

Чипльдуку 9

А вот какая прекрасная заставка у любимого Web-радио «Чипльдук» сегодня — в День Космонавтики ему исполнилось 9 лет. Это здорово: чипльдуки, я вас слушаю с самого вашего рождения, продолжайте в том же духе.

Еще раз о научных перспективах (анализируя статью в Гардиан)

Удивительно, с какой частотой мне стали попадаться всюду в сети публикации или даже просто упоминания Набокова. Мироздание как бы намекает, что пора уже садиться и писать новую статью на конфу в Престоне (а я же еще заявку должна немного поменять, как Оля просила!.. совсем забыла, черт...). 

И в пандан к теме об академических делах: попалась сегодня на глаза обсуждение в на странице у знакомой ФБ — она, к сожалению, инвалид, но продолжает активно (по возможности) заниматься научной деятельностью, что при ее диагнозе может быть приравнено к подвигу... Так вот, она запостила статью из Гардиан, написанную, как я поняла, одной из ее коллег по несчастью — женщиной-научным работником с похожим диагнозом, который делает невозможной работу по полному рабочему графику. Я читала статью, обсуждение на странице у моей знакомой (удивило, как серьезно там обсуждался вопрос о регистрации мейла на сайте университета, чтобы даже удаленная работа выглядела социально оправданной), комменты под публикацией на самом сайте Гардиан (удивительно мерзкие, кстати, в духе «ах, тебе кажется, что ты можешь называть себя ученым, не работая фуллтайм в академии? а схуяли?») — я все это читала и думала о том, как ситуация с учеными-инвалидами и их трудностями со встраиванием в социально-академический контекст напоминает мне мою собственную

В гостях у друзей зашел разговор об университетах и преподавателях, и Л. вспомнил один случай, произошедший с ним много лет назад. Он учился в Кальтеке на первом или втором курсе, и однажды в перерыве между лекциями к ним, молодым студентам, решившим съесть мороженого, подошел Ричард Файнман и спросил, можно ли к ним присоединиться. Студенты, само собой, согласились, и Файнман составил им компанию, ел мороженое, шутил и смеялся — при том, что уже тогда в университете на него смотрели как на полубога (Нобелевский лауреат и гений). 

А еще все в Кальтеке привыкли к тому, что Файнман играл на барабанах бонго, и играл очень здорово.

Все-таки простота и естественность (пусть и эксцентричная, но без экзальтации) в сочетании с талантливостью — отличная вещь.

Nothings and triviality

В одном из описаний черных дыр понравилось следующее: «Когда вы достигнете горизонта событий, то, с точки зрения Анны, замрете на месте, как если бы кто-то поставил воспроизведение на паузу. Вы останетесь в неподвижности, растянутым по поверхности горизонта событий, и вас начнет охватывать все возрастающий жар».

Вы останетесь в неподвижности навсегда, замрете в бесконечности для Анны, только для нее воздвигнете себе нерукотворный памятник — никакой тропы, только созерцание горизонта, где всякое событие подходит к логическому концу.

“The Age of Lovecraft” (2016)

В издательстве Университета Миннесоты вышла монография “The Age of Lovecraft” («Эпоха Лавкрафта»), которая мне, судя по всему, уже очень нужна. В аннотации к книге написано: «В монографии скрупулезно исследуется творчество Г.Ф. Лавкрафта в тесном взаимодействии с культурологической теорией XXI в. Издание представляет собой тщательный анализ наследия Лавкрафта и его места в современной философии, проливая свет на доминирование феномена странной фантастики в XXI в.». Сегодня же закажу ее на Амазоне.

(С обложкой авторы, конечно, перестарались, на мой вкус)

Текущее

Из текущего: пора готовиться к следующей конференции в Престоне у Оли, которая состоится в начале мая. Чем больше думаю о теме (остранение в «Пнине»), тем больше собственных рефлексий по этому поводу, что, с одной стороны, мешает, а с другой, наверное, даже может чем-то помочь. Ну, посмотрим. Разберусь с делами и запощу кое-что из BASEES-хроник.

Вспомнила сейчас почему-то, как звонила своей подружке Вике Гончаровой по телефону; мне пять с половиной лет. Телефонные номера в Тикси были тогда, кажется, четырехзначные (могу и путать), а ее номер как-то очень быстро запомнился: я ей названивала каждый день, а она — мне. По-моему, это было полярным летом (в детском саду каникулы, а значит, через несколько месяцев меня увезут в Запорожье, и я уже никогда больше не буду жить с родителями), за окном сутки напролет светит нескончаемое солнце, я стою в коридоре, слегка пританцовывая на одной ноге, потому что нужно узнать все последние новости и обсудить фильм «Мария, Мирабела» (нам обеим нравилась оттуда песня), а времени на все ужасно не хватает. Мы болтаем долго, так долго, что меня зовет мама (Ленка, ну сколько можно!.. и у тебя сейчас отвалится ухо), а в трубке вместе с Викиным голосом я слышу голос ее бабушки, которая тоже ворчит и ругает нас сороками-трещотками. Я прижимаю трубку к горячему уху (точно знаю, что оно свекольного цвета) и замечаю на туалетном столике мамины духи «Vivre», осторожно беру их и втягиваю носом необыкновенно вкусный воздух из зубчатой пробки — духи пахнут волшебством. Флакончик уже на две трети пуст, и мне хочется вынюхать оставшуюся часть: мне кажется, что если я буду долго вдыхать аромат, то он застрянет у меня в голове и так в ней и останется.

Ларри нашел «Vivre» на ибее два или три года назад, и теперь они стоят на полке в шкафу. Я ими не пользуюсь, просто открываю иногда и вдыхаю прошлое.

Кембриджское-криминальное

Кембриджские новости: сегодня был вынесен приговор по делу о кражах из Музея Фицуильям. Задержана банда грабителей в количестве семи человек, большинство кембриджцы, часть — жители Эссекса. В числе прочего украли древнекитайский фарфор: несколько экспонатов пока так и не нашли.

Оглашая приговор, судья сказал: «Подозреваемые тщательно планировали это изысканное* преступление».

__________________

*Sophisticated — ну понятно, что речь идет об изощренном преступлении, но «изысканный» монтируется с сюжетом лучше, кмк.

И по следам вчерашнего доклада: как выяснилось, лавкрафтовский Данвич был создан писателем под непосредственным влиянием поэмы Суинберна «By the North Sea»; Лавкрафт также отметил однажды, что «Суинберн был единственным действительно великим поэтом Старого и Нового Света после смерти мистера Э. По».

BASEES-2016: Done

Выступила. Я что-то чертовски устала за эти дни, поэтому хронологию конференции запощу позже, а пока — ссылка на доклад, с которым выступила, на Academia. edu.

BASEES: уже завтра

Пока делала презентацию, поняла, что лучше всех часть доклада о Суинберне иллюстрирует Каспар Давид Фридрих. До того думала остановиться на Беклине и Пюви де Шаванне.

I did it ©

Господи, сама себе не верю: я закончила статью о Блоке/Суинберне для BASEES-2016. Черт, в этом году все было гораздо труднее, обрабатывать викторианские источники и анализировать викторианскую поэзию на английском — это не кот чихнул, как выяснилось. Завтра сделаю маленькую презентацию из картинок, и в понедельник — вперед.