Пушкин — это язык не придуманных, а настоящих детства и юности, а потом и взросления, а теперь уже и зрелости.
Его не нужно мучительно вспоминать: стихи возникают из памяти сами собой, потому что они уже часть тебя и твое продолжение. И в этом, наверное, и состоит главное пушкинское предназначение — быть для тебя всем, быть обиходом и эмблематикой, простым и сложным, высоким (библейское) и низким (анекдотичное), веселым и шутовским (сказки, «Руслан и Людмила», «Барышня-Крестьянка») и страшным, мортидо и макабром («Бесконечны, безобразны, В мутной месяца игре Закружились бесы разны, Будто листья в ноябре»), готовить тебя к жизни, когда ты молод и полон сил, и к смерти тоже, когда придет время («Из Пиндемонти»). Пушкин учил не бояться: пушкинская внутренняя свобода и цельность были абсолютными. Это ли не счастье?
Это только кажется, что современному человеку, изломанному модерностью, любить Пушкина скучно: он привычен как тот, казавшийся самым обычным, день — летний или зимний, бесконечно-долгий, залитый солнцем, полный ленивых звуков и разговоров близких, которых уже давно нет, и ты отдал бы все на свете за то, чтобы вернуться туда хотя бы на минуту. С Пушкиным можно — открыв первый попавшийся под руку том собрания сочинений (или что от него осталось) и начав читать с любого места — вернешься к себе самому.
No comments :
Post a Comment