Кромерские tutti quanti (прибытие)

Так, начинаю потихоньку публиковать кромерские tutti quanti. Поехали.

***

Постоянство глубокой любви к Кромеру и надежда на скорое возвращение сюда — вещи, которые поддерживали на плаву весь предыдущий ужасный год, да и в этом тоже, особенно начиная с марта, когда ушел отец и я как будто застряла в дурной бесконечности: все давалось с трудом, и главной задачей было — не дай Бог не забыть чего-то важного из прошлого, где был папа и наши с ним разговоры, часто неловкие, но без которых невозможно было обойтись. Мысли о Кромере давали волю полузабытым и почти уже стершимся воспоминаниям, делая их отчетливее, а значит, живее.

***

Еще с утра мне не верилось, что уже сегодня днем мы будем в Кромере: так бывает, когда чего-то ждешь так сильно и даже отчаянно, что острота переживаний постепенно притупляется, и ты оказываешься в no man’s land, на ничейной земле, где горизонт воображения истончается и маячит где-то совсем вдалеке. В первом по времени поезде до Нориджа я лениво читала взятую с собой книгу, поминутно отвлекаясь на соцсети, но уже на вокзале, ожидая вторую электричку и увидев табло с конечной станцией «Шерингем», я внезапно поняла, что до-кромерское бессмысленное лето кончилось, и дальше все должно измениться.

Поезд — новый, похожий на лондонский Thamselink — вез нас привычным маршрутом, как вдруг механическая девушка (Энн? Селия? Рут?) отчетливо произнесла «Кромер», пропустив Раутон Роуд. Новый состав там больше не останавливается, а, значит, и время ожидания сократилось минут на пятнадцать: мы вышли на кромерском вокзале, было без четверти четыре, и в бледное небо на севере уже врезались шпили церкви Петра и Павла. Et in Arcadia ego.

***

Счастьем может стать что угодно: хозяин нашей гостиницы, который перечисляет привычное, добавляя «ну вы и так наверняка все помните»; гаджеты, которые сразу подключились к гостиничному вайфаю; мыло в ванной, у которого запах мальвы и вербены; дорога к морю — все та же, идущая мимо эдвардианских коттеджей, а спуск к берегу по обыкновению уставлен старыми катерами и кабестанами — и, наконец, Пирс под косым дождем, и зеленая волна высокого прилива полностью скрыла его темные сваи. Old Boys Groynes тоже почти полностью ушли под воду, и над морем неистовствуют чайки.

***

Вечером прогуливались по Променаду, почти пустынному из-за дождя и пронизывающего ветра, когда заметили в море довольно далеко от берега крошечную фигуру. Подошли поближе — фигура то исчезала, то снова появлялась над водой, пытаясь удержаться на плаву. Мы обеспокоенно шли вдоль парапета набережной и следили за человеком в волнах: он — вернее, она (как выяснилось, это была девушка) — медленно, но неуклонно приближалась к берегу, и ее движения становились все более резкими и размашистыми. Через минуту она спокойно вышла из воды, где ее поджидал то ли ее парень, то ли просто приятель — накинул на плечи полотенце, и они уселись на один из волнорезов, не замечая холода и надвигающейся темноты. Здесь становится понятно, что сюжет «Питера Граймса» — никакая не выдумка, а самая настоящая быль.