Nothings and triviality

*ворчливая бабка mode on*

Уважаемые русские и примкнувшие к ним русскоязычные студенты Кембриджа (а также и молодежь, которую можно к ним отнести с бóльшей или меньшей степенью условности)! Шансы, что кто-то из вас увидит этот пост, равны нулю, а то и вовсе отрицательным величинам (ваша территория — вк, снапчаты и твиттер, ну и еще по инерции немного тумблр, хоть он уже лет пять как помер), но я все же скажу: учитесь материться по-русски правильно или уж тогда не материтесь вовсе. Не позорьте язык. Сил слушать ваш визгливый щенячий лай, напичканный неумелыми матерными инвективами, нет уже никаких, да и делаете вы это чисто механически, для связи ваших нехитрых похвастушек. Оно бы еще ничего, если бы вы все так не орали на одной высокой неприятно-зудящей ноте, но вы же пищите как бракованные резиновые утята, поэтому получается и неловко, и неряшливо. Учить вас жизни будут ваши родители, а мое дело маленькое: за профанным тезаурусом шагом марш, а то в следующий раз не выдержу и проведу среди вас спонтанный семинар.

*ворчливая бабка mode off*

Блок и ГФЛ: done

Ну что, привела в порядок статью для LP в соответствии с американскими текстографическими требованиями (выправила библиографию, форматирование, цитаты и проч.). Не скажу, что было легко, но я сделала все, что было в моих силах, а дальше faciant meliora potentes.

Дальше по плану «ЛитФакт» и статья о переводах, и академический год можно будет потихоньку завершать.

К дню рождения Блока (может быть, и несвоевременное)

Я часто раньше писала о том, как начала читать Блока, и вряд ли имеет смысл повторяться: многое уже сказано. С утра, мучаясь головной болью, вспомнила вдруг стоявший в коридоре на средней полке неудачный бежевый шеститомник издательства «Правда» из детства. Когда он был выпущен — кажется, в самом начале семидесятых? (классические гихловские восемь томов появились в моей жизни позже), — с ужасно безвкусными, как под копирку сделанными иллюстрациями Глазунова, чьи большеглазые гуманоидного типа героини не имели к блоковской поэзии, конечно, никакого отношения. Зато там был сомовский портрет Блока, который часто полагают провальным — сам поэт от него был далеко не в восторге, да и пленительный Анненский разразился не самыми лучшими своими стихами о «беломраморном обличье андрогина» с жуткими зарифмованными «грезы-слезы» (четверостишие, к несчастью, приобрело широкую популярность, и его обычно цитируют по поводу и без, как, впрочем, это обычно и бывает) — но портрет безусловно-хорош, ведь Блок глядит на зрителя тяжелым сонным взглядом будто сквозь толщу воды, как болотный царь, кем он в русской поэзии, собственно, и стал.

Научное и предрождественское

Пока заканчиваю окончательную (окончательную ли? будем надеяться, что да) шлифовку трех своих статей (библиография, подгонка цитат и разное другое скучноватое), внутренне жду праздника, и в унисон с этим моим ожиданием сегодня пришла чудесная гирлянда от сказочной Жанны из Болгарии, прекрасной Петровны с ее артелью — огни луковиц золотые, тонко-оранжево-медные и нежно-синие, как кромерский вечер (небо там было точь-в-точь такого оттенка). Разложила их на старом своем разноцветном пледе и шотландской шерстяной подушке, а они как расплавились теплыми огнями, как засияли — чистая радость. Праздники все же близко.

Умер Бертолуччи. Он не был моим любимым итальянским режиссером (самый любимый навсегда Пазолини, потом Феллини и Висконти и только потом Антониони, де Сика и остальные) — в девяностые снимал, по-моему, много всякого ненужного, — но «Конформист», но «Стратегия паука», но «Последнее танго», неприятное, откровенное и тяжелое, осталось в памяти грубым заломом. 

Он был яростным и великим, светлая ему память.

“Clark Ashton Smith Documentary: The Emperor of Dreams”

Начала смотреть документальное кино, сделанное при участии «Гиппокампус пресс», о Кларке Эштоне Смите, прекрасном поэте и авторе Weird Fiction, который, ко всему прочему, был еще и другом и коллегой ГФЛ. Когда Джоши рассказывал об обстоятельствах их знакомства и переписки, поняла, что мне сама история напоминает другую, уже из Серебряного века, где главными действующими лицами были Блок (в рои ГФЛ) и Белый (в роли Смита).

Кино сделано великолепно, и приятно видеть множество знакомых лиц — моих новых друзей, коллег и фейсбучных лавкрафтианских френдов.

Московские tutti quanti: ч. 7

Следы русской Лавкрафтианы на Тверской:

Московские tutti quanti: ч. 6

Конференция, день 2 (ИМЛИ РАН)

Секция «Эго-документ как тема в вариациях»

Выступление Дины Махмудовны Магомедовой «Неизданные места переписки Александра Блока с матерью»

Московские tutti quanti: ч. 5

Пора продолжить московские записки.

Конференционные tutti quanti (ИМЛИ РАН)

Рассказываю о Блоке и г(к)отиках и позирую по-гишпански с розою (правда, не в зубах)

Рабочее-промежуточное

К концу года я физически чувствую, как из меня ушли накопленные за год силы. Нужно во что бы то ни стало закончить три публикации, причем все срочно (срок по самой важной — конец следущей недели), и я это сделаю, конечно, но дорабатываю уже на автопилоте. Стыдно жаловаться (я ведь не забое работаю, в конце концов), но от правды деваться некуда: мне, кажется, нужен перерыв от писанины. Просто читать и черпать, чтобы было что потом реализовывать.

Ох, и надо же московское сюда докопировать, а то опять забуду.

Ну и из прекрасного: мой ученик на вопрос, откуда цитата из предложения, не просто назвал «Евгения Онегина», но еще и вспомнил про онегинскую строфу, и продолжил строчку!.. Горжусь им невероятно.

Хроники русской Лавкрафтианы: «Некрополис» в Кембридже

Мой друг и коллега из Москвы Кеша Мартынов прислал мне подарок — комикс русских лавкрафтианцев «Некрополис», который использует множество сабжевых тем. Книжку я уже поглядела и отписалась по ней в коммьюнити, посвященном Джоши: местным «Некрополис» очень очень понравился, и они хотели бы почитать комикс в переводе. Кто знает, может, его и сделают.

Меня же очень радует, что русская Лавкрафтиана развивается и становистя все более популярной: дело за академической частью теперь, и я работаю в этом направлении. На днях редактор одного журнала сказала мне, что к печати готовится какая-то русская работа по ГФЛ, и я одновременно обрадовалась (единомышленники и коллеги) и немного заревновала, что, конечно же, глупо и по-детски, а еще напоминает ситуацию с восторженным-дурацким «Мой Пушкин!»—«Нет, мой!»

Не будем уподобляться.

Гиппиус 150

150 лет назад родилась Гиппиус. Пожалуй, лучшее ее описание: 

Тут зажмурил глаза; из качалки — сверкало; 3. Гиппиус точно оса в человеческий рост, коль не остов «пленительницы» (перо — Обри Бердслея); ком вспученных красных волос (коль распустит — до пят) укрывал очень маленькое и кривое какое-то личико; пудра и блеск от лорнетки, в которую вставился зеленоватый глаз; перебирала граненые бусы, уставясь в меня, пятя пламень губы, осыпаяся пудрою; с лобика, точно сияющий глаз, свисал камень: на черной подвеске; с безгрудой груди тарахтел черный крест; и ударила блесками пряжка с ботиночки; нога на ногу; шлейф белого платья в обтяжку закинула; прелесть ее костяного, безбокого остова напоминала причастницу, ловко пленяющую сатану. (Андрей Белый, «Начало века»)

«Чортова кукла», «Зеленая карета» и «Живые лица» стоят доброй половины всего написанного в Серебряном веке. Умная и злая, она запомнилась не апологией Третьего Завета, а смелой и новой изысканностью. Великая.

Nothings and triviality

Или вот еще. Возвращаешься домой с вокзала (Л. поехал в Королевское свое Общество слушать коллегу и обедать в эмпиреях), идешь по мокрой и узенькой тропинке, которая еще немного, и свернет на твою улицу, как впереди тебя неожиданно возникает группа из четырех (или их было вчетверо же больше, то есть и вовсе шестнадцать) толстых мальчиков-китайцев старшего подросткового возраста. Подростковые пухлые китайцы весело болтают, а ты плетешься сзади, проклиная все на свете, как Мистер Бин из серии про гостиницу, пытавшийся обойти древнюю старушку — семенишь и почти свирепеешь, когда самый толстый из китайских детей поворачивается, с ужасом смотрит на тебя, немедленно хочет уступить место и в этот же момент поскальзывается и как-то очень медленно начинает падать на ближайшую викторианскую изгородь, полностью превратившись в мишленовского шинного человечка, то есть в идеальный почти что шар, а ты в ужасе думаешь, что он же сейчас лопнет, ежели случайно налетит на какой-нибудь там штырь, развоплотившись в тысячу крошечных бибендумов, но остальные толстые друзья неожиданно ловко подхватывают его в последние доли секунды, и все счастливы, а ты продолжаешь свой путь, и на повороте уже продираешься сквозь непролазную темень через сырой сад, потому что забыла включить свет на кухне, а там, в темноте, сидит твой чорный огромный кот.

В Кембридже вчера вечером зажгли предрождественские огни. Рано, конечно (это здесь вечный повод для шуток), но настроение все равно поднимает — если только не глядеть в сторону страшной пластиковой елки, которую City Council установил вместо живой и пушистой на Маркет Сквер, желая сэкономить на расходных материалах. Ну, сэкономить, видимо, получилось, но красоты этот centrepiece городу уж точно не добавляет.

Зато огни теперь будут гореть и на Магдаленовом Мосту, и вдоль всей Хиллз роуд, и по дороге на вокзал.

Рабочее-текущее

Ну что, если все будет благополучно, моя статья о Блоке и Суинберне появится  следующем номере журнала «Новый филологический вестник». Статью я вычистила и привела в порядок, и очень надеюсь, что все получится.

На очереди — вкрай запущенный дедлайн по блоковским переводам (ужасно, конечно, как все запустила!.. пора исправляться) и подготовка московского доклада к публикации в «Литфакте». Работы много, и дай Бог все успеть.

Текущее почтовое-идиотическое

Закончила правку статьи для журнала, проверила и в тот самый момент, когда решила отправить, поняла, что гугломейл мой ушёл в полную несознанку и не работает: не отправляет письма и не принимает входящие. Черт знает что. Хорошо ещё, у редактора есть фейсбук, сбросила ей файл в мессенджер, и все равно ощущение какой-то незаконченности, что ли. Удача — моё второе имя сегодня.

Лавкрафтианское-получительное

Случайно наткнулась на потрясающий генератор текстов на ктулхианском наречии. Теперь я понимаю, что вот именно этого мне и не хватало! А вот тут дается объяснение, как устроен язык Ктулху (и оно лингвистически безупречно).

Ноябрь неожиданно забыл о своем унынии и повернулся ослепительной и красочной стороной.

I see a little silhouetto of a man

Scaramouche, Scaramouche, will you do the Fandango

Thunderbolt and lightning, very, very fright'ning me

(Galileo) Galileo, (Galileo) Galileo, Galileo figaro magnifico

Я шла на «Богемскую рапсодию» с большими ожиданиями, однако же и с некоторым не то чтобы предубеждением, но опасением, что исполнитель главной роли Рами Малек не сможет вытанцевать всю роль до абсолютной безупречности (хотя в трейлерах он меня восхитил): к тому же, любимая френдесса отзывалась о нем несколько критично, что мне добавило дополнительной стесненности — а ну как все рухнет в тартарары едва начавшись?..

До фильма я с любопытством посмотрела несколько роликов на ютьюбе с интервью, которые брали у Малека после релиза «Рапсодии» — увиделся типичный молодой американец восточного (египетского) происхождения с узнаваемым калифорнийским выговором, который рассказывал о съемках с неожиданной теплотой и деликатностью, не совсем вязавшимися с его странноватым слегка отсутствующим взглядом. 

Я заинтересовалась еще сильнее.

Фейсбучное-внезапное

От создателей «работаю в бюро находок, но в свободное время подрабатываю литературоведом-экзистенциалистом» и «а еще я в нее ем» — свежее экспертное* заключение a minore ad maius; пора предать свой кандидатский диплом ритуальному погребению

____________

*пусть не смущает застенчивое «я не эксперт»: как известно, скромность украшает истинных профи

Рецензия на блоковскую переписку

В «Вестнике славянских культур» (т.49) вышла отличная рецензия Светланы Федотовой на блоковскую переписку: спасибо ей огромное за полновесный культурологический анализ писем.

Исследователи, подготовившие переписку, избегают однозначных оценок, вынесений приговоров и прочих привлекательных для любителей «остренького» приемов. Их основная задача — показать прежде всего человеческое измерение отношений Блока и его жены, их сложные личности, которые почти без натяжки можно спроецировать на героев романов Ф. М. Достоевского. Иными словами, представить в максимально полном объеме драматические, но неизменно нежные и доверительные взаимоотношения «товарищей» в одном из самых странных браков в русской культуре рубежа веков. Совсем не простой вопрос об интимных причинах «непостоянного постоянства» знаменитой супружеской пары предлагается рассматривать на основе документов, свидетельств эпохи и, конечно, в контексте своеобразия русского модернизма, с его воспринятыми от Вл. Соловьева жизнетворческими стратегиями, трансформирующими «тексты жизни» в «тексты искусства». ©

Armistice Day в Кембридже (фотографии)

И немного фотографий, сделанных почти украдкой: неудобно было вытаскивать камеру, снимала телефоном, но из-за яркого света и теней многие получились так себе, но уж что есть, все-таки память. А вот здесь — профессиональный репортаж о кембриджском Armistice.

Armistice Day в Кембридже

Когда мы пришли к кембриджскому мемориалу памяти павших в двух войнах — Первой и Второй Мировой — маленькая площадь перед памятником и все прилегающие к ней улицы — Хиллз Роуд и Стэйшен роуд — были заполнены народом, а все подъезды к монументу перекрыты. Мы появились там минут за пять до начала самой торжественной части церемонии, посвященной столетию окончания Первой Мировой войны, Armistice Day: люди в толпе тихо переговаривались, школьники держали в руках какой-то самодельный плакат. Когда раздался голос мэра Кембриджа, объявивший две минуты молчания*, все замерло: молчали взрослые и дети, старики и молодежь, мужчины и женщины, town и gown, и только младенцы в колясках радостно гулили навстречу тихо осыпавшейся с сикомор листве. После минут молчания заиграла волынка, Battle’s O’er:

March no more my soldier laddie, 

There is peace where there once was war. 

Sleep in peace my soldier laddie, 

Sleep in peace, now the battle’s over.

Суинберн в LRB

Порицаемая (и справедливо) за кризисную политизированность LRB вдруг выдала сегодня отличную рецензию на оксфордское издание Суинберна “21st-Century Oxford Authors: Algernon Charles Swinburne edited by Francis O’Gorman” (цена у книжки, правда, жуткая, £95/100 в зависимости от книжного поставщика: у Book Depository, на который я подписана уже лет сто, она как раз покрывает самую высокую планку; есть, правда, еще и подержанные издания, но и они стоят приличных денег, £65, поэтому я пока что в сомнениях, платить ли такие деньги за твердый переплет). Собственно, рецензия касается основной суинберновской темы — человеческой неукротимости перед безжалостным ликом времени, бега которого невозможно избежать, а можно лишь принять его смело и открыто.

As a vision of heaven from the hollows of

        ocean, that none but a god might see,

Rose out of the silence of things unknown of

                a presence, a form, a might,

And we heard as a prophet that hears God’s

            message against him, and may not flee.

Жаль, что статья не попалась мне раньше, два года назад, когда писала свою работу на BASEES.

“Hereditary” (2018)

Когда я увидела трейлер фильма ужасов Али Астера “Hereditary”*, то больше всего почему-то заинтересовалась цветовой палитрой раскадровок, темно-малахитовой и древесной, а еще странно поразило лицо одной из главных героинь, девочки-подростка – диспропорциональное и оцепенелое, оно казалось неживым, если бы не глаза, полные какого-то мучительного и непонятного ожидания.

Тогда я и решила посмотреть весь фильм: впечатление от него стало одним из самых сильных после третьего сезона «Твин Пикса».

Скажу сразу: у меня не было никаких завышенных ожиданий от просмотра. Да, я люблю ужасы – и триллеры, и саспенсы, и вообще всю хоррор-тематику в целом, но из-за специфики жанра спокойно отношусь к любым экранным клише или картонности главных героев: иногда мне видится в этом даже что-то умиротворяющее.

Не то на этот раз.

«Наследник по прямой» оказался и тонким, и сложным, и умным, и грустным, а его композиция стала и американской пасторалью, и бергмановским ноктюрном, и пандемониумом бесконечных скорбей.

Тургеневу 200

Нынешнему двухсотлетнему имениннику хочется сказать большое спасибо за беспощадную и отчетливую правдивость изображения передовых вивисекторов с их, конечно же, тонкой иронией и сотней фиг в кармане — отойди от меня, сатана, — а еще за предсказание трендсеттерства как непременного атрибута всякого прогрессивного по преимуществу салона (напомните, мыла ли Кукшина шею). И за дурацких мальчишек из Бежина луга тоже ему спасибо.

Московские tutti quanti: ч. 4

Собственно, это одна из главных причин моей поездки в Москву: не верится, что я теперь не только в той самой группе ©, которая причастна к изданию переписки, но и получила тому зримое подтверждение. Немного всплакнула.

Московские tutti quanti: ч. 3 (начало конференции в ИМЛИ)

Начнем.

Секция «Биографика и поэтика автобиографии».

Motto секции: «Брюсов сказал, что со временем спиритические силы будут изучены».

Московские tutti quanti: ч. 2 (вечерняя Москва, Кремль и проч.)

Перед балетом успели немного прогуляться по Красной площади, которая неуловимо изменилась — тонет в огнях, от Кутафьей к Историческому музею до самой площади и ГУМа. Погода была сырой и осенней, и впечатление получилось торжественно-инфернальным.

Московские tutti quanti: ч. 1 («Баядерка»)

Благодаря Леночке Глуховой, в первый же день по приезде посмотрели в Кремлевском Дворце Съездов «Баядерку». Постановка порадовала: новая редакция Лиепы (кажется, 2013 г.) органично совмещает в себе классическое прочтение балета и новые элементы, а солисты и кордебалет были выше всяких похвал. В общем, получили огромное удовольствие.

Московские tutti quanti: начало

Пора мне запостить мою московскую сагу, а то снова потом концов не найду.

***

Полет наш аэрофлотовский был бы всем хорош, если бы не турбулентность, бессердечная эта самая. Девушки-стюардессы разносили напитки, я получила свой томатный сок и дочитывала «Петербург» (не спрашивайте, что мешало закончить раньше, я не помню). И аккурат в сцене умерщвления Липпанченко неким, отделившимся от стены, нас и затрясло. Томатный сок мой пролился, Липпанченко в пароксизме последнего удивления корчился с экрана айпада, а нас плавно (ну, не очень) бросало в разные стороны.

Человек я трусливый.

Bonfire Night (фотографии)

И немного фото к предыдущему посту — то, что успели заснять:

Bonfire Night

Само смешное, что за все годы жизни здесь я ни разу не была на настоящем представлении фейерверков, которые организуются на Midsummer Common: от нас это далековато (по местным стандартам, конечно, не по московским: москвичи такие расстояния вообще не замечают), и если работаешь весь день, идти куда-то вечером уже нет ни сил, ни желания (исключение — танцкласс).

Сегодня все-так решили зрелище не пропустить, и пошли. И что в итоге? Правильно: мы опоздали! Чорт знает, как так получилось -- вроде, и вышли пораньше, и в пути нигде не останавливались, однако ж уже в районе Гвайдр стрит поняли, что на празднество не попадаем— в небе лопались золотые шары, и сейчас я жалею, что тогда же не схватила камеру и не начала снимать (ну что уж теперь).

Лучшее фото дня: Пазолини и его мальчишки из «Аккатоне», «Декамерона», «Царя Эдипа» и др.

Для меня каждый объект жизни чудо, говорил он.

Новое цикламенное

I praise the fall: it is the human season.©

Пламенеют.