Summer is coming

Между тем, через час лето, и у меня планы на интенсивную работу. Пусть они воплотятся.

В этой связи немного фотографий позднемайского Кембриджа (подсела на мобилографию что-то, прямо срослась с телефоном, и нравится!)

Tutti quanti Лазурного берега: ч. 4

Все-таки пока что не могу привыкнуть к пролетающим через каждые несколько минут беззвучным самолётам в пяти (ну, может, чуть больше) метрах от носа. А людям нипочем, спокойно купаются и загорают. Но красиво, чорт побери! Крылья блестят серебром, и тень летит по волне.

Tutti quanti Лазурного берега: ч. 3

Сегодня в Ницце облачно. Это означает, что сквозь клочковатые облака прорывается вся та же ослепительная синь и солнце, и все так же жарко. Пока сидела, бездумно уставившись на море, места рядом заняли молодая австралийка (акцент; шумно намазывалась санскрином) и седой поджарый дядька на роликах. Роллер флиртовал с австралийкой (ломаный английский: посмотрите сюда, здесь есть море, а здесь есть здание, оно красивое) и кормил тощего воробья на подлете булкой панини: воробей трепетал крыльями как нецветной колибри. Мне было лениво вставать и идти куда-то, поэтому болтовня была фоновым нераздражающим шумом. Наконец, отряхнулась от ящеричной медитации и побрела к центру, чуть в сторону от Английской набережной, через ряды с душистыми букетами растрепанных роз и пионов (последние пахли одурительно), через многочисленные бразери с кофе и салатами, через толпы загорелых людей; группка пожилых испанцев (все женщины — счастливые и толстые крашеные блондинки) фотографировалась на мыльницу и хохотала. В толпах то тут, то там мелькают мужчины в тщательно завязанных шейных платках (вот бы научиться плести такие узлы).

Ницца как разноцветный витраж, пахнущий дорогим лавандовым мылом — чистая, броская, впавшая в летнюю негу.

Tutti quanti Лазурного берега: ч. 2

Отчего-то в таких пышно-прекрасных городах как Ницца всегда острее чувствуется собственная конечность и ничтожество. Вот только что был полон сил и бодрых замыслов, а сел на набережной, впился взглядом в море, успокоился на минуту, и вот накатывает — лови момент, не упусти, насладись красотой, ведь ее — именно такой же — потом не будет. Не такой уж это и трюизм про бесцельно прожитые годы, когда ты с морем один на один — ну-ка попробуй докажи, чего ты там стоишь, и какова будет цена этого усилия? Никто не знает ответа.

В таких городах каждый немного фон Ашенбах — мгновение назад нетерпеливо ждал обеда с другими посетителями кафе и любовался на Тадзио, и вдруг охватывает это чувство мучительной мимолетности, и ничего нельзя с этим поделать, ничего. Собственно, тютчевское «О, этот Юг, о, эта Ницца!.. О, как их блеск меня тревожит!» тоже об этом.

В Ноттингеме только что завершился уголовный процесс над хирургом Иеном Питерсоном, британским Доктором Франкенштейном: его дело стало в своем роде беспрецедентным в истории английского правосудия. Как установил суд, с 1997 (примерно) по 2011 гг. Питерсон сделал более тысячи операций по мастэктомии, в которых не было никакой необходимости; 17 из доказанных случаев ненужных оперативных вмешательств, когда его жертвы все-таки дошли до суда, и легли в основу обвинения. 

Фактически, доктор Питерсон резал людей просто так, ради собственного удовольствия, упиваясь властью: всем пациентам (среди них был один мужчина), обратившимся в суд, был поставлен фальшивый диагноз «рак груди 1/2-й стадий», результаты анализов были подделаны, а сами операции были, по описанию судьи, «крайне травматичными» — удаление молочных желез происходило по самому жесткому из возможных сценариев, послеоперационные швы плохо зарубцовывались и гноились, и все это доставляло людям страшные мучения. Восстановительную терапию Питерсон быстро сворачивал: как только мастэктомия была завершена, он терял к человеку всякий интерес. Лишь по счастливой случайности никто из его пациентов не умер.

Косметическое-страдательное (умышленно-диминутивное)

И снова с вами любимая рубрика «ебани меня о скалы, море».

Купила в Бутсе (это такой британский гибрид аптеки и иль де боте) крем для физиономии, и этот совершенно заурядный факт так и остался бы незамеченным, если бы не одно обстоятельство — сопроводительный вкладыш с описанием продукта, который выпал из упаковки. Обычно я их выбрасываю не читая, но тут случилось так, что взгляд зацепил русский текст, я остановилась — и уже через несколько секунд пожалела об этом. 

Текст пошловато подмигнул мне, предложив «сыграть в эту увлекательную игру обмана зрения» (что с согласованием?!): я насторожилась. Некстати вспомнилось шергинское из сказки «Волшебное кольцо», когда царь-отец Ульянки выбежал на улицу, узрев перед дворцом хрустальный мост. «Мост! Усохни, моя душенька, мост! Пойду ишшо руками пошшупаю, может, оптический омман здренья...»: про траблы со зрением, причем, безо всякого хрусталя, подумалось и мне. Но нет: дальше — больше.

Нож для Frau Muller - Кошмары

Зарядила на ютьюбе отличный мессер-чуповский кавер эмоционального шедевра Дины Верни «И вот сижу опять в тюрьме»*, и это возымело неожиданный эффект: Л. услышал и ходит теперь по дому, напевая: «Кошмары, бля, кошмары, нет, ну ты понял? Кошмары!»

Очень хорошо.

_____________

*Верни — тот случай, когда блатные песни звучат не монструозно, а психоделично.

Twin Peaks: Return (3-4 серии)

Ааааа, какое великолепное стебалово новые серии! И Кафка, ну, конечно, Кафка!

UPD. Все сцены в Твин Пиксе — это, конечно, возвращение домой, из Головы-ластика через Дюну и Малхолланд драйв.

UPD-2. Something is very wrong.© Концовка жуткая. Все возвращается на круги своя. И только у Линча попса может звучать так психоделично.

Очень жду продолжения!

Tutti quanti Лазурного берега: ч. 1

Вообще-то, я давно боюсь летать. Не до дрожи в коленках, конечно, но боюсь — после нашего малоудачного венского приземления три года назад (разворот London Review of Books со статьей «о мрачном классике Гарди», лежавший на коленях у Л., так и вбился накрепко в память: когда самолет резко взмыл вверх после почти полного соприкосновения с землей, убористые строчки на страницах противно запрыгали) страх окреп и надсадно буравит голову каждый полет. Вот и сегодня все шло своим чередом, я привычно приготовилась бояться при снижении (Андрей Т не был трусом: он просто ратовал за разумную осторожность, да), когда все смешалось при взгляде в иллюминатор: самолет подлетал к Лазурному берегу, и я не поверила глазам — оранжево-белое крыло Изиджета тонуло в такой ослепительной синеве, что стало больно смотреть, и это было не небо, а море. Море росло и приближалось, и крошечные белые силуэты кораблей, лодок и яхт в нем выглядели как мультипликация Миядзаки с его любовью к ярким, чистым и сияющим, прозрачным краскам. Изиджет как-то плавно и очень медленно подлетел к берегу и как будто бы приземлился на пляже среди пальм, и это была Ницца.

Tutti quanti Лазурного берега (вступление)

Ну что, пора запостить tutti quanti Лазурного берега, так что, начну, пожалуй, с главного, а именно, с приземления.

***

Никогда ещё я не приземлялась прямо в бирюзу.

Поскольку фейсбученька сегодня отмечает день филолога, выскажусь и я: в конце концов, это мой профессиональный праздник, и ради такого дела можно взгромоздиться на табуретку ненадолго и без намыленной веревки. В общем, по прошествии многих лет я поняла для себя одну довольно простую, в сущности, вещь: хочешь быть неплохим филологом — научись не примыкать ни к чьим группировкам (не надо при этом воображать, что нас только и ждут в условных Блумсбери или Гринвич Вилледж — очень сильно вряд ли: там своего добра хватает, а на меньшее лучше и не размениваться) и поменьше трепаться с почтенной публикой на узкопрофессиональные темы в пабликах. Оно конечно, хочется произвести впечатление и выглядеть как один отдельно взятый Арзамас, и небрежно рассыпать щедрою рукой знания о древнеримских классиках или современной романной футурологии, но при этом следует помнить одну вещь: пока тратится время на саморепрезентацию в соцсеточке, где-то тихо умирает ненаписанная статья для скопусовского сборника или корчится в судорогах так и не доделанный текстологический паспорт к готовящейся публикации. Филологические сострадание к нуждам малых сих — наше все. За это и выпьем.

Представила сейчас экранизацию «Тени над Иннсмутом» в компилятивном духе, как если бы вдруг чудесным образом удалось соединить длинные планы из недавно вспоминавшегося «Господина Оформителя», когда герой Авилова блуждает по Васильевскому острову и встречает прерафаэлитскую монашку, похожую на Анну Григорьевну Белецкую (красавицу и манекена), и сны главного героя из бергмановской Земляничной поляны, сыгранного Шерстремом. Первая часть (где Авилов) — приезд главного героя на старом автобусе в Иннсмут и его блуждания по городу, мимо странной церкви к океану (звуки и курехинская музыка из тепцовского фильма очень подойдут), и вторая, бергмановская — гостиничный кошмар главного героя, когда местные не совсем человеческие уже жители крадутся к нему в номер, а он убегает от них через окно; эта часть видится или черно-белой, как у Бергмана, или сепийной, как будто поврежденной от морской воды.

...Ну, пусть существует хотя бы в воображении.

Опять чудовищные новости — теракт на Арене Манчестера, крупнейшей концертной площадке Британии, где в понедельник выступила американская звездочка для самых маленьких подростков Ариана Гранде. Погибло больше двадцати человек, и, в основном, это молоденькие девушки, пришедшие на концерт своего кумира. По тв целый день крутят ужасные кадры, как обезумевшие родители пытаются найти своих детей и не могут. Невыносимо смотреть.

Ублюдок, подорвавшийся в фойе Арены — 22-летний сын ливийских беженцев, и я надеюсь, что он уже горит в аду, проклятый мудак. Пресса уже подняла его на перья, хотя его имя нужно забыть как непотребство. 

Бедные погибшие дети. Европейская цивилизация скрипит по швам. Удержится ли, вот в чем вопрос.

Twin Peaks: Return

“Is it future or is it past?”

Как же это прекрасно и страшно — и как же это стоило того, чтобы ждать все эти годы. Как перед рассветом (ante lucem, да), в новых сериях очень много темного — а еще любимые линчевские длинные кадры, и резкие хопперовские тени, и полуоткрытые двери, и коридоры, и молодые актеры, которые выглядят в точности так, как хотелось бы, и все те, другие, кого мы помним. Новый сюжет, который идеально продолжает старое повествование: будущее через прошлое, будущее в прошлом.

Мне одновременно сорок один и восемнадцать, и я сижу здесь, в Кембридже, и смотрю на экран — и я же в университете на литведческом семинаре (ноябрь и рано вечереет, холодно) обсуждаю многоступенчатый твинпиксовский сюжет. It is happening again, по-настоящему.

Вернулись

Вернулись вчера ночью, очень устали, постепенно буду постить французские tuttti qunti. Бедный Пикол очень соскучился, я его зацеловала.

Франция завтра

Завтра уезжаем в Ниццу, и там я надеюсь окончательно вылечиться и привести в порядок голову и мысли.

Подалась

Все, отослала заявку на конференцию в Провиденсе. В последнее время я стараюсь проще относиться к отказам — это, в общем, неизбежные издержки рабочего процесса, и не ошибается тот, кто ничего не делает, — но все равно переживаю, потому что очень хочу, чтобы моим абстрактом заинтересовались и пригласили на симпозиум... Короче, будь что будет, feci quod potui etc.

Nothings and triviality

Когда ты такой весь в планах, одной рукой пишешь заявки на конференции и ту самую статью, которую, вообще-то, надо было закончить вчера, а другой читаешь стотыщ книг из необходимого списка и еще под сотню из списка «для души», когда у тебя, наконец, почти прошла простуда и полегчало голове — ты вдруг намертво забываешь пин-код от своей карты, ее блокируют, и ты понимаешь, что погреб сорокаоднолетней памяти не безразмерный и нефиг было его захламлять всяким дерьмом. Его пример другим наука, да.

Заявка на Некрономикон!

Через фейсбучную страницу своего любимого издательства Hippocampus Press я узнала об апдейтах по грядущим событиям в Провиденсе: в августе там традиционно проходит целая череда мероприятий, посвященная ГФЛ (15 августа у него др), которая включает в себя фестиваль независимого кино, книжную выставку и, конечно же, академическую конференцию! И они открыли прием заявок! Нет слов, чтобы выразить, как у нас тепло, и описать мои чувства! Подаюсь завтра же (дедлайн — 22 мая). Надо успеть! Я не знаю, повезет мне или нет, но я просто обязана не упустить шанс и попробовать принять участие! 

Хроники выздоровления: цикламены

Как же я хочу поскорее поправиться! В конце дня чувствую себя совсем выпотрошенной, хотя ничего толком не сделала, увы. 

Единственное — и главное — утешение дня — новые цикламены, которые, наконец-то, удалось найти в городе (такое ощущение, что цикламенная эпидемия выкосила их все; недели две не могла ничего найти: мои собственные несчастные ребята, видимо, в какой-то момент зимовки сильно пересохли и так и не восстановились, за что я себя сильно ругаю). 

Поэтому постепенно возобновлю свои цикламенные хроники: без них дом выглядит каким-то незавершенным, а с ними мгновенно оживляется. Теперь бы не проворонить снова всякие их проблемы: цикламены заслуживают долгой и счастливой жизни.

Nothings and triviality

Прихожу в себя среди буйно цветущего цеанотуса, который прекрасен. Еще немного, и за работу.
UPD. Между тем, конференция на стимпанкерскую июльскую конфу официально открыта! Ура!

Пока болею (быстрые мысли)

Между прочим, актрисе Рае Ину (Rie Inō, 伊野尾理枝), которая сыграла девушку-призрака Садако в лучшем хоррор-фильме всех времен и народов “Ringu” («Звонок») — помните, как она выползает из телевизора, и черные волосы закрывают то, что было ее лицом? — так вот, ей 16 марта исполнилось 50 лет.

***

Сегодня днем вспомнила о дне рождения актрисы Рае Ину, сыгравшей Садако в “Ringu”, и подумала о том, какой же это по-настоящему лавкрафтианский фильм. Когда Рейко Асакава смотрит ту самую смертельную видеокассету, все образы в ней, такие мучительно-знакомые и такие страшные, складываются в единую картину, где точечные, будто чернильные фигурки людей ползут по зернистой пузыристой плоскости — к океану? в океан? в другие измерения? И когда Рейко едет на пароме с бывшим мужем на остров Изу, чтобы разгадать тайну гибельной пленки — это же совершенно очевидное развертывание лавкрафтианского мифа о таких морских пропастях и глубинах, в которых “with strange aeons even death may die”, даже сама смерть умрет.

Как выяснилось, Л. поздним летом 1980 или 1981 года был на Аляске. Вообще, география его каникул выглядит интересно: Аляска перед окончанием Стэнфорда (сел на пароход в Сиэтл и оттуда попал в какой-то аляскинский порт, потом путешествовал по штату, был в Фэрбенксе и Анкоридже), а по завершении — три месяца шатаний по Мексике и Гватемале с рюкзаком, где он останавливался в самых дешевых сельских гостиницах: в одной из них хозяин выгнал всех постояльцев из главного холла, потому что стол, стоявший посередине, и был его кроватью. Все это напоминает мне автостопные путешествия советских студентов-аспирантов по Крыму-Кавказу-озеру Байкал — рюкзаки, не очень много денег в карманах и полная уверенность (зачастую ничем не подкрепленная) в собственной безопасности.

Мексиканские Ларрины байки звучат ярко, и мне теперь тоже хочется туда поехать — ну, или хотя бы представить себя на его месте.

Пока я умудрилась так идиотски простудиться (где, ну где?! и в разгар мая!), в саду горят оранжевым пожаром маки и уже распустились малиновые розы, другие розовые бутоны скоро лопнут цветами, а в доме на кухне два букета из поникший магазинных роз вдруг посвежели, взбодрились и нежно запахли на солнце. Ну и как тут, спрашивается, болеть?!

Лытдыбр: простуда и ГФЛ-апдейты (кратко)

Чорт, я, кажется, заболеваю. Сегодня был смешанный день — получила не очень приятные новости из прошлого, но о них и писать не стоит, лучше забыть сразу же. Горло саднит, а к вечеру и голова разболелась не на шутку, а я ведь хотела набросать уже тезисы к статье, над которой прикидывала поработать в ближайшее время... 

Кратко: нашла очень много всего интересного о ГФЛ — апдейты с Necronomicon-конференций в Провиденсе (смотрела из запоем одну за другой, особенно выступления Джоши, который, как выясняется, настоящий пламенный трибун и отличный оратор), несколько отличных статей на Lovcraftezine (подписалась на их ютьюбовский канал), одну из которых, о влиянии ГФЛ на Толкиена, хотела запостить со своими комментами, но, видимо, сделаю это попозже, а то голова совсем не варит, увы.

В общем, пошла читать переписки ГФЛ и четырехтомник с Necronomicon Press — заодно поскорее выздоровлю.

Продолжаю традицию, начатую в мае 2015 (прошлые посты тут и тут): снова была у кембриджского Памятника Неизвестному Солдату с цветами. Я делаю это каждый год, потому что чувствую настоятельную потребность хоть как-то, хоть чем-то выразить свою любовь, бесконечную признательность и уважение всем героям, русским, украинцам, британцам и американцам, сражавшимся, погибшим, умершим от ран на той страшной войне, работавшим до изнеможения в тылу на победу.

Вечная им память и Царствие Небесное.

С Днем Победы! 

На фотографиях — мои бабушка и дедушка с маминой стороны* и папины мама и отчим. Мой двоюродный дедушка, брат бабушки с маминой стороны, погиб в боях под Москвой в 41, и было ему 19 лет. Дедушка с маминой стороны работал на оборонном заводе на Урале в две смены; бабушка была подростком и жила в Архангельске, который страшно бомбили. На фото бабушка — курсант 17 взвода в школе ПВХО Осоавиахима, это июль 1945, и война два месяца как закончилась (я писала об этом в прошлом посте). 

Папина мама, которую я никогда не видела, потому что она умерла до моего рождения, всю войну проработала директором школы и учительницей русского и литературы. Отец говорит, что любовь к книгам у меня от нее. Отчим папы воевал и умер от ран совсем молодым, в середине пятидесятых. Для всех них Победа была самым главным праздником. 

Я всегда буду их помнить. И всех, кто воевал, всех, кто погиб за нас, за то, чтобы мы жили. Слава им, настоящим героям. Царствие им Небесное и светлая память.

______________

*Я знаю, что постила эти фото в прошлом году, но все равно репощу их с удовольствием снова; к тому же, у меня их не так и много...

Nothings and triviality: лондонские tutti quanti

Когда долго бродишь по центру Лондона, там вдруг появляются неожиданные вещи — например, место под названием «Блок»: ну как, спрашивается, рядом с таким не сфотографироваться? Невозможно же! А потом идешь такой по Трафальгарской площади, сворачиваешь в закоулок сразу же за Нацгалереей — и попадаешь в почти пустое пространство с несколькими велосипедами. Вокруг ни души (ну, не считая людей где-то вдалеке), и это в разгар выходного дня!.. Почему — не дает ответа. И ты, Мортиша в черном, стоишь там на светлых плитах.

Who's Afraid of Virginia Woolf? (Harold Pinter Theatre)

Главное во вчерашней постановке «Кто боится Вирджинии Вульф» в Театре Гарольда Пинтера — это, конечно, чистота и несомненная правдивость главной линии в пьесе при всей намеренной абсурдизации и архаизации (почти античной) конфликта между героями, их внутренними голосами с жизнью внешней, неходкой, заторможенной и непластичной, конфликта муже-женского, поколенческого, профессионального, да какого угодно, конфликта, основу которого составляет примальный крик да дурацкая считалочка «нам не страшен серый Вульф, Вирджиния Вульф, серый Вульф».

Фильм с Тейлор, которую я и так-то не очень люблю, всегда казался мне слишком истеричным и оттого раздражал: вчерашняя постановка показывает истерику отстраненно, но без хирургической холодности; в ней чувствуется какая-то суровая человечность.

Nothings and triviality

Разговорились вчера с Джин и Биллом, они рассказывали о своей работе в Chicago State University (оба — тамошние академики) — университете, где в конце шестидесятых-семидесятых годах учились и получали отличное образование преимущественно черные студенты — о концертах, которые проходили на городских площадках неподалеку от университетского кампуса, где выступала прекрасная и яростная Нина Симон и Диззи Гиллеспи. А еще вспомнили коллегу с факультета английской литературы и ее сына с именем Канье, который сейчас, в общем, довольно популярен. Эти самые странные сближенья иногда бывают и вовсе неожиданными.

Огромная радость: Л. принят в Royal Society и получил ERC грант (очень существенный для всех европейских исследователей)! Ура!

Теперь мне нужно как-то соответствовать — больше писать и публиковаться!

Готическое-бытописательное

Мортишин садик.

Мрачное-академическое

Ну что, похоже, Академия.эду и правда совсем сдувается. Только сегодня запостила линк о коммерциализации тамошнего поиска, как прямо сейчас получила сообщение об очередном новшестве: теперь там предлагается проапгрейдиться до персонального сайта с CV и списком работ. На черта дублировать блоги и фейсбучек, правда, не объясняют, но тенденция уже понятная. *Здесь была реплика про Калабуховский дом и вот это все*. Жалко, в общем. Хорошая была вещь, да почти вся вышла.

Пусть это будет важный и хороший месяц.