A Short History of Tractors ©

Сегодня старший сын соседки Фионы, человек четырех лет отроду, попросил у меня “русский трактор, пусть даже и небольшой”. Теперь в раздумьях, где взять.

Снова рабочее (переписка)

ЛДМ пишет Блоку 1 сентября 1916 г. о том, что к ней несколько дней назад заходил Андрей Белый, они разговорились и вспомнили прошлое (всю эту историю с любовным треугольником многолетней давности), и попутно ЛДМ замечает:

<...> потом мы и о прошлом заговорили, сознали свои вины, примирились искренно – я потому, что мне было приятно видеть, что, в сущности, я могла бы иметь над ним прежнюю власть, а он действительно понимает, как много он наделал ненужного и что во всем я совсем не так виновата, как ему казалось.

Ну вот какая “прежняя власть”? Признаться, в той ситуации с её раздутыми страстями и общей наэлектризованной атмосферой (чистый декаданс, как ты это слово ни обходи стороной) жаль было всех троих, но только у ЛДМ после всего случившегося проскальзывает нотка самодовольства. Не сужу, конечно — кто без греха, — но глаз всё равно режет.

Мизантропическое

Забавно: всё собираюсь-собираюсь систематизировать, наконец, свои путевые заметки и написать новые — и никак не соберусь. Воспоминания своей яркости и новизны до сих пор не утратили, но я сейчас так сыта текстами — и художественными (по работе с Блоком), и не очень — что от одной мысли об очередных “записках путешественника”, коими вся сеть забита чуть более чем полностью, меня начинает тихонько, но вполне ощутимо тошнить. Отмазка так себе, тянет на неуклюжий стон прокрастинатора, но уж что есть, то есть.

Лучшие мои посты о поездках получались, когда я писать их совсем не планировала. Вот и подождем.

А у нас тут самое начало осени: деревья только начали желтеть, в траве уже кое-где видна опавшая листва, хотя её еще совсем немного. Вечером в саду прохладно, и если идешь вдоль кустов, с веток летит в лицо тонкая паутина. И цикламены почти отцвели.

О рыцарях-трансвеститах, переводчиках и святом Иерониме

А вот еще нравоучительное с Medievalists.net:

Первые упоминания о женщинах-святых, переодетых в мужское платье, восходят к IV-VI вв. и распространяются преимущественно в греческих монастырях. Тогда же они переводятся на латынь и становятся частью нравоучительных преданий. Несмотря на живой интерес верующих к этим историям, святой Иероним призывает к сдержанности в оценках и не одобряет попыток женщин носить мужскую одежду, сколь бы благородными побуждениями они при этом ни руководствовались:

Иные же, меняя свое одеяние на мужское и уподобляясь наружностью мужам, срамят свой пол, будто бы стыдясь того, что рождены были женщинами. Они также обрезают волосы, обретая бесчестящее их сходство с евнухами.

UPD. Забавная деталь: пока переводила этот маленький кусочек текста, в фейсбучной френдленте мелькнули первые поздравления с грядущим днем переводчика. А покровителем переводчиков, как известно, является св. Иероним. Люблю такие совпадения.

"Встаньте, дети, встаньте в круг", или лучше не надо

Любите танцевать? Будьте осторожны, ибо средневековая мудрость гласит:

Танец представляет собою круг, центром коего является диавол, и всё в том кругу идет налево, всё стремится к вечной погибели. Когда нога касается ноги, а рука жены дотрагивается до руки мужа, из той искры возгорается пламя диавола.

Мощь искусства

Прекрасный друг ЖИЛ прислала ссылку на шедевр:

Клото, Лахесис и Атропос без выходного пособия? Фурии на завалинке? Гарпии с простудой? Как бы не так: это памятник сестрам Бронте на их родине, в деревушке Хауорт, в Западном Йоркшире. Памятник установлен в Музее сестер; автор композиции скульптор Джоселин Хорнер. Даже беглого взгляда достаточно для того, чтобы отметить, какой неизгладимый отпечаток наложило (вот уж точно) творчество сестер на скульптора. Особенного внимания, как мы видим, удостоилась Эмили (фигура в центре) — её “Грозовой перевал”, по всей видимости, до сих пор настольная книга автора памятника.

Хорошо забытое старое

Блок незаметно подталкивает меня к тому, чтобы перечесть заново всех тех, кого он упоминает в своей переписке. Сейчас, к примеру, очередь Леонида Андреева, которого я когда-то очень любила. Открыла "Екатерину Ивановну", а там в первом же действии брат главного героя, студент Алексей, говорит о художнике Коромыслове:

А л е к с е й. Павел Алексеич. Я ему звонил, он только что вернулся откуда-то. Удивительный человек, когда услыхал, что нужно не спать ночь, выразил крайнюю радость! Вот человек, Фомин, который ненавидит сон!

Вот она, рахметовщина. Проросла.

Если вечер удался

Роза и Крест: восточная эзотерика в русском Серебряном веке

Отличная новость: вчера Амазон прислал мне вот эту книжку. Завтра же сажусь за чтение.

Видите ли, этот язык был в ходу par excellence, и гораздо более французского, во всяком случае, среди земблянской знати и при Дворе ©

Интересно, что, когда мы с Л. читали набоковское “Бледное пламя” (Л. по-английски, я по-русски), оба синхронно остановились на названии родины Кинбота, Zembla. Для меня все было понятно: Zembla, Земля, земля-родное королевство-отчий дом. Но ведь и Л. сразу увидел в Zembl'e Землю, без моей подсказки и без заглядываний в словари или в статьи, посвященные этому роману. И удивительным было то, что для Л. Zembla была вполне себе существующей землей, а не плодом больной фантазии Кинбота-Боткина. Мне кажется, это очень по-набоковски — выйти из иллюзорной жизни в жизнь настоящую, хоть и по виду фантастическую.

Текущее

Опять вынужденные паузы из-за многоделья. Скоро вернусь, впрочем.

Вот злонравия достойные плоды-3

Вчера вечером узнала, что умерла жена СА, Паола. Ужасно. Я помню, как мы познакомились: это было незадолго до моей защиты, я поехала к СА домой — нужно было вернуть какие-то книги, кажется, или привезти кусок текста на окончательную правку, уже не помню — и там я застала Паолу. Черноволосая, худая, в пестрой юбке, она говорила с приятным музыкальным акцентом (я потом слышала его и у других венгров, долго живущих в России), чуть растягивая слова — да-да, я о вас знаю, Лена, не волнуйтесь, всё у вас будет хорошо, защититесь. У неё был и вообще очень певучий голос, который действовал умиротворяюще. Потом они часто приезжали в гости к отцу, где мы и встречались — Паола рассказывала о своих детстве и юности, о Будапеште, о том, как приехала в Москву к СА, о детях, о работе в Венгерском Культурном центре на Поварской...

И вот теперь её нет. Я знала, что она болела, но, как всегда бывает в таких случаях, не хотела верить в плохой прогноз, надеялась, что она поправится. Этого не случилось. Она была удивительно хорошей.

Светлая ей память.

Она всё та ж -— Линор безумного Эдгара ©, ч.2

Снова проверили мои глаза. Светили в них красною лампочкой, которая громко чихала лучом, заставили пересчитать мелькающие на экране зеленые огоньки, после чего компьютер сказал мне: “You are doing well”, а в конце показали на мониторе их гигантское 3D фото, которые выглядели аккурат как очи синего кита в задумчивости. И — да, опять назвали Элеанор.

Почти дома

— Ты проходи первой.
— Нет, ты.
— Ну мы все равно вдвоем не поместимся, так что иди уже!
Две австралийские тетушки, пожилые, веселые, толстые, в похожих растянутых майках со звериными мордами (у одной леопард, у второй еще какое-то котообразное) пытаются выкатиться со своими необъятными чемоданами из Евростара. Обе пыхтят, подначивают друг друга.
— Детка, ну что ты встала как вкопанная?
— Тебя жду, дорогуша.
— Это я тебя жду, хватит копаться! Две недели в Европах, а ты все как будто в Брисбене!..
“Fortnight” у австралийки получается протяжным, гудящим — тут уж любой поверит, что две недели для обеих даром не прошли.
Выходим из поезда, и одна из них нам подмигивает.

Французский контрапункт: Нанси и Мец

Как это увиделось за пять дней (картинки повешу позже):

Понравилась дурашливая реклама худ. галерей в зоне отправления Евростара: “You say Monet. — I say Manet.” 

***

Париж встретил дождем, и вообще здесь ощутимо прохладнее, чем в Лондоне. Посмотрим, каким окажется Нанси.

***

Стали свидетелями типично французского casus improvisus: живой и подвижный француз обратился к симпатичной и бодрой, хоть и изрядно продрогшей под дождем француженке с просьбой уточнить нужный ему адрес. Дама все подробно объяснила, завязалась непринужденная беседа (шел сильный дождь: оба были без зонтов). Итог — обменялись телефонами и, судя по всему, знакомство продолжат. Франция не посрамила.

***

Нанси — белизна и золото, не тускнеющие даже в проливной дождь. Нанси — родина лотарингского свечника, задумчивого и странного Жоржа де Латура, о котором забыли и судорожно вспомнили вдруг в 19 веке, и стали собирать по всем европейским чердакам его картины. Нанси родина ар нуво и увядающей декадентской пышности, а еще всё здесь напоминает о Первой Мировой войне: именно через Лотарингию с Эльзасом проходила Линия Мажино. 

С крыш герцогского дворца смотрят куда-то вдаль угрюмые горгульи.

Нанси

Завтра — в Нанси: Лотарингия ждет.

И — да-да, будут французские хроники, позже.

Информационное-разнообразное

Сегодняшнее чрезвычайное происшествие, должным образом отзвучавшее даже и в иноязычных медиа, свидетельствует об одном: категорический императив потому и называется категорическим, что требует относиться к себе со всею возможною серьезностью. Нанесение добра и причинение пользы, а также утверждение морального закона не только в себе, но и в окружающих силой слова и подручных средств долженствует стать всеобщим принципом. За свободу воли и в глаз получить и грудью встать не жалко.

***

А вот из этой статьи сегодня узналось несколько занятных фактов о создании Конан Дойлем Шерлока Холмса. Вот некоторые их них: 

— Конан Дойл первоначально хотел назвать Холмса Шерринфордом, что, по-моему, звучит просто отвратительно, но вовремя одумался — и додумался до привычного уху и глазу Шерлока.
— появление второго романа о Шерлоке Холмсе связано с именем Оскара Уайльда. Дело в том, что Конан Дойл был приглашен редактором Lippincott's Monthly Magazine Джозефом Стоддардом на званый ужин, где Стоддард собирался обсудить с Конан Дойлом второй роман о Холмсе (после успешного “Этюда в багровых тонах”), чтобы превратить истории о сыщике в цикл. На этом же ужине присутствовал и Оскар Уайльд, который согласился написать для журнала “какой-нибудь роман”, которым стал впоследствии “Портрет Дориана Грея”. “Элементарно, Оскар”. И т.д.

Грядущий BASEES в Кембридже: затравка

Наконец-то отправила заявку на выступление вот сюда. Снова будет блоковская переписка, но на этот раз — ранний период. “Ante Lucem”, Плотин, “Мировая драма”.

Вспомнилось из “Жизни Клима Самгина”. 

Самгин во время одной из интеллектуальных дискуссий, перешедших, как водится, в интеллектуальную попойку, не выдержал, напился и выступил со своим сакраментальным: “Будем же просты как голуби!”. А наутро был встречен разочарованно-насмешливым: “Что ж вы, батенька... так ХОРОШО МОЛЧАЛИ, а тут нá тебе — высказались!..”

Фрагмент, впрочем, не о том, что у трезвого на уме, а у пьяного известно где. Больше о силе момента.

Вот он — апофеоз и сурикат бесценного груза. И добронравия достойные плоды.

На Суэц стрит. Впереди бежит старушка с двумя рыжими расхристанными собаками на поводке. Иду чуть поодаль, одна из собак поворачивает ко мне морду и громко чихает. Старушка на бегу треплет пса по загривку и приговаривает:

— Ну что ты... Хороший мальчик! — Кивает в мою сторону. — Леди совсем не страшная, успокойся!

Собака фыркает с явным удовлетворением. А уж я-то как рада — не передать словами (только фырканьем).

А вы говорите — пятница, тринадцатое.

***

Любопытно, что буквальный перевод дурацкой, но очень остроумной фразы “You make me wish I had more middle fingers” будет звучать как “Ты заставляешь меня мечтать о бóльшем количестве средних пальцев”, то есть претенциозно и тяжеловесно, а вот инверсия её же — “Ты заставляешь меня жалеть о том, что мне недостает лишних средних пальцев” — при полном сохранении смысла оригинала звучит, очевидно, лучше и толковее.

Сказка

— Я девушка-Семиделушка. Мне нужны твое сердце и мозги.

— Уйди, ты скучная.

Тут и сказке конец.

Еще немного помучаю уютненький бложек цитатами из переписки — уж больно хороши, жаль будет, если потом постепенно заслонятся чем-то будничным.

Итак, Любовь Дмитриевна пишет Блоку из Куоккалы 21 июня 1914 г.:

Была в гостях у Кульбина с Зоновым; там два футуриста: Крученых и Б. Лившиц; ничего* ведут себя смирно, играют с детьми в городки.

А теперь давайте-ка представим себе Алексея Елисеевича и Бенедикта Константиновича смирными и тихими. Не получается? Вот и у меня не выходит, да.

Потому как “Снегота... Снегота!..” же!

...И играют в городки.
____
* Авторская пунктуация сохранена.

Рабочие хроники

Блок пишет 2 августа 1916 г.:

<...> Блох понемножку истребляю, а скуку – нет.

...Все-таки удивительно часто Любовь Дмитриевна пишет о шоколаде и о том, как “грызла конфеты”. Вот теперь-то уж точно легко верится, что она запросто могла придумать “шоколад Миньон жрала” вместо “юбкой улицу мела”. И мне, кстати, вариант с юбкой (которая метет-летит) кажется гораздо более блоковским. Ну ему было всяко виднее, ясное дело.

Техническое

Восстановила пароль к Academia.edu — мелочь, а приятно.

Отправила, наконец, статью в заокеанский журнал — посмотрим, выйдет ли из этого какой-нибудь толк. Ну даже если и нет, так “хоть согреюсь”. И буду догонять дальше.

Hot corn, cold corn©

А вот был ещё мужчина, который любил очень арбузы.© В продолжение темы приступов легкой лаканофобии: местная кембриджская кукуруза варится всего лишь десять минут. Выросшей в Запорожье мне это кажется издевательством и насмешкой над самой кукурузной идеей.

The Last Duet on Earth

И все-таки в конце они снова играли.

Nothings and triviality

Разбираю книжные полки в комнате. Нашлась старая, еще времен Стэнфорда, хрестоматия Л. по русской литературе. Порадовал список составителей: Otto F. Bond и George V. Bobrinskoy. 

По имени Владимир Ленской, С душою прямо геттингенской.

***

BBC4 сегодня в вечерней программе: “Страдаете ли вы от оптимизма?”

Взрезала кембриджский арбуз* кембриджским ножом и, выедая красные сахарные внутренности, подумала вдруг о лаканофобии, она же боязнь овощей. Оно конечно, арбуз вовсе и не овощ, а ягода, но огромен, темен, зачастую и полосат, а уж красная сладкая мякоть у человека трепетного и склонного к рефлексии способна вызвать беспричинную тревогу.

Лакан бы точно призадумался.

________

*Страна-производитель Испания, регион Галисия; заботливо уложен в пакет темнолицей пакистанкой.

Декодируй это: Блетчли внутри и снаружи

Вот дом, который построил Юнион Джек (там вдали, за рекой):



Гик-горгулья (выражение лица из тех, что принято называть “сложным”):

Ада, Хеди, коды и гики

Вернулись из кодового Блетчли, где даже горгульи перед Блетчли парком выглядят как гики, а гики — как викторианцы, попавшие в разлом времен. Поразили домишки, где собственно и работали codebreaker'ы — маленькие и узкие одноэтажные строеньица, видом схожие с теплицами, а внутри напичканные апппаратусами, из которых стучится в мир взаправдашняя морзянка. 

Эволюция компьютеров — пир духа, уха, глаза и всего остального, включая маленькие серые клеточки: первобытные махинищи в залах, каждая из которых размером с конторку, и вмещают в себя — страшно подумать! — целых 2 мегабайта, а затем полноприводные железобетонные устройства из конца 60-х, потом неуклюжие телевизоры с мерцающим экраном, по которому ползают зеленые мухи однотипного шрифта — это уже 70-е, 80-е с их завлекательными “мы сделаем ваш мир удобнее и проще”, и эпплы, уже отдаленно напоминающие те, что я впервые увидела по телевизору в 90-е, а вот и сами 90-е с их яппи и гуппи на скринсейверах —

Bletchley Park

Устала сегодня, поэтому пока пунктиром: работа, танцкласс, завтра в Блетчли парк, где была спланирована операция “Ультра” (кратко о Блетчли-парк в Вики) на мероприятие, посвященное женщинам-профессионалам дешифровки и взлома кодов. Должно быть интересно.

Это неизбежное взаимоотношение формы и краски приводит нас к наблюдению воздействия формы на краску. Сама форма, даже если она совершенно абстрактна и подобна геометрической, имеет свое внутреннее звучание, является духовным существом с качествами, которые идентичны с этой формой.

Совы нежные, уй-юй

Пальцы под конец дня отплясывают адскую джигу. Друзья знают, что я королев(ишн)а опечаток: вот и сейчас выдала на гора “совкресенье”. 

Ну, совы — всегда к добру, я считаю.

Хроники работы и цирилиндаль

Блок пишет Любе 2 января 1915 г.:

<...> Напиши ты мне, где мои теплые шапки? Я рылся в сундуках и не мог найти, до сих пор ношу «цирилиндаль».

Живу я, живу – самым сумасшедшим образом.

Господь с тобой. Крепко тебя целую.

А.

У него в это время много работы (статья об Аполлоне Григорьеве и правка корректур к переводу писем Флобера к Каролине Комманвиль). Настоящая сумасшедшая — текстовая, текстуальная, тестологическая — жизнь.

А блоковское словечко цирилиндаль рисует образ цилиндра на цырлах.

UPD. Алена предложила великолепное: Цирилиндарь — цилиндрический миндаль. А мое англицированное сознание в ответ нарисовало декадентских далеков, которые вместо Exterminate восклицают: “Изничтожить, господа! Немедленно изничтожить!” Ну а выглядеть они, к примеру, могут так (другие далеки тут):

Вот и кембриджские лотосы заколосились.

She took me to her elfin grot. ©

Nothings and triviality (вот лень мне заводить на них отдельный тэг)

Пауки в Кембридже очень стыдливы. Как правило, они не любят публичности и пристального внимания, и уж если попадаются на глаза, застенчиво шевелят шерстяными ногами (или может быть это руки) и устремляются прочь, под сень кастрюль и занавесок. Паутины же в саду плетут изысканные и прихотливые.

***

Хочу показать Л. ленфильмовскую экранизацию “Старшего сына” Вампилова. Дело в том, что я очень люблю эту пьесу — гораздо больше, чем блестящие, но безысходные “Утиную охоту” или “Прошлым летом в Чулимске”. В “Старшем сыне” много силы и надежды, и есть вера в человека — со всей суммой его человеческих слабостей и несовершенств.

Пока не нашла в инете фильм с английскими субтитрами; это жаль, конечно.

Чуден Кем при тихой погоде

Несколько дней назад мы проплыли вниз по течению речки Кем и обратно. Почувствовала себя Джорджем, Харрисом, Джеромом и Монморенси одновременно. Джентельмены, у вас есть рога?

Наш лодочник, он же гид, высокий худощавый юноша с таким идеальным произношением, что даже у меня сводило скулы от безупречных вибраций его “th”, витиевато и полнозвучно пересказал нам все исторические анекдоты о кембриджских колледжах, посетовав в конце, что ему, увы, поучиться в Кембридже так и не довелось — не добрал нужных баллов при поступлении. При этом юноша отметил, что в любом случае поведения Ньютона в его конфликте с естествоиспытателем Гуком ( их переписка хранится в библиотеке Тринити колледжа) вовсе не одобряет, что показалось мне весьма разумным. И я не одобряю.

 

Осенью хорошо работается, легче дышится и приятнее грустится. По воспоминаниям прошлого года, в кембриджской осени нет никакой безнадежности и тоски, зато много ярких красок и свежих запахов.

Что за страсть превращать игры в сущий ад?©

Все пишут о школе, и мне сегодня вспомнилось. Дело в том, что в начальных классах мне очень часто объявляли бойкоты — по поводу (“она зубрила”) и без повода (обычно случалось последнее). Как правило, мои робкие попытки понять, в чем причина отторжения, заканчивались полным провалом. Классе во втором (или может быть это был уже третий) один из поводов все ж был достаточно внятно озвучен: “Посмотрите, какие у нее белые руки!.. На них вообще нет мозолей, даже после рукохода [кто учился в советской школе, наверняка помнит, что такое рукоход — это когда ты перемещаешься по горизонтальной лесенке при помощи рук]! Она белоручка и лентяйка! Нафиг.”

Я, помнится, руки свои рассматривала с болезненным удивлением: почему они и правда такие странные, не как положено, без мозолей и заусенцев? Бабушка пыталась объяснить, что “такие” руки, как у меня — это нормально, и ко мне просто придираются на ровном месте, но я в восемь лет как-то не очень верила. У всех есть, а у меня нет. 

Кажется, именно тогда в доме впервые и прозвучало слово травля.

After a while

Кораллы уехали, наступила осень, кот казнил в саду гладиолус, я вернулась к активной работе и скоро снова начну писать сюда.