Рабочее (за указателем)

Почему-то очень рассмешило, как Любовь Дмитриева в письме Блоку из Парижа в июне 1911 г. называет Ахматову Гумилевой, упоминая о ней в связи с семейством Чулковых, которые «<с Гумилевой> все по ресторанам и прочим увеселениям».

Дровяное-неизбывное (быль)

Поскольку в Кембридж приходит сезон т. н. холодов, мы заказали дрова для камина (фото с платоновской идеей Буратино я недавно делала): оплатили покупку через сайт и стали ждать заказ, но затем уехали в Логроньо, предупредив соседей, что посылку с дровами, скорее всего, оставят пока что у них (нормальная для здешних мест практика).

Все шло по плану ровно до того момента, когда выяснилось, что заказчик перепутал количество поставляемого продукта. В один из испанских вечеров с сайта по заказу дров нам сообщили, что первый наш заказ потеряли и поэтому спешно высылают второй. Мы пожали плечами — мало ли, бывает, — и забыли о дровах до поры-до времени.

Не тут-то было.

Сегодня день рождения Блока. 

Каждый год в этот день я вспоминаю, как стоявший на полке родительский бежевый шеститомник из библиотеки «Огонька» изменил все вокруг: мне было 12. С тех пор жизнь со знанием Блока пережила несколько фаз — восторг, упадок, усталость, раздражение, принятие — и да, всегда любовь. Когда так долго читаешь кого-то, этот кто-то становится такой же неотъемлемой частью твоего существования, как и собственное взросление, и старение: мне ведь уже сейчас больше лет, чем было Блоку, когда он умер (в 41, ощущая себя древним стариком). Со временем становится все более очевидным, что в авторе, с которым прожил всю сознательную часть своей биографии, было гораздо больше человеческого и меньше монументального, чем думалось в пафосную юность. Эта мысль греет и помогает работать с памятью о нем. 

Когда-то Блок вычеркнул из черновика своего стихотворения «Антверпен» вот это четверостишие:

Спят львы, вздыхают бегемоты 

В Зоологическом саду – 

Торговля, мир, покой, дремота, 

Лишь я, чужой, чего-то жду.

Когда-то давно думалось, что это о блоковском несовпадении с миром, а теперь понятно, что это о своем собственном.

Именно поэтому он и не уйдет из жизни. Из моей уж точно.

Вчера, наконец, показала Л. «Господина Оформителя» (на ютьюбе выложили бесплатно в хорошем качестве с английскими субтитрами). Он очень впечатлился, а я только при стотысячном просмотре поняла, что Пьеро в «Прологе» играет сам режиссер Олег Тепцов (вот я балда, конечно).

Выяснилось, что актриса Анна Демьяненко, сыгравшая Анну Григорьевну Белецкую-манекен Марию, вскоре после премьеры (видимо, в конце восьмидесятых) эмигрировала в Штаты, где сейчас занимается бизнесом, а ее дочь, девочка-подросток лет 12-13, похожая на мать как две капли воды, участвует в кастингах на детские шоу. Так странно... Наверное, это лишние знания все же. Волшебство лучше не расчленять на составляющие.

Подруга в фейсбучнй беседе вспомнила, что училась с Анной в одной школе (она тоже петербуржанка). Удивительно, как бесплотная героиня вдруг неожиданно обретает реальную биографию — и при этом почти развоплощается...

Nothings and triviality

Пока читала сегодняшнюю публикацию в «Наутилусе» об информационных блоках в построении словесных конструкций (денотат-десигнат, привет Хомскому) и вечной борьбе письменного языка и разговорной речи, вспомнила почти борхесовский троллинг моего университетского преподавателя по языкознанию, ЮЮ Саплина: объясняя уникальность бытования чукотского языка и его отрыв от остальных, он сделал это на примере фразы «это я жирных оленей убиваю». И тогда и сейчас хочу, набрав в легкие воздуха, ответить-возопить: «Это не я! не я!»

Второй день головной боли, которая разгуливается ближе к вечеру. Работаю с трудом, и постить в бложек сил нет. Хорошо бы завтра прийти в себя: время не ждет, и дел непочатый край.

И испанские tutti quanti, и Провиденс! Все должно быть здесь.

У меня весь день страшно болит голова, толку в работе было мало, и снова вернулась к своему главному фильму (Бог знает, сколько раз я постила его тут; по поисковику наверняка можно найти, но это неважно).

«Господин Оформителю» все-таки самый блоковский фильм в истории русского кино, хотя снят по мотивам гриновской новеллы — иконически-блоковское, страшное и одновременно прекрасное лицо Авилова, Афродита Урания/Пандемос Белецкая Анна Григорьевна, девушка и смертоносный манекен, Арлекин, вылетающий в пустоту за звездным небом, нарисованным на бумаге («Балаганчик»), афиши с Брюсовым и Верхарном, рисунки прерафаэлитов, Беата Беатрикс Россетти, Беклин и Редон. Фотография Оформителя с Блоком же (копия канонического фото АБ с Чуковским, где лица в резких тенях выступают из темноты), Багрицкий читает «Шаги командора». Один из самых навсегда любимых. Постила много раз, но неважно.

Спасибо Тепцову за него и Курехину за музыку.

Текущее-рабочее

Сижу с алфавитным указателем к переписке, осталось, вроде, немного, но до сих пор вылезают какие-то мелкие непонятные огрехи. Оля прислала доработанную и дополненную грантовую заявку по проекту для окончательной правки моей части, но я, честно говоря, уже и не знаю, что еще там можно изменить... Плюс, все надо успеть доделать до нашей парижской поездки.

Плюс, пора переделывать статью для блоковского сборника (мой доклад по Блоку и 13 инженерно-строительной дружине, который был прочитан в Шахматово). Плюс, жду апдейта по ГФЛ (call for papers уже был объявлен). И запостить испанские впечатления некогда, а время идет. надеюсь завтра урвать время и как-то исхитриться перенести их сюда, иначе все снова уползет в фейсбучные дебри (у меня еще остался кусок воспоминаний о Провиденсе и Ницце, и не знаю, как их ловчее извлечь...).

“Dead Reckonings”: уже в Кембридже

Итак, моя самая первая публикация в лавкрафтианском альманахе “Dead Reckonings” об итогах Armitage Symposium, в котором я приняла участие в августе этого года, наконец-то, в Кембридже. Это, без сомнения, одно из главных событий 2017 года для меня. Даже немного не верится. Ура!

Вернулись (телетайпно)

Теперь бы скопировать все, что постила в ФБ, сюда; пока меня не было дома, десктопную версию фейсбука обновили, и выглядит она подозрительно-криво. Удивительно, но факт: обычно все апдейты всегда выпадают на мои поездки. 

В Логроньо было восхитительно: как будто навестили старого друга, и неделя прошла стремительно. Л. наделал фотографий новой линзой для камеры, которую я ему подарила на др: обязательно запощу сюда результаты его трудов.

Заодно в Логроньо же закончила первую часть алфавитного указателя к блоковской переписке: все-таки удивительно хорошо работается в таких местах...

Увидела сейчас в ленте раскрашенную статую Уты Балленштедтской, маркграфини и жены Эккехарда Второго, Уты из 11 века, чей портрет меня преследует с детства, когда увидела его в альбоме родителей, цветную среди черно-белых фото, голубые прекрасные выцветшие глаза и злые узкие губы, она закрывает их высоким воротом. Вспомнила «Кубок метелей»: 

«Гад оковал землю. Там жена от него спасается: пленяется силой змеиной.

«Хвост его вкруг нее обвивается, душит.

«И жена просится: я на земле, но я верна небу.

«Пора, сын, напоить ее небом, унести в солнечную обитель.

«Сойти к ней странником.

«Не прежде гад отойдет от жены, потому что она еще покорна времени».

Ута тайная мелюзина, прячет раздвоенный хвост под плащом; она уже непокорна, с ней времени нет.

NecronomiCon-Провиденс tutti quanti: ч. 16 (Armitage Symposium, день 3: внезапное)

А, вспомнила еще: один из самых крышесносных моментов на НекрономиКоне случился после окончания нашей панели, когда ко мне подошел один из слушателей, мы разговорились (кстати, и о Блоке, и о революции), а потом он вспомнил, что в его библиотеке есть экземпляр «Енеїди» Котляревського, и процитировал начало:

- Еней був парубок моторний...

...Тут и сел старик © (т.е., я).

Задумчивое-спиритическое

Какой-то совершенно постмодернистский отрывок из воспоминаний М.А. Бекетовой о Блоке: 

В годы ученья в гимназии Блок дружил и с Греком, который был уже тогда юнкером, а потом и офицером Гренадерского полка. Они разошлись уже после женитьбы поэта просто потому, что жизнь их пошла различными путями, но у них сохранились хорошие отношения до самой смерти Грека, который был убит в германскую войну в одном из первых сражений. Грек был очень умный, страстный, самолюбивый юноша демонического склада, верил в судьбу, носил в кармане заряженный револьвер. Одно время увлекался спиритизмом. По свидетельству его жены, очень крупной и своеобразной женщины, Блок занимал в его жизни исключительное место, и такого друга, по словам покойного, у него уже после никогда не было.

...Увлекался спиритизмом, жена крупная своеобразная женщина, заряженный револьвер, демонического склада. Как-то даже и жаль, что их с Блоком пути разошлись.

Испания: завтра

Завтра на неделю в Испанию, и там я закончу работать над именным указателем к первой части блоковской переписки. С большим удовольствием возвращаюсь в Бильбао и Логроньо, к журавлям на церковных шпилях.

Сегодня день рождения Достоевского. Первым прочитанным романом был «Подросток», и мне, одиннадцатилетней, Аркадий девятнадцати лет казался ровесником по скорости и упреждению реакций, о чем я рассказывала отцу. Собственно, любовь к Достоевскому тогда и началась, и, хотя я не открывала его уже с десяток лет, все прочитанное у него удерживаю в памяти на удивление цепко. 

Его почти болезненная нетерпимость к разного рода идиотствам (не заболеванию, а состоянию духа), его воинственный пессимизм от понимания, что натуру ближнего ничем не исправишь, как ни изворачивайся, его деликатность, и тяжеловесность, и внезапная красота и надежда среди самого мучительного и темного — качества, в одном писателе почти невозможные, а в нем воплотившиеся всемерно и полно — сделали навсегда близким и понятным. И навсегда же отвратили от того, другого, с его пафосом, патокой, вивисекторской логикой «внутреннего монолога» и насквозь фальшивым стремлением к той самой истине, которая в итоге так и не далась.

Достоевский же ее увидел, пусть и сквозь ужас.

Немного повседневного и садовых хроник

Только что узнала, что семейная пара, наши девушки-соседки, уезжает в Штаты после Нового года. Очень жаль: мы подружились, у них чудесный дом, и во время наших отъездов они здорово помогали нам с Пиколом... Девушки говорят, что дом пока не продадут (там будет жить их подруга), значит, есть надежда, что они когда-нибудь вернутся. Было бы здорово.

 ***

Фуксия в саду и не думает впадать в спячку: цветет разнообразно и радует глаз, как будто в саду появились китайские фонарики.

Парижский доклад о Кржижановском: теперь на Academia.edu

Наконец-то разместила на Академии текст своего выступления на недавней парижской конференции, которая прошла 26-27 октября. Кржижановский, новая поэтика и проч. Абстракт на английском, но это просто как дополнительная инфа. Хорошо бы теперь постараться это где-нибудь опубликовать, если получится.

Dead Reckonings No. 22: первая лавкрафтианская публикация

Я немного оттягивала этот момент (сама не знаю почему, род особого удовольствия), теперь же с радостью и воодушевлением сообщаю, что 22-й выпуск лавкрафтианского художественного журнала “Dead Reckonings”* увидел свет: там есть и моя маленькая лепта — впечатления о НекрономиКоне и Armitage Symposium'е. Заказала свой экземпляр у издателей и еще один с сайта “Hippocampus Press”: пусть это станет началом моей личной академической лавкрафтианы. Сижу и радуюсь как средней величины осьминог. Будем.

_____________________

*ГФЛ, Лавкрафтиана, писатели/поэты/эссеисты/критики лавкрафтианского и поставкрафтианского круга

Фейсбучное-задумчивое

Отчего-то каждый раз, как слышу/читаю (уже очень редко) «он(а) спит со всеми подряд», постоянно представляю себе одну и ту же картину: тюленье лежбище, солнце, все непринуждённо развалились в разнообразных позах, лениво машут ластами, и тут откуда-то слева появляется крупный молодой (или не слишком: тут могут быть варианты) тюлень, который царственно протискивается между сородичами, отпихивая каких-нибудь надоедливо-голосистых (или, наоборот, подозрительно-молчаливых), широко зевает и засыпает в районе чьей-нибудь морды (или наоборот). Просыпается где-то через час и ползет в направлении спанья со следующей группой товарищей. Над всем этим реют жирные буревестники, подобные не слишком четкой молнии.

Революция пожирает поколения своих детей — «мурк, вкусно» застряло в бороде у Маркса с Ильичом, в красном карандаше заглавия блоковского «Двенадцати» (сегодня я гений, да, скифы мы, непрерывный страшный крик перед смертью, «разбил бюст Аполлона»). 

Революцию с хирургически-отвлеченным интересом изучают те, которые наблюдали и которым повезло не участвовать — мировой пожар на горе буржуям не раздулся, зато исследовательская база™ хоть куда до сих пор, — восхищаются, анализируют, слушают додекафоническую музыку итогов фратерните и эгалите. 

Нет, я лучше в Mountains of Madness: тамошнее безумие хотя бы успокаивает. Остального не надо — спасибо, проехали, с нас достаточно.

“Twin Peaks: the Final Dossier”: впечатления и спойлеры

Закончила позавчера “Twin Peaks: the Final Dossier”. Впечатления смешанные: с одной стороны, по объему и способам представления информации книга уступает TSHOTP, и сильно, но с другой, и это важно, она сводит воедино большинство loose ends и cliffhangers TPTR.

Дальше пойдут спойлеры.

Повествование ведётся от имени Тэмми Престон, специального агента из третьей части, которая пишет донесения Гордону Коулу, продолжая — и да, значительно упрощая — работу, проведённую Архивистом (Гарландом Бриггсом) в первой фростовской книге. В отличие от полномасштабного досье Архивиста, с его отсылками к XIX веку (история Мэривезера Льюиса) и безупречно подобранным документам по Уотергейту, досье Тэмми — ряд относительно- коротких файлов, из которых читатели (они же зрители) узнают о судьбе ключевых фигур Твин Пикса. Судьба большинства их незавидна: собственно, аудитория имела возможность в этом убедиться уже в фильме; отчеты Тэмми только дополняют сложившуюся картину. Мы, например, узнаем, что Донна, уехав из города, стала супермоделью (одним из «свежих лиц девяностых»), вроде бы, удачно вышла замуж, однако затем постепенно впала в тоску и депрессию, усугубившиеся алкоголизмом. Разведясь в итоге с мужем и получив скромные отступные, она помирилась со своим приемным отцом и стала медсестрой в его клинике в Сиэтле.

Ноябрьская мобилография

Season of mists and mellow fruitfulness, 

Close bosom-friend of the maturing sun; 

Conspiring with him how to load and bless 

With fruit the vines that round the thatch-eves run; 

To bend with apples the moss'd cottage-trees, 

And fill all fruit with ripeness to the core; 

To swell the gourd, and plump the hazel shells 

With a sweet kernel; to set budding more, 

And still more, later flowers for the bees, 

Until they think warm days will never cease, 

For summer has o'er-brimm'd their clammy cells. ©

 

Спать хочется ©

Снова была у врача (все относительно ок), пригласили в гости Сару, хорошо провели время, а сейчас чувствую, что нечеловечески почему-то устала. Обо всех хороших новостях напишу уже завтра, а сейчас спать-спать-спать.

“Twin Peaks: the Final Dossier” в Кембридже!

Собственно, сабж. Уже читаю. 

UPD. Ну, по крайней мере, теперь уже можно ответить на вопрос, бывший до того риторическим, “How's Annie?”.

NecronomiCon-Провиденс tutti quanti: ч. 15 (Armitage Symposium, день 3)

Мое самое первое выступление на лавкрафтианской конференции “Alexander Blok and HP Lovecraft: on the Mythopoetics of the Supernatural” состоялось: это был момент полного счастья и восторга, состовшийся в день рождения ГФЛ, 20 августа. Я искренне признательна ведущему нашей панели Фреду С. Любноу за отличную организацию, а всем коллегам и участникам — за интересные (по-настоящему, без преувеличения!) вопросы: вот чего я точно не ожидала, так это того, что аудитория, в которой не было ни одного слависта, будет настолько хорошо подготовлена литературоведчески и, что называется, будет «в теме» Серебряного века. Это была приятная — и прекрасная — неожиданность.

Обычно я не пощу свои фото в блоге, но тут особый случай, и удержаться трудно, поэтому пусть будут.

Ноябрьское плановое-научное

Планы на ноябрь:

1. Вычистить и дополнить статью по Блоку и Первой мировой для блоковского сборника в соответствии с замечаниями Дины Махмудовны.

2. Выяснить, примут ли парижский доклад по Кржижановскому для сборника «Анциферовских чтений», и если да, то и ее доработать.

3. Выяснить, что у нас там по “Spectral Realms”.

4. Подготовить заявку на провиденсовскую конфу по Horror studies в марте.

5. Разобраться (в конце-то концов) с Олиной заявкой.

5, 6, 7...1000. Читать-читать-читать. И писать.