О скаутах и тонкостях искусства

Л. рассказал отличную историю.

В их лагере скаутов были занятия по рисованию, которые вела инструктор — по совместительству профессиональный художник. Семи- или восьмилетний Л. решил нарисовать картинку маме (он, правда, уже не помнит, было ли это крупное эпическое полотно или малая форма), очень старался, но в итоге что-то пошло не так. Л. расстроился, и в этот момент к нему подошла учительница и с помощью двух-трех штрихов поправила положение. Картина была спасена, и вскоре счастливый Л. отправился домой.

По его словам, мама была в восхищении: долго рассматривала подарок, а потом принялась его хвалить. Скромный Л. покраснел и сказал, что, вообще-то, на последнем этапе ему помогла учительница.

— Как?! — Воскликнула раздосадованная мама. — Зачем она это сделала? Теперь я вижу, что она испортила идеальную картину своими неловкими штрихами!

В общем, самое главное — не сомневаться в детских талантах, пусть даже они и не существуют в действительности.

Злобное

Наша традиционная рубрика “ебани меня о скалы, море” снова в эфире. Знаете ли вы, что такое легкая изящная провокация, великолепно-ненавязчивое épater les bourgeois с тонкой саркастичной полуулыбкой на сахарных устах? Знаете, конечно. Ну, может, немного подзабыли. Гражданин по ссылке напоминает: “Ах, матушка моя, вообрази себе, куда ни подамся, везде толпы пейзан. И воняют, воняют, воняют! Уж я затыкал нос как мог, уж побрызгал любимою фруктовой водой, уж тщился глядеть любимого Тицьяна в благословенной тишине — какое там!.. Всюду они. И нет от них спасенья!”

***

Извините у меня до сих пор бомбит, я до сих пор не могу выкинуть из головы эту идиотскую статью из какого-то там круглосуточного бюро (хотя надо бы: нечего фиксироваться на всякой фигне, она портит пищеварение и цвет лица). Мне просто вспомнилась одна малозначительная, в общем, сцена, короткое знакомство, которое произошло со мной, когда я стояла в маленькой очереди в лондонское консульство Франции получать Шенген. 

Людей в очереди было не так уж много: она, собственно, была в само здание, где всё уже шло обыкновенным порядком — электронный вызов по номеру, короткое собеседование и сдача доков. Впереди меня стояла чернокожая женщина в деловом костюме с двумя детьми — мальчиком-подростком в дредах лет четырнадцати и маленькой пухлой девочкой в разноцветном комбинезоне. Вид у женщины был хотя и усталый, но приветливый, и мы разговорились. Выяснилось, что она из Нигерии, переехала с семьей в Британию два года назад, потому что мужу-юристу удалось найти хорошее место в адвокатской конторе где-то на севере страны (я уже забыла, где), тоже недавно получила трудовое разрешение и работает юрисконсультом вместе с мужем; как и мне, ей нужно получать и регулярно продлять Шенген в страны Евросоюза. Английский у женщины был очень хороший, и несмотря на акцент (кстати, у нигерийцев он такой характерно-мелодичный), понимала я её прекрасно (надеюсь, что и она меня хотя далеко не факт).

Gotye - Somebody That I Used To Know (feat. Kimbra)

Ах, угонят их в степь, Арлекинов моих

В буераки, к чужим атаманам!

Геометрию их, Венецию их

Назовут шутовством и обманом

Только ты, только ты все дивилась вослед

Черным, синим, оранжевым ромбам...

“N” писатель недюжинный, сноб и атлет,

Наделенный огромным апломбом...”

Как замечательно! ВВС будет снимать фильм о Хортице!

Вдогонку к сигаретному постеру сделала еще один, тоже для коридора: основой послужила иллюстрация из послевоенного номера Elle за декабрь 1946 г. (подробно писала о нем здесь): на нем какие-то совершенно зефирные красавицы, а та, что посредине — предчувствие Диора и его нью лука с ушкими талиями и пышными сказочными юбками. На простые линии этих набросков просто невозможно насмотреться.

Сигаретные звезды на стенах

*Перерыв в работе и подготовке к лондонской конфе детектед*

Во время ремонта нашла ветхий порыжевший полупустой кляссер с несколькими доисторическими сигаретными обертками, на которых голливудские и британские звезды немого кино (Золотая эра, крошечные губы бантиком, флэпперская улыбка Клары Боу), и сделала еще один постер на стену в коридоре. Мне кажется, выглядит одновременно очень по-дизельпанковски и ар-нувошно. И Зоя Монроз вспомнилась.

Nothings and triviality

Я уже упоминала, что из соседского сада исчез грот-саркофаг, заботливо установленный предыдущей жилицей Аннабель, которая переехала с семьей в халцедонный Бери Сент Эдмундс. И вот сегодня, возвращаясь домой, увидела сквозь пятнисто-зеленую ограду, что на месте Аннабелевых аккуратных (слишком аккуратных и ровных) клумб с идеально подрощенными цветами стоит теперь крошечная баскетбольная корзина в рост человека лет шести, а вокруг разбросаны огромные цветные кубики, и один из них уже заботливо изгрызан кошкой новых соседей-французов Мией. Цветы, конечно, остались, но теперь они растут в каком-то буйном и веселом беспорядке. В общем, не знаю почему, но зрелище меня несказанно порадовало.

The Gnome - Pink Floyd

Тема рóковых гномов у самых классных британских музыкантов, похоже, становится для меня знаковой. Вместе с гномом Боуи теперь звучит и пинкфлойдовский — такой же славный и глючный.

Эдвардианская Катриона из чарити

В чарити шопе на Милл роуд наткнулась на эдвардианское издание стивенсоновской “Катрионы” (1916) с прелестными иллюстрациями и фронтисписом, выполненным во вкусе “Аполлона” и “Золотого руна”. Все счастье обошлось мне в десять фунтов никогда не устану этому удивляться, похоже. Как же я любила этот роман в юности! И “Похищенного”, и “Сент-Ива” (там, помнится, тетка возлюбленной главного героя, суровая старая дама в карете отчаянно пыталась ему подмигнуть, а когда он обнимал её сквозь прутья решетки, это было для меня, дурацкого подростка, очень сильным и практически чувственным переживаньем), и “Уира Гермистона” (“Как, как? Дымиброкены? И правда, пока дойдешь до церкви, от них один дым и останется”), и Флоризеля, и “Олаллу”, и “Веселых молодцов”, и Джекила с Хайдом. И “Окаянную Дженет” (поди попробуй прочти её по-шотландски... я пас — по крайней мере, пока).

Начала, однако ж, читать “Катриону” в оригинале. Ну что сказать... Пока еще это всё равно, скорее, работа, чем удовольствие, но мы не привыкли отступать.

Бытовое-историческое

В нашем доме на всех этажах меняют покрытие. Сняли прежнее, выцветшее и ветхое, а под ним обнаружились ровно уложенные сосновые доски, бледные по краям и темные в центре. Спросила у одного из рабочих, насколько они старые. Говорит, что, судя по всему, меняли их последний раз до войны.

— Второй Мировой?

— Нет, Первой.

Ух.

***

Дом постепенно становится светлее. А на пустых полках в комнате для гостей скоро — ух, надеюсь, что скоро! — появятся книги из моих московской и запорожской (хорошо бы!) библиотек, а потом их станет так много, что они будут повсюду.

Prozhito

Позавчера состоялось официальное открытие уникального инет-проекта “Прожито”, посвященного истории ХХ в. в личных дневниках. Руководитель проекта — мой друг, прекрасный Миша Мельниченко, отличный историк и культуролог (совсем недавно вышла в НЛО его книга о сюжетах советских анекдотов). Я ужасно за него рада и горжусь.

Nothings and triviality

В одном из крошечных расхристанных кафе на Милл роуд с названием “Чорный кот” (конечно же!), где на неструганных столах лежит вечная стопка The Times с портретом одного из принцев и брюзжаньем в адрес “красного Эда” Милибэнда, где на стенах очень аматорские портреты Боба Дилана и Пита Доэрти, где порции лимонного кейка таковы, что ими запросто можно накормить пол-Кембриджа и еще останется, малыш лет четырех танцует под Боба Марли, а его дурашливый совсем молодой рыжий отец громко подпевает и Бобу, и малышу, и нам. И кофе здесь какой-то совсем божественной крепкой горечи.

Тест

Еду в Питерборо сдавать экзамен Life in the UK test на получение вида на жительство. Все, что помню прямо сейчас — гибель Ричарда Третьего, казнь Анны Болейн, Реформация, Кромвель,несколько королей Джеймсов, разгром Непобедимой Армады в 1588, первый премьер-министр в истории Британии Уолпол, аболиционист Уилберфорс, луддиты, викторианство, Флоренс Найтингейл, Первая Мировая, Вторая Мировая, правительство Клемента Эттли, появление NHS, возникновение BBC, валлийская ассамблея, разделение Ирландии, шотландский парламент, шотландская пресветерианская церковь, мультикультурализм, Хогманай, бифштекс и картошка. Все. 

По древней студенческой привычке ночь перед экзаменом проспала с учебником под подушкой. Особо не помогло, а приметы не верю, но все равно. Только бы не завалить все с треском.

UPD. Сдала!

Завтра еду в Питерборо сдавать Life in the UK test. Ну, будем надеяться, что сдам, хотя, спроси меня сейчас хоть что-то о королях или премьер-министрах, я, пожалуй, ничего не вспомню (учила и читала, дада).

Положу-ка я учебник, по которому готовилась, под подушку: старые добрые студенческие приметы рулят (и кто сказал, что в них нужно непременно верить? Просто щоб було).

Предвыборные tutti-quanti

Во время обсуждения кандидатов на парламентских выборах один журналист BBC Radio 4 другому (менее невозмутимо, чем обычно, и даже несколько раздраженно):

— Вы знаете, в чем главный успех Фараджа и его партии? Он не кодирует свои выступления перед избирателями в той классической манере, к которой наша аудитория так привыкла! Он играет в лидера, который “говорит как есть”, и избирателя это подкупает! К большому сожалению.

— При всем уважении к Николе [Стерджен, лидеру Шотландской Национальной партии], она слишком увлекается гиперболами. И почему она всё время повторяет слово “прогрессивный”? Никола, мы все знаем, что оно означает!..

***

На одной из соседних улиц впервые увидела собственными глазами окно, занавешенное лиловым полотнищем UKIP. До этого наблюдала только красно-желтые лейбористские постеры (в больших количествах) и желто-черные плакаты либерал-демократов ( в состоятельных районах типа Ньюнэма). Не сказать, чтоб сильно обрадовалась: Фарадж со товарищи смотрится в Кембридже чужеродно.

Nothings and triviality

Из здания Cambridge Assessment, где ведется статистика и учет всем экзаменам и тестам университета, вышел навстречу мне чернокожий человек в строгом, немного помятом костюме; на плече у него болталась матерчатая сумка с ноутбуком. Человек был похож на выходца из Нигерии или Зимбабве, а еще — на темнокожего брата-близнеца председателя нашего домкома Виталия Васильевича, которого я помнила со своих четырех лет. Виталий Васильевич был нрава строгого: гонял по двору пьяниц и забулдыг, виртуозно ругался со слесарями-сантехниками, которые вечно что-то ремонтировали в подвале, но при этом присматривал за всеми детьми на детской площадке, если их мамы или бабушки ненадолго отлучались. А еще у него был маленький гладкошерстный пес неизвестной монструозной породы Яшка с голосом повышенной визгливости, которого Виталий Васильевич с явным удовольствием костерил почем зря: “Ах ты, сатана окаянная, жопа патрикейская, иди сюда!” — и Яшка с радостью шел к нему на задних ногах, виляя хвостом. И чур меня, но на секунду показалось, что солидный чернокожий гражданин сейчас повернется, устроит сумку на плече поудобнее, засвистит, вскрикнет: “Ну-ка, иди сюда, стервец, жопа патрикейская!”, и из-за угла к нему со всех ног кинется юркий Яшка, и начнет пританцовывать, выкидывая вперед грязные лапы.

Привычные садовые хроники (тюльпаны-сакура) плюс котик (это сильнее меня: после пропажи-скитаний и возвращения он центр всего).

Тот самый случай, когда автор (очень известный в своем сегменте), проповедуя нейтралитет, гармонию и соразмерность, борьбу за всё хорошее против всего плохого (в которой, однако ж, неминуемы жертвы, и много, да-да), скатывается в такую агрессию (и не сказать, чтоб очень пассивную), что просто любо-дорого. Отдельно доставляют комментаторы, которые многословно, путано и эмоционально оправдываются — преимущественно, за то, что “не дотягивают” и “наверное, не всегда соответствуют”. В общем, как по мне, любая плохо сидящая и вызывающая одежда не по возрасту и фигуре, которая “провоцирует” и “нарушает границы”, будет всяко лучше вот такого показательно-высокомерного судилища. Было очень грустно и как-то неловко читать комментарии (это если отвлечься от самого поста) — аудитория так жаждет признания у гурини, заискивает, пытается быть хорошей, и все тщетно. Попробовала представить похожий текст от психолога и специалиста по гендеру здесь — нет, не получается. Такое фатальное неуважение к собеседнику вкупе с разговорами о “вторжении в личное пространство” читаются абсолютно шизофренически. Что ж такое-то, а. Я по старой привычке все еще пролистываю хотя бы комменты первого уровня, хотя не надо бы. Тут самое как бы сказать знаковое — претензия на проповедь. Появись такой пост у какого-нибудь зялта или на, прости Господи, ресурсе адме, и вопросов не было бы. Здесь же и идеологию постгендера привязали, и вообще — вроде бы доступным для быдла языком излагают, “как надо”. А народ все равно какой-то подвох чует и пытается этому противостоять — мол, ну я же все делаю правильно, я не хочу быть жертвой в ваших раскладах. А ему: не хочешь, а придется. Вот не стоит всё же. Надо бы оставить гурам гурово.

Воскресное-несерьезное (хотя, как посмотреть)

Шарлотка в честь свеженайденного бесстрашного (ну, почти) путешественника Пикколо Полсона. Фотокарточки виновника торжества, сидящего на своем любимом месте, также прилагаются.

Il Turco in Italia

Между тем, вчерашнее представление “Турка в Италии” Россини в Ковент Гарден было совершенно замечательным: режиссерское решение о том, чтобы перенести действие в феллиниевскую Италию со всем ее неореализмом — пестротой, блеском, оглушительной бедностью, лукавым зубоскальством и наивным позерством — выглядело органичным безо всякой натянутости (все мы знаем, что бурлескно-травестийные оперы в этом смысле материал сколь благодатный, столь же и очевидно-капризный). Условные декорации в веселых, чистых и ярких красках Сони Делоне как нельзя лучше подходили к происходящей на сцене буффонаде, а голоса солистов были выше всяких похвал. Меня абсолютно очаровали Фьорелла в исполнении польки Александры Курсак и Дон Джеронио (Алессандро Корбелли). Три часа чистого восторга, да такого, что в финальных аплодисментах сидящая рядом пара очень интеллигентных и хорошо одетых французских геев повскакала со своих мест и вскричала “Браво!” с неподдельным и каким-то детским восторгом, неистово хлопая в ладоши.

После обретения кота постепенно возвращаюсь к нормальному режиму — заканчиваю перевод (стыдно сказать, как я с ним зафакапила). На радостях нащелкала нового в саду: нарциссы отцвели, теперь за дело принялись тюльпаны, гиацинты, сакура (которую я все это время, дурында, принимала за китайскую розу) и айва (спасибо Ксюше Фрэнсис — рассказала). Пусть их!

Сегодня год, как не стало дедушки. На этих фотографиях он выглядит таким, каким я его и запомнила — в сущности, он практически и не менялся почти что до самого последнего момента. Черно-белая фотография сделана в Сочи в 66 г., на ней дедушка и бабушка (у нее за год до этого случился микроинсульт, и она еще не совсем от него оправилась, немного располнела, и дедушка её очень поддерживал, говорил, что это все ерунда и вес скоро уйдет; так и получилось в итоге) с бабушкиной младшей сестрой, которую я всю свою жизнь называла тетей Леной, да и сейчас называю также. Как полярнику, дедушке был положен длинный отпуск на юге, и он мне рассказывал, как первые дни практически не вылезал из воды, много плавал и загорал. А потом ему становилось скучно и снова хотелось на работу, и как-то так получалось, что уезжал он из отпуска всегда раньше срока: постоянно находились какие-то дела дома.

Кот нашелся! Ура!

Как выяснилось, во время ремонта в одном из домов по соседству (буквально — на нашей же улице!) кот прошмыгнул в открытую дверь и пустился бродить по комнатам. Хозяйка дома была в командировке, а рабочие приходили туда каждый день, но дверь, как мы поняли, закрывали. Наш пуховый исследователь все эти дни жил в соседском доме на втором этаже, где и был впоследствии обнаружен одним из рабочих, который его и подкармливал, и установил там что-то вроде временного туалета. Сегодня он заметил нашу листовку под ворохом газет и журналов и сразу же обратился к нам. Ну и вот, Пикол снова с нами. И ведь мы стотыщ раз проходили мимо этого дома, но так и не разглядели его за стеклом! Просто поразительно.

Мне кажется, это настоящая Пасхальная история.

Третий день, как пропал кот. Стоит чудесная погода, идет Пасхальная неделя, а я теряю надежду, а потом одергиваю себя и говорю, что так нельзя, что нужно верить и ждать. Но как же это трудно.

Пунктиром

Второй день, как пропал Пикол. Распространили около 75 листовок с его портретом в округе — на нашей улице и близлежащих, а также в локальных магазинах, пабах, кафе, библиотеке.

Разместили постеры с его портретом на столбах вдоль Черри Хинтон, а один отнесли в нашу ветеринарку; снова опрашивали соседей — все по-прежнему: его никто не видел. Единственный немного обнадеживающий момент: соседка Фиона видела его мельком вчера утром, когда мы уже начали поиски; значит, есть хот какая-то, пусть и призрачная, вероятность, что он до сих пор где-то тут. Но почему не возвращается? На это у нас нет никакого внятного ответа. Признаться, я совсем упала духом...

Но он должен вернуться. Несмотря ни на что. Должен.

Пикол пропал. Ушел вечером и не вернулся. Пока что не нашли. Искали по соседям, разослали сообщения во все кембриджские котоприемники. Завтра расклеим листовки с его портретом в округе. Пока выбирала подходящую фотографию, ревела. Ужасно. Он должен найтись, должен.

Пасхальное: куличи

Куличей в этом году получилось хоть и немного (всего 4 штуки), но вышли они огромными, ароматными и удивительно высокими. Долго возилась с глазурью — до тех пор, пока она, наконец, застыла, куличи были окончательно готовы, и в доме начался праздник.

Кембриджская Пасха

Пасха в этом году снова выдалась солнечной, тихой и радостной, полной цветов. В этот раз на литургии присутствовала женщина-сурдопереводчик, и это показалось почему-то особенно важным. После службы прихожане христосовались, а слабоумный юноша, которого я помню по прошлым годам, радостно смеялся и раздавал всем конфеты. Нужно все-таки к следующей службе выучить, наконец, “Символ Веры” на английском.

Пасхальное

Все-таки Кембридж — совершенно особенное место. Дело в том, что и Приход преподобного Ефрема Сирина Сурожской епархии Русской Православной Церкви, в котором сегодня проводились Пасхальные богослужения, был основан самим митрополитом Антонием Сурожским.

Мы всегда думаем о свободе как о возможности выбора и, конечно, это так эмпирически. Но есть и другое. В паремии перед Рождеством говорится о Христе пророчески, что раньше, чем Он сможет различить доброе от злого, Он уже изберет доброе, потому что этот выбор между добром и злом по нашему усмотрению уже является результатом нашей испорченности и нашего нездоровья. Но в свободе есть несколько удивительных моментов по красоте. Латинское слово «libertas» — это слово из закона, это определение ребенка, свободно рожденного от свободных родителей. Значит, когда мы говорим, что мы свободны, мы говорим о том, что для Бога мы свободно рожденные, мы не рабы, но мы уже свободны. Но свобода может удержаться только путем подвига, потому что если человек родился свободный в семье, но стал рабом пьянства или других пороков, — он уже раб, а не свободный.

Британские политические хроники

Чем ближе в Британии дата выборов в Парламент (они состоятся уже очень скоро, 7 мая), тем больше местная пресса (как и любая другая) начинает искать информационные поводы, чтобы сообщить обо всех основных кандидатах что-нибудь сенсационное. В зависимости от того, какие взгляды исповедует та или иная газета, её интерес фокусируется на оппозиционном кандидате: так, Гардиан, которая открыто симпатизирует лейбористам, постит критические обзоры о провальной политике тори по отношению к малоимущим, а штатный карикатурист издания Стив Белл из номера в номер изображает Кэмерона в весьма неприглядном виде; достается и лидеру ксенофобской UKIP Фараджу, и неуверенному либерал-демократу Клеггу, в то время как отношение к лейбористу Эду Миллибэнду весьма сочувственное.

В консервативной Телеграф всё происходит с точностью до наоборот: на развороте — серьезные лица Кэмерона и Осборна, которые, как могут, в прямом эфире пытаются предотвратить назревающий в стране внутриполитический кризис, снисходительные ремарки в адрес Фараджа (мол, не был бы клоуном — добился бы более существенного прогресса) и абсолютный шквал обличительных материалов в адрес Миллибэнда.

Грантчестер Мидоуз: путь магнолии

Memorial of my former days!

Magnolia, as I scent thy breath...

Цветущий Клэр

Кембридж утопает в нарциссах. Около Клэр же просто какое-то буйство желтого, лимонного и оранжевого.

Continuous as the stars that shine

And twinkle on the milky way,

They stretch'd in never-ending line

Along the margin of a bay:

Ten thousand saw I at a glance

Tossing their heads in sprightly dance.©

Ура-ура-ура! После недели ожидания мы получили посылку с нашей новой камерой, которая в точности такая же, как и потерянный в Лиссабоне Lumix. Радости моей нет предела: как любой восторженный дилетант, ни черта не смыслящий в фотографии, я ждала ее как манны небесной, и теперь, наконец, уйму зуд в руках и нафотографирую мою Manna dew. Заодно и садовые хроники возобновятся: первую порцию апрельских нарциссов, тюльпанов, примул и гиацинтов после чаемого обретенья фотомашинки выложу и здесь.

“Антон тут рядом”

Запостила ссылку в комментах для родственника Л. с фильмом “Антон тут рядом” и снова его пересмотрела, на этот раз целиком и не отвлекаясь (до этого видела только начало и самую последнюю часть, где Антон уже живет с отцом в деревне и читает свое стихотворение “Люди”). Впечатление оглушительное и болезненное, как будто сильно поранился и, пытаясь унять боль, хочешь переключиться и стараешься заниматься привычными делами, а боль всё не уходит, всё длится и только усиливается, как бы исступленно ты её ни игнорировал. Так и тут.

Фильм заставил меня вспомнить то, о чем я не думала, наверное, последние лет тридцать. Это связано с мамой и её жизнью в Москве. Она подолгу лежала в больницах после всех операций, и друзья семьи, москвичи, решили ей помочь и пригласили пожить у них: жилищные условия позволяли, их квартира была новой, улучшенной планировки, с четырьмя большими отдельными комнатами. Одну из них выделили маме. В то время, когда она жила там, в одной из комнат жил племянник главы семьи, мальчик-подросток лет семнадцати, у которого, как я теперь понимаю, был аутизм — вполне возможно, впрочем, что я ошибаюсь, но вспоминаю мамины описания, и все симптомы кажутся мне очень похожими.

Nothings and triviality

*просто так*

Что может быть лучше Кембриджа? Только апрельский Кембридж, в котором лимонные и белые нарциссы оккупировали каждый сантиметр свежей зеленой травы, и прямо на глазах лопаются тюльпанные бутоны, и от их разноцветья рябит в глазах — алые, малиновые, багровые, лиловые, белые с красными прожилками, желтые, цвета сливочной помадки; все это великолепие может располагаться на крошечном клочке земли рядом с бледно-фиолетовыми и розовыми гиацинтами и гигантскими темно-сиреневыми анютиными глазками — таких крупных цветков я не видела, пожалуй, нигде, разве что во сне, начитавшись сказок про Оле-Лукойе и его цветочное варенье (по-моему, в одном из снов Яльмар ел сладкие розы, которые потом снились мне много ночей подряд). На Черри Хинтон уже зацвели магнолии, и красота их одурительна: они кажутся мне какими-то переселенцами из льюисовской Переландры.

Если идти по нашей улице мимо одного из новых домов, то можно увидеть, как балки перил на крыше, где был разбит маленький зимний сад, образуют ряд строгих четких крестов, особенно заметных на фоне ясного неба.

я нимб нечасто надеваю

я перья чищу через день

врагов жалею но не слишком

такой вот я полусвятой

В связи с последними дискуссиями о праве увенчанного всякими лаврами актера хамить по своему усмотрению, вспомнилась мне одна давняя ситуация из моей архивной жизни. 

В наш архив часто обращались (думаю, и сейчас обращаются, конечно) с разными запросами не только обычные исследователи — историки-филологи-текстологи, но и артисты: кто-то просит подтвердить рабочий стаж для начисления повышенной пенсии, кто-то пишет мемуары и заказывает архивные документы, чтобы восстановить хронологию каких-нибудь забытых театральных или кинособытий.

Так было и в тот раз.

Эта очень известная актриса театра и кино (имени её я называть не хочу) решила просмотреть документы одного фонда для того, чтобы уточнить какие-то датировки в спектаклях (по-моему, так: за давностью лет могу ошибаться в деталях). Она позвонила в архив, договорилась о встрече и в назначенное время приехала. И тут надо отметить, что, поскольку архив — серьезное академическое учреждение, для входа в него необходим пропуск: в первый визит сотрудники выписывают разовый, который затем заменяется на постоянный годовой. На входе в архив дежурит милиционер, который вызывает архивистов из читального зала для того, чтобы те пропуск и оформили. В общем, обычная рутинная процедура, которая не отнимает много времени.

Не тут-то было.

Винтажное-новое

Сегодня снова прогулялись на Гвайдр стрит и купили огромную старинную карту Норфолка, включающую в себя и Кембриджшир (кажется) с гербами всех существовавших на тот момент колледжей, литографию с видом Клэр колледжа, который раньше назывался Клэр Холл (приблизительная датировка литографии — 30-е гг. XIX в.) — и вот их:

Они лежали на витрине среди вороха других безделушек, и яркий яблочный цвет их был чист. Хозяева лавки сказали мне, что серьги эти не такие уж и старинные — возможно, конца 50-х гг., и они не знают, что за камешки оправлены в серебро, но какое это имеет значение. Они изумительно простые и прекрасные: такое вновь обретенное кембриджское и эльфийское ар деко, привет из Ривендейла.

Фотографии карты и Клэр колледжа повешу позже, когда появится нормальная камера: снимать такие штуки на мобильник — настоящая мука, да я и не умею.

Задумчивое на полпути

Я что-то до сих пор после двух конференций, оглушительной поездки, встреч с прекрасными людьми в себя прийти не могу. Только что закончила маленький перевод для одного хорошего человека (пусть у неё все получится с её проектом), и, вроде бы, уже почти собралась написать про Португалию и запостить фоточек, и вспомнить, как смешно ошиблась с эмулятором теста “Life in the UK”, как закончила “Пражское кладбище” Эко, и глаза разбежались при виде книжек, которые привезла чудесная Лена Глухова, с которой была незабываемая встреча здесь, в Кембридже на BASEES — и не могу. Хочется пока только молчать и переваривать впечатления, хотя блогерство и подгоняет... Но надо остановиться и переждать. Да, надо.

Wolf Hall

Смотрю Wolf Hall — экранизацию двух новелл Хилари Мантел о Томасе Кромвеле и о том, с чего, собственно, началась Реформация. Сериал отличный — умный, сухой, скучноватый, практически целиком состоящий из медленных, слегка вязких разговоров: Кромвель в своем поместье, среди домашних и слуг, он же с кардиналом Томасом Вулси, с Генрихом Восьмым и сестрами Болейн, с придворными, соратниками и противниками, завистниками и врагами. 

Кромвель Wolf Hall'а — не авантюрист, а, скорее, игрок, цепкий, циничный и расчетливый, вещь в себе; за ним интересно наблюдать. Примерно с таким же интересом ты обычно следишь за сильным и неприятным человеком, который, впрочем, временами способен вызывать и симпатию, и сочувствие. 

Странная цепляющая деталь: исполнитель главной роли Марк Райленс удивительно похож на Шукшина, причем не только внешне, но и голосом, и непонятное это сходство немного тревожит.

Nothings and triviality

Пока смотрели предвыборные дебаты по ITV, мне вдруг пришла в голову мысль, что единственным коренным жителем в доме сейчас является Пикколо.

Первоапрельское-задумчивое

сидит арнольд мрачнее тучи

угрюмо смотрит на экран

в его комменте на фейсбуке

лол класс и скобкам несть числа