Наткнулась тут на рецензию, озаглавленную «Почему “Рипли” не стал шедевром»: старомодная заносчивость заголовка (кинокритик на платформе, к которой «припадают» и проч.: дела давно минувших дней) заставила вспомнить цитату из почти что забытого, а когда-то сверхактуального Бурдье — «нет такого вопроса, который не был бы переистолкован в зависимости от интересов тех, кому он задается».
Интерес, в общем, и у критика вполне понятный — скрупулезно перечислить все цитаты, явные и скрытые (подростки и молодящаяся публика называют их теперь пасхалками), все сценические приемы, все режиссерские идеи, чтобы закольцевать рецензию, сдержанно похвалив «многоуровневость», которая, увы, не избежала некоторых «но» и «однако»: критик всегда знает (или предполагает, что знает), как лучше.
Из главной на сегодня триады экранизации самого известного романа Хайсмит эта показалась мне самой лучшей: она ощущается ближе к тексту, чем две предыдущие — да, полные солнца и обворожительной красоты главных героев (Делон, Роне, Лафоре, а потом Деймон, Лоу и Пэлтроу — слишком безупречные, как будто сошедшие с обложек «Нью-Йоркера» или всех доинтернетных каталогов тяжелого неброского люкса вместе взятых), но схематичные, но слишком предсказуемые и обусловленные эстетикой и психотехникой нуара.
Новый «Рипли» гиперреалистичен до крайности — качество, теперь странно необходимое для хорошей экранизации, чтобы удержать внимание зрителя одновременно разбалованного и смертельно уставшего: отсюда стократно преувеличенная формализованная отстраненность, фиксация на деталях наступающего футуристического шестидесятнического быта, болезненное любование его ушедшей наивной прелестью — все эти узкие итальянские улочки Де Сики и Росселини с их послевоенными контрастами, молчаливыми стариками, бонтонными матронами и отчаянной радостью молодых отщепенцев, позже появившихся у Пазолини.
Все это завораживает и да, заставляет испытывать ту самую неловкую, смешанную с отвращением, симпатию к неудачнику и преступнику, которому внезапно начало везти по-крупному. Зачем? Не знает ни он, ни мы. Контракт с дьяволом, впрочем, ничем хорошим обычно не заканчивается, но пока есть слава мирская и свет Караваджо, всем можно пренебречь. А может, и нет.
No comments :
Post a Comment