Уезжаю и пока, наверное, писать тут не буду. Помоги Господь.

В московских книжных появилось безо всяких преувеличений уникальное издание — корпус раннеамериканской (в четверть века) переписки Владимира Набокова с историком и одним из отцов-основателей современной западной славистики Михаилом Карповичем; если я правильно понимаю, оно снабжено солидным научно-справочным аппаратом и комментарием. Мечтаю об этой книге.

Лавкрафтианское к идиотскому празднику

Roses are red,

Violets are blue,

I become eldritch

And so do you

Спасибо автору валентинок © Lara Antal

Кажется, я насмотрелась слишком много политических программ, т.к. чувствую себя одновременно злой и опустошенной. Не читается и не пишется: не знаю, совершаю ли я ошибку, но решила не подаваться на S.T. Joshi Fellowship. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что мои шансы при все прочих равных и так были бы минимальны (я, скажем прямо, далеко не самый блистательный лавкрафтовед на планете, да еще и с сомнительным английским), но сама идея о том, что я этот феллоушип бы выиграла (ну, вдруг?), неожиданно привел меня в смятение: уехать из Кембриджа на два года? Оставить Л. и кота? Нет, я так не могу. Это, видимо, те самые муки экзистенциального выбора, которые изводят всех местных академиков: остаться ли в своем гнезде (если оно есть) с семьей или сорваться с места и строить карьеру? Я очень честолюбива, и внутренний голос не то, чтобы грызет меня, но ехидно намекает, что, вот, мол, ты же хотела, и идеальное место, так грызи!.. Не будь слюнтяйкой! А я не могу. Я, видимо, так вросла в место, что хочу заниматься любимым делом тут — ну, или, как вариант, уезжать на несколько дней куда-нибудь недалеко или, если уж на то пошлó, работать в Лондоне (гм, только меня там и ждали). В общем, вечная дилемма между академическим «перекати-поле» и выгрызанием сомнительных карьерных плюшек, или... ну что, пора за дело? Пора собирать материалы и садиться за свою работу. И публиковаться. А там, глядишь, и еще что-то появится.

Однажды в Waterstones

Снова набежала на Waterstones и увидела там книгу, которую, в общем, давно пора уже купить — ледибердовский “The Mid-Life Crisis” (сарказм и бурные продолжительные аплодисменты).

Пока расплачивалась за покупки, ни с того ни с сего заговорила с продавцом — молодым воодушевленным пареньком. Пора, говорю, мне книгу-то. Он говорит, ну так-то конечно, почему бы и не купить, а вот можно еще на байдарках там или в горы, а то и вовсе побриться наголо. Так я уже, отвечаю рассеянно, в юности многажды брилась, и удобно было. Паренек закивал понимающе: да, говорит, я вот тоже намедни побрился и стал похож на какого-то тщедушного нацистского задохлика, одна радость — неубедительный косплей, а то каждый раз от себя в зеркале шарахался. Посочувствовала ему, конечно. У меня никаких идеологических метаний бритье головы не вызвало (ну, принимали за буча или дайка, но это не мои совершенно проблемы; впрочем, об этом я, понятное дело, не сказала).

Попрощались, и теперь думаю: может, и правда на байдарках?

Ушла. Но гиацинты ждали,

И день не разбудил окна,

И в легких складках женской шали

Цвела ночная тишина.

Подруга подарила на др маленькую вазу с невзрачной луковицей: луковица долго стояла под лестницей (так было написано в инструкции), мы почти про нее забыли, как внезапно Л. вытащил ее из темного пространства — из вазы выпросталась зеленая стрелка. Мы стали поливать цветок, поставили перед окном, где много света, и луковица лопнула набухшими бутонами. А сегодня вот гиацинт расцвел — еще не полностью, но достаточно, чтобы по комнате распространился легкий и нежный аромат.

Такое чувство, что вскорости, кажется, придется отписываться от всех интеллектуальных (ну, или подвизающихся на этом поле) СМИ, вместе взятых: Нью-Йоркер, который я уже давно не читаю (тошнит), разразился статьей, приуроченной к столетию Бергмана (столетней годовщине же посвящена и проходящая прямо сейчас в НЙ ретроспектива его фильмов): собственно, кадр из «Лета с Моникой» и зацепил взгляд. Автор нью-йоркерской публикации многословно рассуждает о поэтике и мелодике бергмановского кинематографа, и все ради того, чтобы в самом конце задаться сакраментальным вопросом: почему мы все же не можем считать Бергмана местечковым режиссером, несмотря на его региональную специфику и только белых актеров? Хочется ответить: да считай ты что хочешь, а лучше сходи-ка нахер.

Этот неловкий момент, когда ты после пяти лет юзанья блогоимени (мягко скажем, странноватого и с только автору понятными реминисценциями) в качестве основного для рабочего почтового ящика, наконец-то, его меняешь — и испытываешь одновременно целую гамму трудно верифицируемых эмоций, от стыда, до чувства глубокого удовлетворения, чорт побери (блогоимя менять не буду, конечно).

Текущее академическое

Обновила свое членство в ASEEES ( на два года) с рассылкой бумажной версии Slavic Review и всеми апдейтами по конференциям. Ну, поглядим, как будет работать в этот раз и понадобится ли.  

Иногда я думаю о том, что нежелание возвращаться в места, откуда уехала (в Москву) делает меня человеком почти бесчувственным и холодным. А потом вспоминаю бесцельные летние блуждания по московским улицам (когда-то я приказала себе, что должна узнать город, в котором живу, узнать и полюбить, наконец) — Малую Бронную и лязгание какого-то железа над ухом (всему есть простое объяснение — стройка или ремонт, да неважно, обычный шум большого города), и мой расчетливо-неспешный шаг — и мою обостренную нервность и ужас: кого я вообще пыталась обмануть тогда, кроме себя? Я как-то быстро тушевалась и серела от духоты, заходила в книжные — в «Москву» (вот она, ирония удвоенного именования), например, — с деланным интересом шла в раздел новинок и там стояла около полок, перелистывая новенькие, с иголочки, страницы, а потом тем же искусственно-неспешным шагом выходила, плелась к метро и, как будто в отместку за урбанистическую свою нелюбовь, запутывалась в трех соснах, и снова злилась, и уставала, а потом все повторялось сначала.

Тут, конечно, нет ничьей вины, просто так вышло, и даже неловкость от «не-посещения» теперь уходит куда-то на второй, третий план. 

Просто не хочу. Ну вот отца надо как-то сюда выманить, наконец, это да.

Текущее (брифли)

Пришло письмо, что моя статья для лавкрафтовского сборника принята на рассмотрение: очень волнуюсь (памятуя обо всех прошлогодних отказах), но все же надеюсь,что, если и вернут на доработку, потом всё-таки включат ее в сборник. Не знаю почему, но для меня это какой-то краеугольный вопрос по ощущениям: ни об одной своей работе я так не беспокоилось.

В целом же, опять навалилась непонятная апатия, замешанная на головной боли: читаю вполглаза и как будто из-под палки (и как же медленно!), готовлюсь подаваться в весенний выпуск Dead Reckonings, размышляю над темой, и голова снова машет ушами, как крыльями птица — неоформленные беспутные мысли рассеянно бродят в голове... нужно взбодриться: впереди новые заявки, писанина и работа.

Nothings and triviality

Последние достижения айпадного Т9 в русской раскладке:

- мейн-куны — мейнстрима кузова;

- до завтра — да затопчут;

- коллеги — Колмановский (што).

...Они уже здес.

***

— Злой хвост сделал опять, — отчетливо сказал Л. только что, глядя на кота, напавшего на плюшевую рыбу (хвост у него и правда трубой). Ни разу про «сделай злую руку» ему ничего не объясняла. Откуда тогда?.. Из воздуха, наверное.

«Тоска» и годовщина гражданства

Вчера слушали «Тоску» в Royal Opera House: все пели великолепно, а “E lucevan le stelle” было и вообще выше всяких похвал. Давно я не получала такого удовольствия от музыки, признаться.

За своими дедлайнами и прочей суетой совсем забыла, что три дня назад исполнился ровно год с момента, когда в Shire Hall я спела первый куплет “God save the Queen” и стала британской гражданкой. Всегда буду считать это одним из самых главных и радостных событий в моей жизни.

Январский флешбек

Они решили, что уже поздняя весна, и я не могу их разочаровывать. Пусть так и будет.

Второй дедлайн по ГФЛ

Сдала статью на рецензию в лавкрафтовский сборник. Буду надеяться (и не буду расслабляться).

Еще к манчестерской ситуации

Больше всего в манчестерской ситуации меня выводит из себя, что люди, облеченные властью в искусстве (в данном случае, кураторы выставок), на полном серьезе считают, что «организовывать пространство диалога», начинать пиар-кампании в поддержку толерантности ли, или другого арт-проекта, можно — и нужно — за чужой счет, путем шантажа, терминологических подмен (всегда очень грубых), прямого невежества и вязкого словоблудия, заменяющего собой полноценную взрослую дискуссию. 

Классическое полотно не соответствует вкусам узкой группы критиков? Убрать с глаз: так удобнее вести светские беседы о критериях художественного. Арт-замысел кажется устаревшим? Отменить прошлое, отчего ревизионизм перестает выглядеть подлостью.

Т.е., идея грубой провокации как обязательного и чуть не единственно возможного и допустимого способа триггернуть публику больше не видится ни унизительной, ни идиотской, и зачем-то объявляется перформансом (хотя у последнего есть вполне четкие академические критерии, ко всему происходящему отношения не имеющие). 

Судя по их оговоркам, манчестерские кураторы относят себя к культурным марксистам, и борются они с «тяжеловесным» и «репрессивным» в искусстве: хочу им напомнить о работах их идеолога Альтюссера (структурного марксиста), который писал о художнике «реального абстрактного», изображающего «в смысле, который предстоит уточнить, реальные отношения (как отношения, они необходимо абстрактны) между «людьми» и их «вещами» или, скорее, если угодно придать этому слову более сильный его смысл, между вещами» и их «людьми»». Отношения, а не их отсутствие: учите своих классиков, кураторы. И верните картину на место.

Хотя с вами художественный спор у нас точно уже не получится.
UPD. Картину вернули на место (под давлением общественности), но расслабляться рано: это не последнее наступление идиотов на искусство. Ну и картинка в тему:

Транксрипт интервью радио «Свобода»

А вот и транскрипт нашего интервью. Можно почитать.

Манчестерская галерея: закрытый диалог об открытости

Весь день страшно болит голова (возможно, это действие лекарств, которые я принимаю), и поэтому подробно написать о ситуации вокруг Манчестерской галереи, которая убрала из выставочного зала полотно Уотерхауза «в защиту диалога и новых прогрессивных ценностей» (а еще для пиара какой-то посредственной художницы) я пока не могу. Повешу здесь свой меморандум, который пыталась запостить на сайте галереи с переменным успехом (пост уже сутки ожидает премодерации) и еще раз искренне восхищаюсь новой фейсбучной френдессой Соней-лемуром, которая не только запостила прекрасный ответ новым пуританам, но и начала кампанию по возвращению картины на место (в дело, видимо, подключатся благотворительные организации, спонсирующие музей), которую я всячески поддерживаю.

Это мой фейсбучный пост:

So, here is my answer to the removal of “Hylas and the Nymphs” by JW Waterhouse from the wall of Manchester Art Gallery (I am posting a copy of this on their website as well)The removal of “Hylas and the Nymphs” by JW Waterhouse, an iconic work of the Pre-Raphaelite movement, from the wall of Manchester Art Gallery is one of the worst decisions (not to say “mistakes,” because mistakes are usually acts of spontaneous thinking, which was not the case here) ever made by a curator of a gallery, especially when the actual decision was covered by a certain pseudo-academic rhetoric: “we should start a dialogue,” or “how can we talk about the collection in ways which are relevant in the 21st century?”, or “it is time for an open critique of all past art”. Is it?

Так, с дедлайном для «Шахматовского сборника» расправилась (насколько успешно, покажет ближайшее время: требования ДММ я учла, а вот в описании источников, кажется, немного напутала, хотя и старалась, по возможности, этого избежать).

На очереди — Lovecraftian Proceedings! И пусть мне сопутствует удача.