В последнее время замечаю за собой нежелание отделять личность художника от его творчества — не хочется больше оправдывать подонков «красотой и самобытностью их таланта» (нужные пафосные элоквенции подставить). Не хочется любоваться на скульптуры и шрифты педофила и скотоложца Гилла, неохота обелять мудачество Элиота сложностью его особенно тонкой натуры: брошенную им жену это от сумасшедшего дома не спасло. Впрочем, субъективизм и здесь играет не последнюю роль: если не пил-не бил, а был занудой, то и ладно, а если жрал близких за глупость или некрасивость, или попрекал орущими детьми, то сколько ни читай потом внутренних монологов и рассуждений о смысле жизни, тошнить не перестает. Здорово, что можно себе позволить быть не только филологом/историком/искусствоведом, но и человеком.