Баварская пышность Мюнхена окружает со всех сторон: вчера малодушно словила себя на чеховской мысли о послеобеденной неге: развернешь газету, а «там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел — читаешь, оно и приятно» — потом лениво идешь по знойной и тихой Гогенцоллернштрассе к университетскому саду в горячих солнечных пятнах.
Представляю, как хорошо здесь жилось и писалось Тютчеву с его непроизносимой для местной светской публики фамилией.
***
Вертлявый официант вчера неожиданно расхохотался, когда вернулся со счетом («а? что? карта? а где она, где она?») — напомнил набоковского пианиста Бахмана с его мюнхенским же приступом, когда он, Бахман, порывисто выбежал на сцену и, выкрикнув что-то нечленораздельное, показал залу кукиш.
***
Память выхватывает из образа города неравномерные куски — шпили Фрауенкирхе, брусчатку, ведущую к Мариенплатц, университетские таблички, длинное южнонемецкое «Халло», претцели, сдобу, лица студентов, сидящих на каменных львах, собственную очевидную и от того приятную отстраненность.
No comments :
Post a Comment