Вчера вечером вдруг до дрожи, до скрежета зубовного захотелось овсянки — такой, какую варила бабушка: овсянка получалась у неё ни густой, ни жидкой, а прекрасно-вязкой, с отдельными крупицами, которые приятно перекатывались на языке.
Вскочила со стула, мигом пролетела два лестничных пролета, вбежала на кухню, за секунду нащупала в шкафу в глубине средней полки неказистый бело-голубой пакет “Scottish porridge”, дрожащими от нетерпениями руками всыпала содержимое (ни много, ни мало) в стеклянную огнеупорную посудину, плеснула на глаз молока из бутылки, добавила щепоть соли и сколько-то там сахару — то ли пол чайной ложки, то ли пол столовой, да фиг с ней, какая разница, взболтнула секунду — и быстро, быстро! — отправила в микроволновку на три минуты, пританцовывая около неё босыми ногами от вожделения. Три минуты показались вечностью, но раздался победный машинный писк, и если бы проводились всемирные олимпийские игры по вытаскиванию горячей посуды из печки, я стала бы чемпионкой во веки веков — каша была готова!
Она была божественной. Она получилась в точности такой же, как у бабушки. Она клубилась дымом, тяжело переливаясь из стеклянной посудины в тарелку, а я бросила сверху крошечный кусок сливочного масла, которое не ем много лет, но какая овсянка без масла, это же идиотство — есть восхитительную овсянку без масла, она сказала масло, отличнейшее масло, — брусок мгновенно растаял, и я, обжигаясь и держа тарелку на лету, с жадностью съела её всю без остатка.
Сегодня утром поглядела на забытый бело-голубой пакет, оставленный на стуле в кухне, с удивлением, и механически убрала его в шкаф.
No comments :
Post a Comment