- Помнишь, Сережа рассказывал нам про Джоконду?- Помню.- Ведь никому от нее ничего не надо.- Ведь верно?- Верно.- Помнишь, Сережа сказал, что надо смотреть на нее долго, запомнить ее всю и потом носить с собой целую жизнь.И тогда все будет хорошо. ©
Кадр с юной Друбич, как будто наброском из прерафаэлитских тетрадей или из блокнота Нади Рушевой, тонкой, невероятно-прекрасной Друбич, чьи волосы, увенчанные короной из полевых цветов, купались в переливах солнечного света, и молодой застенчивый вожатый Сергей Шакуров, и влюбленный мальчик с тяжелыми глазами (у многих соловьевских главных героев нет-нет, да и проявится этот задумчивый, по-тютчевски угрюмый, тусклый и сметающий все барьеры взгляд из кадра прямо в нас, зрителей – перекличка с гиперреалистическими сценами у Годара и Шаброля), и атмосфера нервной утонченной жизни, которая возможна только если ты молод, полон сил и надежд, и неважно, что там впереди, потому что все будет как нужно, – я редко пересматриваю «Сто дней» из-за этой ослепительной невыносимости его красоты, но воспоминания о нем гнездятся где-то в недрах сознания, высветляя самые темные уголки погреба памяти.
«Наследница по прямой» и «Станционный смотритель» открыли для меня, ребенка, визуальный мир камерной любви к Пушкину, в которой много радости и горечи, невозможных друг без друга:
Не спрашивай, зачем унылой думойСреди забав я часто омрачен,Зачем на все подъемлю взор угрюмый,Зачем не мил мне сладкой жизни сон.
«Асса» — не только гимн позднесоветскому андеграунду и контр-культуре, это одновременно и летопись, и пастиш нашей странной и отчаянной юности, которая ведь тоже была немного fin de siècle: “we live inside a dream”, – все время хочется закричать вслед за Боуи у Линча, когда смотришь на зимнюю ялтинскую канатную дорогу и двух чудесных глупых детей, с которыми хочется себя бесконечно ассоциировать, ведь для них нет старости и смерти.
И тогда все будет хорошо.
Светлая память Сергею Соловьеву.
No comments :
Post a Comment