Сегодня 80 лет со дня смерти Любови Дмитриевны Менделеевой-Блок. 

За все годы работы над блоковской темой мое отношение к ней поменялось с равнодушно-неприязненного* на сочувственное и уважительное: я совершенно искренне восхищаюсь ее умом, цельностью, прямодушием и стойкостью, которые подчас обходились ей слишком дорого. К сожалению, до сих пор мало кто знает, как хорошо она была образована — закончила Бестужевские курсы, училась на курсах драматического мастерства А. М. Читау, а ее книга о классическом балете, написанная уже в зрелости, изучается всеми сколь-нибудь серьезными историками танца и по сей день. И актрисой, несмотря на все наветы, Любовь Дмитриевна была отличной, иначе не продержалась бы в мейерхольдовской труппе и дня, и не получила бы ангажемент на спектакли в териокском театре. 

Пока мы работали над блоковской перепиской с ней, не только меня, но и моих любимых коллег каждый раз по-хорошему удивлял ее дар рассказчицы — писала она легко и непринужденно, но при этом очень увлекательно и красочно. В отличие от тяжеловесных («теоретических») писем АБ, она чаще всего была стороной и рассудочной, и рассудительной: как известно, этот аспект — «приземленность» ЛДМ, которой по правилам символистского общежития полагалось быть «спекулятивной идеей», а не человеком из плоти и крови, очень раздражал даже самое ближайшее блоковское поэтическое окружение.

Когда началась Первая Мировая, именно ЛДМ оставила театр и стала сестрой милосердия на линии фронта — сутками ухаживала за тяжелоранеными, выполняя самую грязную и кровавую работу. И при этом писала Блоку хорошие и ясные письма, полные любви, заботы и поддержки.

Жизнь их с Блоком была трудной, и мне не нравится уже сложившийся за много лет тон обсуждений их отношений, имеющий мало общего с их жизнью и деятельностью обоих. Хочется верить и надеяться, что непредвзятость, в конце концов, победит: Любовь Дмитриевна этого, безусловно, заслуживает. Светлая ей память и Царствие Небесное.

_________________________

*во многом спровоцированного, конечно, ужасной книжкой Орлова, прочтенной в глубокой юности; если у кого в библиотеке все еще остался экземпляр «Гамаюна», мой вам совет — несите на помойку, ну, или вложите в том записку «как написать лживую и фальшивую биографию поэта и прославиться».