В наш последний день перед отъездом успели прогуляться еще на один рождественский базар прямо напротив церкви Сен-Жермен де Пре (внутрь попасть, увы, так и не смогли: церковь на реконструкции). Снова бродили вдоль лавок со сказочной снедью (которую, будь у нас двадцать пять пар рук и сто тыщ денег, скупили бы всю подчистую и закатили бы пир на весь мир для всех друзей, коллег и знакомых), с трудом отказались от глинтвейна (ну да, в тот момент мы проявили благоразумие — еще же метро, вокзал, паспортный контроль, и некоторое осоловенье в таком деле не помощник; через полчаса, впрочем, случился креп с кальвадосом), когда наткнулись на аккуратные горки макарун. Взгляд вначале блуждал не останавливаясь на кофейных, карамельных и ванильно-шоколадных, а потом устремился к радужному спектру, и как раз в этот момент худые руки в перчатках достроили последнюю темно-лиловую пирамидку.
Это был очень грустный мужчина, чем-то похожий на живописца Цугихаро Фудзиту с известного фото, где Фудзита позирует с котом. Человек был без кота, но с макарунами: он бережно выкладывал их из разноцветных пакетиков и сооружал макарунные укрепления, почти затаив дыхание.
Мне сразу захотелось купить у него миллион штук: сошлись на шести. «Только вы, — сказал печальный макарунный мужчина по-английски, — постарайтесь съесть сегодня светло-лиловую (черничную) и темно-лиловую (фиалковую), им нельзя долго... А вот эту, манговую, рыжую (он назвал ее не “orange”, но “ginger”) нужно будет съесть завтра — надо, чтоб в ней установилась внутри манговая муссовая патока». На прощанье он дал нам по манговой макарунине просто так, и в этот момент стал похож на печального инопланетянина, который продал путешественникам с Земли Говоруна.
Прости нас, печальный человек: макаруны мы пока что так и не съели, но, кажется, они не испортились, а вполне себе живы и разноцветны.
No comments :
Post a Comment