В этот день 138 лет назад в юмористическом журнале «Стрекоза» вышла в свет первая чеховская публикация (отправил он ее раньше, в декабре предыдущего года, но номер увидел свет только в марте). 

Я помню, как менялось у меня отношение к Чехову на протяжении жизни: в раннем подростковом возрасте — любовь и принятие, когда в моменты рассеянности («Что бы почитать, на чем сосредоточиться?») рука сама тянулась к его многотомнику, я открывала книги на любой странице и читала чуть не с первого попавшегося места. Мне нравилась дурашливость его первых историй («ты картина, я портрет, ты скотина, а я нет»), все эти гимназисты-беглецы в Америку или просто беглецы, как мальчик Пашка из одноименного рассказа («А у него, братишка, воспа»), мелкие чиновники, их нелепость и необыкновенная узнаваемость, будто и не было никаких ста лет и ничего, в общем, существенного в человеческой породе не изменилось (собственно, так и есть).

Потом я начала взрослеть, и Чехов стал пугать меня спокойным отсутствием счастья и безысходностью, очевидной даже на фоне остальных классиков: безусловность его «и солнце, положенный круг заходя, закатилось» было таким сильным, а неприглядность и слабость «плохих хороших людей» такими очевидными, что ни один современный экзистенциальный классик с его алкоголизмом и поисками себя ему до сих пор не годится в подметки. О чеховской хирургии написано много, повторяться незачем, скажу одно: в кризисные моменты, когда все катится в тартарары, и мне приходят на ум сестры и Чебутыкин с его тарарабумбией, и Соленый, и все остальные, я гоню их от себя прочь. Уж лучше «[...] Когда глаза слипаются и во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел — читаешь, оно и приятно».