Что-то давно я не постила никаких воспоминаний. А число их, меж тем, не убывает, а вовсе даже наоборот — произрастает и колосится возрастает по экспоненте (О друг мой, Аркадий Николаич! — воскликнул Базаров. — Об одном прошу тебя: не говори красиво).
В общем, вспомнилось мне сегодня, как печатался мой диплом. Дело было в далеком уже 97 году, я писала его в исступленье, войдя в филологичесий транс раж и так из него и не выйдя, все продвигалось довольно бойко, когда стало известно, что диплом должен быть набран на компьютере и никак иначе — никаких тебе корявых каллиграфических "от руки" или робких "на машинке".
Ну что, скоро сказка сказывается, да не бывать тому в одночасье: девушкою я была старомодной, никаких компьютеров у меня отродясь тогда еще не водилось, все университетские семинары по информатике были мною робко и бездарно просижены безо всякой очевидной пользы (как, впрочем, и вреда, что отрадно), но благоговенье перед ЭВМ мне было внушено совершенно безотчетное.
С восхищением взирала я на компьютеры, бывая в гостях у друзей: счастливыми обладателями электронных печатающих устройств с экранами (как я их тогда себе представляла) было отсилы человека два-три. И то сказать — у нас ведь не столица, а вещь-то ведь сугубой ценности. И вот в гостях же я упомянула о своих затруднениях — мол, диплом готов, да только куда податься его набирать, это же, поди, в типографиях стоит бешеные тыщи, а не отвертишься, потому как рукописный вариант никак не прокатит...
С восхищением взирала я на компьютеры, бывая в гостях у друзей: счастливыми обладателями электронных печатающих устройств с экранами (как я их тогда себе представляла) было отсилы человека два-три. И то сказать — у нас ведь не столица, а вещь-то ведь сугубой ценности. И вот в гостях же я упомянула о своих затруднениях — мол, диплом готов, да только куда податься его набирать, это же, поди, в типографиях стоит бешеные тыщи, а не отвертишься, потому как рукописный вариант никак не прокатит...
— Да какой разговор! — мгновенно отреагировали друзья. — Горю такому нетрудно помочь: у нашего общего знакомого жена пока в декрете сидит, ребенок подрос, а ей немного скучновато, вот она тебе текст на компьютере и наберет. Набирает она быстро — когда-то закончила курсы машинисток — договорись с ней о цене за работу, и все будет готово. В лучшем виде.
Сказано — сделано. В назначенный день я встретилась с девушкой (назовем ее О.), показала ей рукопись, мы договорились о расценках, которые, к моему счастью, оказались совсем небольшими, и о сроках: О. пообещала набрать текст за неделю.
— Только у меня к тебе будет просьба, — сказала О. перед тем как попрощаться. — Не могла бы ты переписать некоторые страницы? А то если я не буду понимать текст, придется тебя дергать лишний раз, а это усложнит задачу.
О. была права: почерк у меня и так-то был не ахти, а уж к последнему курсу и вовсе испортился вкрай, так что подчас я и сама не могла разобрать свои каракули. К тому же, я обнаружила в своих книжных закромах старый отцовский учебник по стенографии и частенько пользовалась стенографическими значками, когда писала лекции или готовилась к семинарам в библиотеке. Так было удобнее — но только мне, а никак не потенциальному читателю моих иероглифов. Поэтому я переписала самые страшные страницы (их набралось довольно много, но сроки поджимали, и я сделала это довольно быстро) и в назначенный день отдала папку с рукописью О.
О. управилась в срок, позвонила мне и попросила приехать, чтобы вычитать текст перед тем, как его распечатать: жила она довольно далеко от меня, но какое это имеет значение, если для дела!..
Я незамедлительно приехала, и мы сели вычитывать.
Это было прекрасно.
То есть, это было ужасно, потому что мне все время казалось, что экран мельтешит, строчки скачут, а свой текст я не узнавала, хотя О., конечно, не изменила в нем ни слова. Были какие-то незначительные опечатки и сложные слова, которые почему-то подчеркивались красным, но в целом это было захватывающее предприятие. Наконец, мы дошли почти до самого конца, и вдруг О. стыдливо сказала:
— Все-таки ты удивительными вещами занимаешься. Все эти стихи Блока.. Ну, они такие странные!.. Я как-то никогда его не читала, а у тебя он цитируется постоянно. Хороший поэт, но непонятный!
Я ответила что-то стандартное — мол, поэзия Блока и ценна тем, что в ней много смыслов, — когда О., выждав небольшую паузу, спросила:
— А почему он так странно написал о мухе?
— ?? О Музе, может? "Есть в напевах твоих сокровенных..." — ты это имеешь в виду?
— Да нет, — О. досадливо морщится, — это я у тебя помню, какие-то там ямбы, или как их. Нет, вот о мухе, дальше у тебя тут.
Я в недоумении пытаюсь вспомнить, почему у поэта Блока не заладилось с мухами, но ничего путного в голову мне нейдет, когда О. победно восклицает:
— Да вот же! Гляди! О мухе!
И тут же вижу на экране:
Я ухо приложил к земле.
Я мухи криком не нарушу.
Ты слишком хриплым стоном душу
Бессмертную томишь во мгле!
О. торжествующе глядит на меня — вот, мол! а ты говорила! — и через секунду непонимающе следит за мной взглядом, видя, как я скрючиваюсь от хохота.
Нет, воистину, утонченный Блок никогда бы не смог потревожить даже такое бесполезное, а вообще говоря, даже и вовсе вредное насекомое, как муху, криком, ей-же-ей! Я в этом просто уверена!
...А диплом мы потом распечатали, и я его защитила, но это уже совсем другая история.
No comments :
Post a Comment