Я часто раньше писала о том, как начала читать Блока, и вряд ли имеет смысл повторяться: многое уже сказано. С утра, мучаясь головной болью, вспомнила вдруг стоявший в коридоре на средней полке неудачный бежевый шеститомник издательства «Правда» из детства. Когда он был выпущен — кажется, в самом начале семидесятых? (классические гихловские восемь томов появились в моей жизни позже), — с ужасно безвкусными, как под копирку сделанными иллюстрациями Глазунова, чьи большеглазые гуманоидного типа героини не имели к блоковской поэзии, конечно, никакого отношения. Зато там был сомовский портрет Блока, который часто полагают провальным — сам поэт от него был далеко не в восторге, да и пленительный Анненский разразился не самыми лучшими своими стихами о «беломраморном обличье андрогина» с жуткими зарифмованными «грезы-слезы» (четверостишие, к несчастью, приобрело широкую популярность, и его обычно цитируют по поводу и без, как, впрочем, это обычно и бывает) — но портрет безусловно-хорош, ведь Блок глядит на зрителя тяжелым сонным взглядом будто сквозь толщу воды, как болотный царь, кем он в русской поэзии, собственно, и стал.
Болотность Блока, его вязкая магия и томность, его спокойное упрямство и обособленность от теургов, или аргонавтов, или хранителей Третьего Завета — назовите любого, кто властвовал тогда над фан-де-сьекльными умами, — сделали его тем самым Блоком, который стал первым среди поэтов, хоть можно и спорить, что были и тоньше, и изысканнее, и, может быть, умнее и изощреннее.
Блоковская гордая без принуждения самость превратила его в поэтического одиночку, и он вовсе от этого не страдал — принимал как должное.
Блока до сих пор переводят плохо и мало, и надо бы заняться этим и сделать так, чтобы он занял полагающееся ему место рядом с Бодлером, Суинберном и Мейкеном, потому что он им равен во всем. Нужен только талант, чтобы он зазвучал в переложении других голосов так, как он звучит по-русски, то есть, незабываемо, и тогда в мире станет больше мрачной красоты.
No comments :
Post a Comment