Первый день последнего месяца осени. Мистер Макменами делал слепки с моих челюстей и пел, и насвистывал все хиты восьмидесятых и ранних девяностых вслед за радио — там в местную угадай мелодию позвонил растерянный человек и пытался распознать знакомую музыку. У него ничего не выходило даже несмотря на подсказки ведущего, а мистер Макменами, упреждая его ответы, выводил разочарованные рулады (по-моему, он и свистит с глазвегианским акцентом). Бзз дрелью — we are the champions, my friend. Почему-то именно репертуар Квин всегда удается мистеру Макменами лучше всего.
Позже шла по Burnside avenue и впервые за эту осень увидела, как кружатся листья — завихряются клены, березы и сикоморы, звучат как настоящее изобретение Гебаряна, которое даже Сарториус держал в шкафу. В небе висит дождевая взвесь, у меня онемела правая сторона лица, и я немного беспокоюсь, не очень ли это заметно со стороны — всматриваюсь в черный экран блекберри. Вроде бы, нет — кажется только, что у меня сильнее напряжены лицевые мускулы справа, но если не вглядываться, то ничего особо и не видно. Я иду и думаю о том, что мне нужно переписывать статью и работать над новой, а еще прочесть то и это и еще вон тех, и написать рецензии, и много отложенных в долгих ящик блогпостов, и надо бы составить план, в каком именно порядке все это делать — а хочется просто идти и рассматривать оставшиеся после Хэллоуина украшения на домах и в палисадниках — тыквы с ехидными мордами (одна была очень искусно вырезана в виде бертоновского Джека Скеллингтона), висящего на крыльце скелета в добротном шерстяном костюме (всего-то две дырки на правом локте), пауков и ведьмачьи шляпы.
Я все как-нибудь допишу и прочту, остаток осени мне в помощь.
No comments :
Post a Comment