Читаю в “Дневнике” Тарковского 70 года:
Выбрали натуру для Дома Кельвина. По-моему, очень хорошую. Вётлы, пруд. В другом месте — река с такими же вётлами. Надо начинать строить декорации. С актерами у меня все в порядке. Ярвет и Банионис — замечательные актеры.
Тарковский любил прозрачные пейзажи, и ивы с ветвями, похожими на серебристо-зеленые текучие водоросли — такая же неотъемлемая часть окрестностей Дома Кельвина, и, шире, дома-земли, как и внезапный сильный дождь, и мокрый луг, и лошадь, которая напугала сына Бертона, и деревянные окна, через которые на Криса смотрит отец. Гринько в этом фильме удивительно напоминает мне моего деда: поворот головы, полуулыбка, да и окрик — “Кр(ы)ис!”, могущий показаться смешным, но не смешной, а трогательный, родной, украинский, очень уместный в сцене разговора отца и сына.
Здесь, в Кембридже, есть одна тихая улица — не улица даже, а тупик под названием Burnside: сюда можно попасть, свернув с оживленной дороги с двухполосным движением; ты повернул на Burnside, и шум от машин почти мгновенно утихает. С правой стороны — поздние викторианские постройки, часто с третьим (избыточным) этажом, а слева стена из ив, за которой как раз пруд. Ивы, ветлы, необычно-высокие, и их ветви похожи на нестрашные тонкие щупальца: в их сплетении много сонного и туманного. Все кажется, что в этой части улицы — вечный ранний рассвет, и Тарковскому бы здесь непременно понравилось.
No comments :
Post a Comment