Сочельник

У англикан сегодня Теофания, или Epiphany, когда волхвы, наконец, дошли до Божьего Младенца:

‘A cold coming we had of it,

Just the worst time of the year

For the journey, and such a long journey:

The ways deep and the weather sharp,

The very dead of winter.’

‑ соседи тихо снимают с дверей рождественские венки, убирают адвент-окна, а кто-то уже выкидывает и елки (видела их, все таких же пушистых и нежно-зеленых, в сенях Пемброк колледжа и на открытой веранде Питерсфильд-паба), а я же чувствую, наконец, что идет настоящий Праздник: Сочельник уже совсем близко, и я готовлюсь к нему с прежней детской радостью.

В Запорожье в это время уже ходили по домам колядующие и пели колядки и щедривки -

Сію, сію, посіваю, 

З Новим роком вас вітаю! 

Зичу щастя, гаразди, 

Щоб не було в вас біди!

‑ бабушка вскакивала с кресла, неслась на кухню, к загодя приготовленным мешочкам с конфетами и пятаками, приговаривая: «Батька, открой, ну они ждут же!», и дедушка торжественно и не спеша шел к двери, а на пороге уже стояли соседские мальчишки и ждали гостинцев — «Дайте, тітко, ковбаси!» вскрикивал кто-нибудь из них, и мы смеялись.

Потом мы с бабушкой делали кутью (мы никогда не называли ее сочивом, только кутьей) — из круглозернового риса в сладкой подливке из вишневого варенья, утыканного крупным изюмом, с корицей и гвоздикой, я просила маленькую ложечку, но бабушка строго говорила нет, нельзя, только после полуночи, когда Христос народится.

В рождественские вечера моей юности почти всегда было холодно и морозно, и «Добрий вечір тобі, пане господарю» тепло разливалось в застывшем воздухе. И сегодня — в другой стране, под другим небом — будет так же.

С наступающим Рождеством, друзья.